может, нас не убьют, как думаешь? — некоторое время спустя жалко спросил Мурад.
— Говно, — отчеканил Гридин. — Эх, а я думал, что ты…
Они лежали в разных углах, прикрепленные наручниками к трубам отопления.
Глава 5
К вечеру у Портнова действительно возникла охота поговорить. Пленников вновь приволокли в большую комнату, усадили на стулья. И оставили наедине с широколицым.
— Что вас сюда принесло? — спросил он.
— Да мы денег хотели занять. Вот у его друзей, — кивнул Мурад на Леньку. — Мне уезжать надо… домой хочу…
— А зачем меня искали?
— Никого мы не искали.
— А к мамаше Зине кто приходил?
— Я. Не хотелось с вами встречаться. Думал, узнаю, где вы, а потом поедем. Но она не сказала.
— Врешь!
— Клянусь! Клянусь здоровьем, не вру!
Портнов достал пистолет и выстрелил в пол между ног Сафарова. Мурад дернулся, едва не свалившись на пол. На звук заглянул один из боевиков.
— Я тебя звал? — повернулся к нему Портнов.
Парень исчез.
— Да, клянусь, чем хочешь поклянусь! Не вру я! — воскликнул Мурад умоляюще. Тело его крупно дрожало.
— Да… тогда ты получше выглядел, собаку убил… а против людей… слабаком оказался… Ну, лад-но, я сам куплю тебе билет.
— Ку-куда?
— В Ташкент. Ты ведь туда намылился?
— Да, я….
— Заткнись! Вам, корешки, предстоит выполнить очень важное задание. Ты, — он ткнул стволом в Гридина, — созвонишься с одним человеком. Его зовут Аркадий Николаевич. Договоришься о встрече. Тебя к нему отвезут. Скажешь, что направил тебя дядя, у которого лежат все подлинники бумаг из сейфа ресторана «Свеча», и еще он много чего знает. Дядя этот добрый, сообщать никуда не хочет, но требует пятьдесят процентов от прибыли или соответствующее отступное. Потом вернешься и мне доложишь. Вот для тебя письменная инструкция. Чтобы слово в слово повторил.
Портнов согнутым в крючок пальцем стукнул по лежащей на подлокотнике тетрадке и добавил:
— Выучи как «Отче наш». Ошибешься — разом на тот свет, и не один, а вместе с горячо любимыми престарелыми родителями. Рядом будут мои люди. На протяжении всего путешествия. Понял?
— Не поеду! — буркнул Ленька.
— Это не тебе решать, — заметил Портнов. — В армии служил?
— Да…
— Вот. И у нас здесь как в армии законы — не хочешь — заставим. А ты, мент чучмекский, свяжешься с Якубовым. Покажешь ему копии бумаг и той пленки, что ты надыбал. Как тебе, говнюку трусливому, это удалось — ума не приложу, наверное, у какого-нибудь подчиненного славу захотел стибрить. Ну, ладно. Предложение к нему аналогичное. Теперь главное: меня описывать не рекомендую. Все равно не поверят. А пулю схлопочете в момент. Итак, запоминайте оба. Послал вас, значит, высокий худощавый мужчина с усами черного цвета. На лбу у него косой шрам от правой брови вверх, к виску. Нос прямой, глаза карие. Смуглый. Звать — Серажутдин, люди называют — Серый. Все ясно? Ну и хорошо. Пожрать вам сейчас дадут. Потом выучите инструкции.
* * *
После всех обрушившихся на него открытий Анатолий Валентинович Каретников изменился в корне. Он рассчитался в институте, благо денег теперь, по его мнению, было в достатке. Оформляя увольнение, профессор осторожно пытался выведать у коллег, имеют ли они какое-нибудь представление о самостоятельной воле безгласных вещей и их способности влиять на жизнь человека. А также об умении предметов накапливать информацию и делиться ею друг с другом. Нет, конечно, никто даже не догадывался об этом. Мало того, некоторые смотрели на Анатолия Валентиновича со странным интересом. Темные людишки. Что с них взять? Хотя, если быть справедливым, и ему все это стало доступно совсем недавно. О собачьих глазах политиков Каретников даже не заикнулся. Не время.
Разбитый торшер пролежал внизу под окнами дома всего день. Потом исчез. Стол и шкаф, после того, как их замыслы оказались разгаданы и найдено средство борьбы с ними, изредка неуверенно поскрипывали, словно расщепленные бурей деревья в лесу. И всего лишь. Анатолий Валентинович хотел вызвать грузчиков из мебельного магазина и попросить вынести зловредные вещи, но отложил — были дела важнее. Неожиданно, а скорее вполне закономерно, под воздействием замысловатых векторов творящихся вокруг него событий, он постиг свое главное предназначение. Да, какую бы банальную окраску не носило сие утверждение, но его звала политика! Именно здесь он принесет наибольшую пользу людям. Ведь для чего вступают в эту мутную воду? Только лишь ради одной цели — оказания помощи ближним своим! Может быть, нет, не может быть, а наверняка, он — единственный среди живущих, кто способен различать суть вещей. Но об этом надо молчать. До поры. Она придет, но нескоро.
Вот почему так много в последнее время техногенных катастроф? Падают, тонут, сталкиваются, взрываются, рушатся и врезаются во все, что попало. Ученые и инженеры головы ломают, придурочные астрологи и колдуны зарабатывают на предсказаниях и амулетах, а кто-то наживает политический капитал нытьем о повальной изношенности техники и ее причинах. А дело все в том, что созданные человеком предметы уже давно живут своим тайным житьем. Они имеют собственную волю, память и намерения, что приравнивает их к личности. Они делятся на лагеря. Некоторые ненавидят своего творца и всегда готовы вредить ему. Другие нейтральны, у них какие-то свои заботы. Но есть и расположенные к человеку. Если специально отбирать вещи, симпатизирующие людям, и только из них создавать устройства повышенного риска, число аварий можно свести к нулю! Да! Вот в чем колоссальный ресурс сохранения жизней! Профессор несколько дней специально бродил по городу, заходил в разные мастерские, автосервисы, магазины. И убедился, что лучше относятся к человеку вещи новые. С возрастом их нрав портится. Но и в рядах новоиспеченных встречаются отъявленные враги. Он заглянул на одну из многих столичных фабрик. Там главным инженером работал его старый приятель. Цель посещения Каретников туманно мотивировал выявлением исторических параллелей. Хочется ему, якобы, провести сравнительное исследование образа рабочего старой мануфактуры и труженика современного машинного производства.
— Больше вашим ученым головам не о чем болеть, — вздохнул главный инженер, но не отказал.
Во время экскурсии Анатолий Валентинович обратил внимание приятеля на один из станков. От громоздкой металлической конструкции веяло тем же мрачным ненавистническим духом, что от письменного стола или шкафа, когда их нездоровая злоба была в расцвете. Профессор не удержался и высказал мнение, что от этого устройства можно ждать беды и его нужно обязательно выбросить.
— Какой еще беды? —