Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

Карен? – воскликнул Мартин, не жалея радости в голосе. Выхватил сигарету изо рта. Прирос к месту, но всем телом как будто кренился к ней, особенно ухмылкой. Только вот глаза этому противоречили. В них что-то встрепенулось. Панический обзор вариантов, быстрый выбор Энтузиазма. Дэвид, отвернувшись от актеров, все пропустил.

– Она самая, – улыбнулась Карен.

– Как же ты шикарно выглядишь! – сказал Мартин.

– Спасибо. – Она приняла комплимент с чрезвычайно благородной и сдержанной снисходительностью, подсмотренной у одной актрисы, игравшей кого-то из британской королевской семьи в сериале «Театр шедевров». Ее мать обожала «Театр шедевров» рабским обожанием человека, который считает себя культурным, но на самом деле его просто заводят костюмы. Карен годами насмехалась над ее рабским обожанием и все-таки продолжала смотреть постановки, чувствуя мать в своем нутре, как червя. А потом увидела серию, где актриса, игравшая кого-то из британской королевской семьи, свысока смотрела на какого-то мужчину и бросила скупое «спасибо» в ответ на какой-то комплимент. Сказала, как будто зажимая нос и одновременно так, будто делает тому мужчине огромное одолжение, но смутится, если он проявит благодарность. В этом была такая многослойная ласковая ненависть, что Карен – она, наверное, училась в колледже в этот момент – тут же вспомнился Мартин – да, именно он. Она вспомнила его Британские Культурные Различия, задумалась, вдруг не так поняла какие-то нормы поведения. А теперь и в самом деле говорит чопорное «спасибо» и ждет реакции.

Что она видела? Его взгляд бегал, как шарик при игре в пинг-понг. Похоже, он уже понял, что выход тут так просто не найдешь. Нервозность Карен перешла от кипящего и клокочущего состояния к прохладному, застывшему и глянцевому. Можно назвать это уверенностью – confidence, от латинского confidere, «иметь полное доверие», – а кто из нас не замечал, что уверенность бывает заразна. Взгляд Мартина так и метался пинг-понгом; у него хватало причин насторожиться – в конце концов, за ним следовала Скандальная Репутация. Но еще у него хватало причин заглушить чутье и искать любые основания для уверенности, какие попадутся. Конечно, он хотел нормализации. Какой преступник не хочет. И ослепительное «спасибо» от Карен так переполнялось знающим презрением, что почему-то чуть ли не заигрывало, и к тому же видно, что она улыбается. Она наблюдала, как Мартин берет себя в руки и цепляет свою лихую/плутовскую усмешку. Даже Дэвид, подключившийся с опозданием, решил, что между ними пробежал фриссон, и остался доволен. Фриссон – французское слово, означает «дрожь или восторг» и в этой стране вошло в обиход только в конце шестидесятых. А уж там, после сексуальной революции, оно понадобилось всем – или им хотелось, чтобы понадобилось. Мать Карен, в неглиже вместо дневной одежды, обожала слово «фриссон».

Карен, все еще улыбаясь, позволила Мартину чмокнуть ее в обе щеки, пока он одновременно нервно укорял Дэвида:

– Что ж ты не сказал, что мы встретим Карен?

– А он сказал, что я буду играть?

Тут уж Мартину пришлось подбавить Энтузиазма так, что он чуть потолок не пробил, но это так его нервная уверенность уговаривала, что на самом деле Карен с ним заигрывает, на самом деле Все В Порядке. Поэтому Карен и увидела: несмотря на все тревоги и сомнения, у нее с ним одинаковые версии.

Одинаково притворяясь, что это не так, они сели и наговорили друг другу с три короба бессмысленной лжи о прошедших двенадцати годах жизни, пока молодые актеры почтительно сменили кувшин воды на несколько кувшинов пива.

Затем все расселись и провели читку.

– В первом акте Док не говорит почти ни слова, – заметил после нее Дэвид, – и все же публике надо сложить о нем мнение – которое мы потом взорвем.

– Раз уж это моя роль, мог бы, блин, сам и добавить себе реплик, – ответил Мартин, вызвав смех у молодых актеров.

Дэвид продолжал рассказывать о перевороте персонажа, а Мартин перебивал его замечаниями типа «Вот же он жалкий балбес?», ловко маскируя от восхищающихся молодых актеров и Дэвида свою невротическую потребность в бесконечных комплиментах сложности его персонажа – ложная скромность, одетая в шутливую самокритику. Просто-таки виртуозная лазанья чувств, и все ели с аппетитом и отвечали Мартину ровно тем, что он и хотел: смехом и возражениями, что его персонаж вовсе даже не «балбес», а Собирательный Образ, а то и вовсе Иисус.

Вдобавок к разбору высококачественной брехни Мартина, который принес приятное избавление от стыда за свою молодую версию, считавшую его таким гением, Карен развлекалась, гадая: когда же хоть кто-нибудь из мужчин заметит, что она сидит рядом и не участвует в разговоре. Но они пили пиво, а она нет, так что они оперировали даже в разном времени.

– По-моему, мы должны увидеть пистолет в первом акте, – перебила она. – Как у Чехова. Если мы слышим ружье во втором акте, должны увидеть его и в первом.

– Вообще-то, он говорит, что если мы увидим его в первом, то оно выстрелит во втором. Но не суть. Классная идея, Карен.

– Могу представить, как Док, например, ищет что-нибудь под стойкой и просто достает пистолет, чтобы не мешал, – заметил один актер.

– У всех барменов есть оружие, – добавил другой.

– Правда? – спросил Мартин. – Вот сразу видно – хренова Америка. А в Англии – нет.

– Добро пожаловать в Хренову Америку.

– Может, он его выхватит, когда впервые приходит Девушка, и как бы стукнет по стойке – проваливай, а не то?..

– Мне нравится, – сказал Дэвид. – Только понадобится реквизитный пистолет, но он так и так нужен. Запись выстрела – это отстой.

– Я займусь, – сказала Карен.

Четверо молодых актеров планировали задержаться, чтобы послушать выступавшую позже группу, так что Дэвид, Мартин и Карен втроем вышли на раздолбанную улицу из бетонных плит, покрытых трещинами и поросших сорняками, среди других бывших складов, еще не переделанных в бары / пространства для выступлений. В нескольких кварталах от них проходила железная дорога, делившая город на плохую половину и хорошую; в хорошей, в нескольких километрах за глухим пустырем, виднелись опрятные силуэты центра, где еще работают светофоры. Дэвид мог бы припарковаться где угодно – тут где встал, там и парковка, – но все-таки остановился на этой запустелой улице прямо за Карен, так что возвращаться к машинам пришлось вместе. Спортивная машина с телефоном давно осталась в прошлом. В его нынешней машине в окне с водительской стороны вместо стекла был черный пакет для мусора. Остался в прошлом и завидный кабриолет Карен. Она водила практичную машину без единого пятнышка, которую Дэвид узнал только потому, что часто ее видел. Побитый тротуар и запустелая улица уходили в незримый горизонт. Над головой тянулась черная бесконечность. Здесь, на плохой стороне, не