Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

знала: нечего и надеяться, что Кевин забудет Сару. Когда она бронировала этот рейс в ЛА, специально ему не сказала, что в этот конкретный день пересечется с Сарой во время ее книжного тура. Не верила, что он не увяжется с ней. Не верила, что он не оспорит ее представление о Саре – итог большого аналитического труда – своим представлением, так и застывшим в янтаре детской влюбленности. Но у Кевина хотя бы было представление о ней в сравнении с нулевым представлением о нем самом у Сары, для кого хмельное воспоминание его имени – лишь очередная неожиданность в поездке.

– Кевин! О боже. Так значит, вы переехали в ЛА вместе? Как мило. Я помню, как вы были близки.

Да, были, но нет, не помнит. Ничего такого она не помнит. Карен снова улыбнулась, заказывая ей третий дайкири.

– Мы оба пожили тут какое-то время, и мне очень нравилось. Но я уже вернулась домой.

Сара поняла не сразу.

– Ты имеешь в виду наш город?

– Дом, милый дом.

– Ты там живешь? – Многооборотный голос Сары опустился на октаву. Она наконец забылась, и вернулась та саркастическая аура знания – необязательно интереса, но знания, – которую так хорошо помнила Карен. Сара как будто всегда знала. Не тебя, а то, что хотела знать ты. Теперь она словно видела их город на соседнем столике, будто множество грязных мисок из-под гуакамоле. – Не верится, что ты там живешь. Мне скорее верилось, что я сама там буду жить, а мне в это никогда не верилось. Ну и как там?

– Прекрасно. Совсем не так, как в нашем детстве. В смысле, то место никуда не делось, но я там уже не бываю.

– Как же я его ненавидела. Всегда чувствовала себя такой бессильной.

– Мы же были детьми. Откуда у нас силы.

– У тебя была. У тебя была машина.

И как же сияет в памяти Сары паршивая развалюха Карен времен старшей школы! Вот что среди прочего поразило Карен в книге: страдания Сары из-за машины Карен. Момент из тех, что поддерживал любопытство Карен к Саре, а не просто бесил. Если бы Карен занесло во фрейдизм – это ее слабость, – она бы сделала вывод, что в придачу к очевидной зависти к пенису (или к фаллосу? Фрейда она основательно подзабыла – все-таки не путайте, ее специальностью были танцы) тут бросается в глаза зависть к отцу, и машина Карен символизирует роль отца в жизни Карен – хоть и крошечную, но все-таки побольше, чем роль отца в жизни Сары, ведь она своего никогда не видела и даже не знала, где он живет. Здесь под «отцом» можно понимать мужскую заботу в любом проявлении. Смотрите, например, особую дружбу Сары с тем, кого мы зовем мистером Кингсли, и таинственный конец этой дружбы. Другой пример – любовь Сары к машине Дэвида. Телефон, на который он не отвечал, бардак на пассажирском сиденье. Ее оргазм в машине, потому что его нет рядом. В машине все символизировало нарушенное обещание Дэвида позаботиться о Саре, будто Дэвид не такой же долбанутый подросток или обязан был быть не таким. Почему за нее должен был отвечать Дэвид? А как же взрослые? И, как по сигналу, Сара спросила:

– Кого-нибудь из наших видела?

И под «нашими», знала Карен, она имела в виду именно Дэвида, и почувствовала удовлетворение оттого, что вечер идет именно так, как она предполагала, будто поезд по расписанию.

– Часто вижу Дэвида. Вообще-то мы с ним вместе работаем.

Еще одно наблюдение Карен о пьющих: их опьянение не нарастает постепенно, как снежный ком. В нем есть пики и провалы, замешательство и сравнительные прояснения. Хотя замешательства постепенно все больше, а сравнительные прояснения – все мутнее, до конца попадаются пики, когда пьяный думает, будто что-то понимает. Уверен, что не пьяный. На этом пике и находилась Сара, когда возникла тема Дэвида. Уже не пронзительная и не гиперактивная, уже не изливала фальшивые восторги – ее проняло до костей. Наверное, она чувствовала себя в безопасности за стенами своей крепости. Если и возможно увидеть, как зацикленность на себе сталкивается с любопытством, как врезаются направленности внутрь и наружу, то я это увидела в Саре. Увидела, как тяга поговорить о Дэвиде встречает тягу узнать о новом Дэвиде – от меня. Чуть ранее она уже забыла себя. Сейчас она отставила себя в сторону – ради него.

– Расскажи о нем, – сказала Сара.

В психотерапии одной из моих преград оказалась абсолютная память. У меня всю жизнь была безупречная память. Всю жизнь это замечали другие, а больше всех – мать. Когда я была совсем маленькой, мать выставляла мою память напоказ. Добродушно пользовалась мной в магазинах вместо списка покупок. Представьте: мне четыре-пять лет, Кевин – пухлый младенец, сидит в тележке. Проход за проходом я рапортовала, чего не хватает на кухне. Кончились молоко и хлеб, есть три яйца, мороженая куриная грудка в морозилке, пачка соды для выпекания стоит пустая, осталась только одна пачка соленого печенья. Когда рядом проходили другие, мать спрашивала об уровне сахара в сахарнице или остался ли латук, вечно надеясь, что они что-нибудь скажут, а если говорили, так просто их не отпускала. «Поверьте, она даже помнит, когда я в последний раз пылесосила». (Вежливый смех.) «Поверьте, нет ничего хорошего, когда дочка не забывает, что ты обещала ей мороженое прошлым летом!» (Снова вежливый смех.) Уже не так добродушно она пользовалась мной в войнах с отцом или – позже – со своими бойфрендами. «Уверен, что хочешь это сказать? А то Карен слушает». «Карен, пожалуйста, напомни Полу, что он мне обещал». Но когда я подросла, мать уже не выставляла мою память напоказ. Перестала хвастаться или нападать с ее помощью на врагов. Наоборот, стала ее критиковать. Моя память служила главным доказательством всего, чего она хотела, но при этом удивительным образом опровергала все, что хотела я. Может, я что-нибудь и запомнила, да, но я не поняла. Когда мозг захламлен такими скучными фактами, как сколько именно зубной пасты осталось в тюбике, человек уже не может толком понимать. Сперва мать эксплуатировала мою память, потом оскорбляла, но мой вывод не менялся. Моя память – это мое самое сокровенное «я», и его надо защищать.

Психотерапия может показаться ревизией памяти. Может показаться, будто спасаешь свою жизнь, просто стирая свою прежнюю историю и начиная с нуля. Может показаться, психотерапия лезет в голову своими грязными ручонками. От человека с абсолютной памятью она в лучшем случае требует непривычного смирения, а в худшем напоминает мне