Читать интересную книгу Происхождение всех вещей - Элизабет Гилберт

— Нет, как ни печально, — отвечал Амброуз. — В моей семье никогда не было состояния, которое можно было бы промотать.

— Так чем же тогда занимается твой отец?

— В настоящее время обитает за пределами этого мира. Но до того был священнослужителем в городе Фрамингем, штат Массачусетс.

— А что же сам тогда не стал священником?

— Моя матушка задает себе тот же вопрос, мистер Уиттакер. Боюсь, для того, чтобы стать хорошим священником, у меня слишком много сомнений и идей насчет Господа.

— Господа? — Генри нахмурился. — А какое Господь имеет отношение к тому, чтобы быть хорошим священником? Это работа, как и любая другая, молодой человек. Подстраиваешься под свои задачи и держишь свое мнение при себе. Вот как поступают хорошие священники, а если нет, им следовало бы так и сделать!

Амброуз рассмеялся:

— Вот бы кто сказал мне об этом двадцать лет назад, сэр!

— Если здоровый и неглупый юноша в этой стране не достиг процветания, этому нет оправданий. Даже сын священника должен был найти себе какое-нибудь полезное дело.

— Многие с вами бы согласились, — заверил его Амброуз, — в том числе мой покойный отец. Тем не менее я уже много лет веду жизнь, неподобающую своему статусу.

— А я, сколько себя помню, веду жизнь, превосходящую мой статус! Я приехал в Америку, будучи молодым парнем примерно твоего возраста. И деньги тут валялись прямо под ногами — по всей стране. Мне нужно было лишь подбирать их концом своей трости. Чем же ты оправдаешь свою бедность?

Амброуз взглянул Генри прямо в глаза без тени злобы:

— Видимо, у меня нет такой хорошей трости.

Альма ахнула и вперилась в тарелку. Джордж Хоукс сделал то же самое. Но Генри, кажется, ничего не слышал. Порой Альма благодарила небеса за прогрессирующую тугоухость отца. Тот уже перевел внимание на дворецкого.

— Знаешь что, Бекер, — заявил он, — если мне еще хоть раз на этой неделе придется есть баранину, я прикажу кого-нибудь пристрелить.

— На самом деле он не стреляет в людей, — шепотом заверила Альма Амброуза.

— Это я уже понял, — прошептал Амброуз, — иначе я был бы уже мертв.

Остаток ужина Джордж, Альма и Амброуз приятно беседовали — в основном друг с другом, — а Генри ворчал, кашлял и жаловался на то или другое блюдо, а пару раз даже задремал, уронив подбородок на грудь. Ему, как-никак, было уже восемьдесят восемь лет. К счастью, Амброуза ничто из этого, кажется, не волновало, а поскольку Джордж Хоукс уже привык к такому поведению, даже Альме в конце концов удалось немного расслабиться.

— Прошу простить моего отца, — тихим голосом обратилась Альма к Амброузу, когда Генри в очередной раз заснул. — Джорджу хорошо известны его настроения, но эти взрывы могут испугать тех, кто никогда не имел дела с Генри Уиттакером.

— Он настоящий медведь за обеденным столом, — отвечал Амброуз тоном, в котором было больше восторга, чем ужаса.

— Это верно, — кивнула Альма. — К счастью, подобно медведю, он иногда дает нам передышку и впадает в спячку!

Это замечание вызвало улыбку даже у Джорджа Хоукса, но Амброуз по-прежнему смотрел на спящую фигуру Генри Уиттакера и о чем-то раздумывал.

— Мой собственный отец был так суров, знаете ли, — проговорил он. — Я всегда больше всего боялся его молчания. Полагаю, хорошо иметь отца, который говорит и поступает с такой непосредственностью. Вы всегда знаете, что он о вас думает.

— Это верно, — согласилась Альма.

— Мистер Пайк, — сказал Джордж, меняя тему, — позвольте спросить: где вы в данный момент проживаете? Адрес, куда я отправил свое письмо, был в Бостоне, но вы только что сказали, что ваша семья из Фрамингема, вот я и засомневался.

— В данный момент, сэр, у меня нет дома, — ответил Амброуз. — Адрес в Бостоне, который вы упомянули, это дом моего старого друга по имени Дэниэл Таппер, он относился ко мне великодушно еще со времен моей короткой карьеры в Гарварде. Его семья владеет небольшой типографией в Бостоне — не чета вашему превосходному предприятию, но вполне достойное, хорошо организованное место. Печатают они в основном памфлеты и рекламные листовки местных компаний. После ухода из Гарварда я несколько лет проработал у Тапперов наборщиком и обнаружил к этому некоторую склонность. Там же я впервые обучился искусству изготовления эстампов. Мне говорили, что это сложно, однако мне так не показалось. На самом деле это то же, что рисование, только рисуешь по камню.

— А как вы оказались в Мексике и Гватемале, мистер Пайк?

— Этим я снова обязан своему другу Тапперу. Меня всегда привлекали орхидеи, и в какой-то момент у Таппера возник план, согласно которому я должен был поехать в тропики на несколько лет и сделать пару набросков и тому подобное, после чего мы бы вместе опубликовали прекрасную книгу о тропических орхидеях. Боюсь, он считал, что таким образом мы оба сможем разбогатеть. Видите ли, мы были молоды… Мы объединили наши средства, все, что у нас было, и Таппер посадил меня на корабль. Он велел мне плыть и наделать в мире побольше шуму. К несчастью для него, я не слишком шумный человек. К еще большему несчастью, мои несколько лет в джунглях превратились в восемнадцать, о чем я уже поведал мисс Уиттакер. Бережливость и упорство помогли мне выжить там в течение почти двух десятилетий, и я с гордостью заявляю, что никогда не брал денег у Таппера или кого-либо еще, не считая того первого вложения. Тем не менее, мне кажется, бедный Таппер почувствовал, что зря поверил в меня. Когда в прошлом году я наконец вернулся домой, он был достаточно добр и разрешил мне напечатать несколько литографий из тех, что вы уже видели, на станке, принадлежащем его семье, однако желание издать вместе со мной книгу давно уже пропало. Я слишком медленно развиваюсь, по его меркам. У него теперь семья, и он не может браться за столь дорогостоящие проекты причуды ради. Тем не менее он был мне хорошим другом и повел себя очень порядочно. Разрешил мне спать на диване у него дома, а после возвращения в Америку я снова стал помогать в типографии.

— И какие у вас планы? — спросила Альма.

Амброуз поднял руки, точно взмолившись к небесам:

— Видите ли, я давно уже не строю планов.

— Но чем бы вы хотели заниматься?

— Никто раньше не спрашивал меня об этом.

— Но вот я спрашиваю, мистер Пайк. И хочу, чтобы вы ответили мне честно.

Он взглянул на ее своими светло-карими глазами. Вид у него действительно был жутко уставший.

— Тогда я скажу вам, мисс Уиттакер, — отвечал он. — Я хочу никогда больше не путешествовать. Хочу провести остаток дня в месте столь тихом и работать столь спокойно, чтобы слышать, как я живу.

Джордж и Альма переглянулись. А Генри Уиттакер, словно почувствовав, что пропускает что-то важное, вздрогнул, проснулся и перетянул внимание на себя.

— Альма! — воскликнул он. — Письмо от Дика Янси, что пришло на прошлой неделе. Ты его читала?

— Читала, отец, — живо ответила Альма, меняя тон.

— И что скажешь?

— По-моему, новости самые неутешительные.

— Несомненно. Меня они страшно вывели из себя. Но что скажут на это твои друзья? — спросил Генри, махнув винным кубком на Джорджа и Амброуза.

— Полагаю, положение дел им неизвестно, — заметила Альма.

— Так ознакомь их с положением дел, дочь. Мне нужно другое мнение.

Альма слегка встряхнула головой, чтобы освежить мысли. Это было очень странно. Как правило, Генри не интересовался чужим мнением и в особенности не выспрашивал его у незнакомых людей. Однако он снова нетерпеливо махнул на нее кубком, и она заговорила, обращаясь сразу к Джорджу и Амброузу.

— Что ж, дело касается ванили, — объяснила она. — Около пятнадцати лет тому назад один француз убедил отца вложить деньги в плантацию ванили на Таити. И вот мы узнаем, что плантация погибла. А француз исчез.

— Вместе с моими вложениями, — добавил Генри.

— Вместе с папиными вложениями, — подтвердила Альма.

— Немаленькими, между прочим, — уточнил Генри.

— Весьма немаленькими, — согласилась Альма. Размер вложений был ей хорошо известен, так как она сама оформляла денежный перевод.

— Все должно было получиться, — проговорил Генри. — Климат для ванили идеальный. И лианы росли! Дик Янси видел их своими глазами. Они выросли до шестидесяти пяти футов в вышину. Этот треклятый французишка клялся, что ваниль будет расти как на дрожжах, и оказался прав. Лианы дали цвет — большие цветки с твой кулак. Как он и обещал. Как там говорил этот ничтожный лягушатник, Альма? «Выращивать ваниль на Таити легче, чем пердеть во сне».

Альма покраснела, покосившись на своих гостей. Джордж вежливо складывал на коленях салфетку, но Амброуз улыбался, искренне веселясь шутке.

— Так что же пошло не так, сэр? — спросил он. — Если позволите спросить…