а выходные, —
сказал Гейдж. — А тебе дорога каждая секунда. Алекс.
— Я пойду с ней, — предложил Люк.
— Ни в коем, черт побери, случае...
— Ты, должно быть, шутишь.
Люк набрал полную грудь воздуха, пока его сводные братья и сестра на все голоса
приводили доводы за то, что он д
олжен оставаться в
с
тороне.
О б
оже, с
емья, да скажите
же то, что вы чувствуете на самом деле.
Алекс погладила его по руке.
— Спасибо, Люк, но ты не сможешь удержать свой нрав в узде, а прямо сейчас мне
нужны рядом холодные головы. Особенно, если мне придется разговаривать с ним.
В смысле, с мэром? С каких это пор у его сестры разногласия с Купером? Люк хотел
расспросить поподробнее, когда Уайатт обрубил на корню его вопрос холодным взглядом.
— Я позабочусь о ней.
Люк кивнул.
— Просто не допускай, чтобы над ней издевались, Уай.
Гейдж обнял сестру.
— Мы разберемся с этим.
Алекс промолчала, только позволила Гейджу крепко прижать себя к груди. Затем она
кивнула и направилась к двери, выглядя так, словно собиралась на расстрел на рассвете.
— Подвезти, Кинси? — бросила она через плечо.
— Вероятно, мне следует приехать отдельно.
И о чем это все говорило? Трудно понять, какой именно аспект бесил Люка больше
всего: тот факт, что его сестра плыла по реке из д
ерьма с
о с
ломанным веслом, и
ли то, что
какие бы отношения ни начались между ним и Кинси, они, казалось, ускользали из его
рук, как песок.
Алекс вышла вместе с Уайаттом, оставляя Кинси и Люка одних в холле.
— Полагаю мы снова по разные стороны, — сказал Люк, зная, что ему не следует
винить ее, но испытывая необходимости произнести это вслух.
Кинси выглядела уязвленной.
— Здесь мы в одной команде. Мы все р
аботаем на город Ч
икаго. и с
ейчас о
н находится
под угрозой со стороны внешних сил.
Он полагал, что это была одна из возможных точек зрения.
— Но когда дело дойдет до драки, в итоге будет растоптана Алекс.
— Люк, она облажалась. Покрупному. Я сделаю, что смогу, но город не может
позволить себе начать судебный процесс с подобными Сэму Кокрэйну. Ктото здесь
должен заплатить, и это не будет мэр.
— У
нее есть х
арактер. Е
е л
ояльность выше р
азумного. Э
та семья значит в
се для н
ее, —
он ударил кулаком по стене. — Обычно я на вызове в эту смену, но расписание
изменилось изза отстранения. Если бы я был там, ничего подобного бы не случилось.
— Или, может быть, мы сейчас воздвигали бы надгробие над твоей карьерой, — она
открыла дверь.
— Кинси… — слова застряли у него в
горле. Время, которое они до сих пор п
роводили
вместе, было удивительным, каждая минута, как бесценный подарок. Сейчас б
ыло похоже
на то, что между ними образовался разлом. — Просто… позже.
Прижавшись губами к его губам и коротко кивнув, она вышла.
*** Рано утром д
вижение было свободным, ч
то с
делало дорогу К
инси в т
акси к дому мэра в
фешенебельном районе Линкольн Парка быстрой. Слишком быстрой. Хоть она и
останавливалась, чтобы выпить кофе и дать им фору, все равно приехала о
дновременно с
Уайаттом и Алекс. Плохо. Ее профессиональная преданность принадлежала городу
Чикаго, но ее сердце было с Дэмпси.
С одним из Дэмпси, в частности. Ей не понравилось то, как Люк смотрел на нее в
кухне, словно оценивал врага, а сейчас ей надо было сыграть роль для мэра. Совмещать
эти два мира становилось все тяжелее и тяжелее.
Прежде, чем Уайатт и Алекс выбрались из своей машины, Кинси взбежала по
ступенькам к особняку Эли, увитому плющом, и позвонила в дверной звонок. Дверь
открыл Эли, выглядящий устало, угрюмо и так повседневно, как она никогда его не
видела, в футболке защитного цвета, пляжных шортах и кроссовках.
— Кинси, — выражение его лица помрачнело при виде Дэмпси.
— И это все? — спросил он Алекс. — Я думал, ситуация будет расценена, как
достаточно серьезная, чтобы оправдать присутствие всей вашей семьи, мисс Дэмпси.
— Мы не хотели подавлять вас, — ответила Алекс, проходя внутрь не дожидаясь
приглашения. — Уайатт здесь, чтобы убедиться, что все будет честно.
Будто из ниоткуда, огромный ч
ерный п
ес п
рыгнул на А
лекс и п
однялся н
а з
адние лапы,
став почти таким же высоким, как она. Рассмеявшись, она потрепала его за уши и
опустила на землю.
— Кто ты, большой мальчик?
— Это Шэдоу, — ответил Эли тоном, наполненным гордостью. — Он ужасный
сторожевой пес, потому что всех любит, — мэр протянул руку Уайатту. —
М
истер Ф
окс.
Я так понимаю, вы служили в 3/5. “Темная лошадь”
[1]
.
Рожденная в семье военных, Кинси знала, что он имел ввиду батальон морских
пехотинцев, в котором служил Уайатт, и его название. Двое мужчин обменялись
понимающими взглядами и пожали руки, а затем Эли развернулся и пошел вперед, давая
им понять, чтобы следовали за ним.
Кинси никогда прежде не была в доме мэра, но знала, что это был дом, в котором
прошло его детство, а также место, где убили его родителей. На всем пути до кухни был
развешаны фотографии, в основном Эли еще ребенком, окруженного родителями и с
гордостью демонстрирующего трофеи и пойманную рыбу. Счастливые воспоминания,
разбитые вдребезги бессмысленным актом н
асилия, когда о
тец Эли, п
рокурор о
круга Кук,
был застрелен боссом мафии, против которого он вел дело.
У Кинси в голове не укладывалось, как Эли мог все еще жить здесь. Встретив
ошеломленный взгляд Алекс, она поняла, что была не одинока в своем непонимании.
— Присаживайтесь, — распорядился Эли, махнув рукой на широкий обеденный стол в
приятно обставленной кухне. Солнечный свет проникал ч
ерез жалюзи, ложась н
а комнату
яркими полосами.
Все уселись, в том числе и пес, который компанейски растянулся у ног Эли. Мэр
вернулся к тому, чем занимался до их прихода, и продолжил готовить кофе. Только
отмерив, засыпав и нажав на кнопку старта кофеварки, он снова обратил внимание на
веселую маленькую компанию.
— Итак, ты переметнулась на другую сторону, Кинси, — проговорил он опасным
тихим голосом.
Именно этого она и боялась.
— Здесь нет сторон, мистер мэр. Только необходимость минимизировать ущерб,
нанесенный ситуацией, и убедиться, что город не понесет никакой ответственности.
— Говоришь как настоящий мастер пиарманипуляций, — он перевел свой свирепый
взгляд на Алекс. — О чем, мать твою, ты думала, Александра?
Насколько Кинси могла судить по своему ограниченному о
пыту, у
У
айатта Фокса б
ыло
два состояния: Холодное безразличие и Безумное раздражение, и выражения лица для
этих двух состояние были почти одинаковыми. Но после фамильярного обращения к