не сеяли вовсе. Все надежды Петерис возлагал на яровые, однако овес поник без влаги, не успев окрепнуть, а когда наконец налетели грозы с градом и сильным ветром, еще и полег. Хуже всего удался ячмень: жабе по грудь, как говорил сам Петерис. По всем приметам, зерно уродится мелкое, на семена вряд ли пригодное. Контракт с Дронисом подписан на три года, так что не стоит вкладывать чрезмерно много труда в чужие нивы. Однако Петерис с таким ожесточением изводил ольху и рыл канавы, словно причина всех бед таилась в запущенности. Но не только так вымещал он свою досаду — немало доставалось и Лизете с Алисой. Петерис ходил мрачный, неразговорчивый, часто гневался по пустякам.
Алисе этим летом было не легче, чем прошлым в «Лиекужах». Хотя теперь она доила лишь двух коров и не боялась отстать от кого-нибудь. Лизета и вовсе из кожи не лезла. День тянулся тяжело, мучительно, вечером, засыпая, Алиса словно проваливалась в черный омут. По утрам по-прежнему мучила тошнота, кружилась голова, и Алиса напрягала все силы, чтоб взяться за работу.
Однажды утром Алиса не в силах была встать с кровати. Коров пришлось доить свекрови. Готовя кофе, Лизета сказала:
— Мне отлеживаться не надо было. В тот день, когда я ждала Эльвиру, я еще замесила хлеб, сунула его в печь, родила, вытащила хлеб из печи и уж тогда полежала немного.
Алиса чувствовала себя виноватой. После завтрака она встала, вымыла маслобойку, сварила обед. Через силу проглотила кое-что и отправилась в поле огребать ячмень. После обеда отдыхать не стала, потому что погода стояла ясная. Женщины сгребали, Петерис стоговал навозными вилами, на обычных трезубых жито не держалось, до того коротки были стебли.
Голову Алиса повязала белой косынкой, однако солнце так припекало, что ей опять сделалось дурно. Хотя ее вырвало, она продолжала сгребать, но вскоре зашаталась и упала. Петерис отнес ее в сторону и прислонил спиной к ячменю. Лил из кувшина себе на ладонь и смачивал Алисе лоб. Вода стекала на лицо, шею, за платье.
— Не можешь, так зачем в поле ходить? Как эта…
— Не сердись!
— Тебе надо ехать к врачу!
Лизета стояла поодаль и, опершись на грабли, наблюдала.
Разочарованно покачав головой, свекровь вздохнула.
На другой день Петерис запряг Максиса, привязал вожжи к телеге, чтобы не запутались в колесах, не натерли лошади бок и чтобы телега не перевернулась, если по дороге Алиса потеряет сознание, и наказал:
— Как почувствуешь, что худо тебе, на какой-нибудь двор заезжай.
Править привязанными вожжами не с руки, но что поделаешь. Самому везти Алису к доктору мужу некогда, надо косить. А Лизете — доить коров и кормить свиней.
По пути все обошлось. Алиса не очень торопила лошадь, приехала в Граки через два часа.
Кто мог себе позволить больше следить за собой, ездил к городским врачам. А кто не мог, довольствовался доктором Одынем. В Граки его занесли конкуренция, возраст и багровый нос. Алиса хотела сперва заехать к родителям поговорить с матерью, но опасалась, что Одынь уйдет. Утром врач обычно быстро принимал явившихся пациентов и уходил обедать или опохмеляться. Эта потребность возникала у врача чуть ли не ежедневно.
— Я ничего такого у вас, голубушка, не нахожу. В вашем положении может и тошнить. Покой, отдых, хорошее питание, забота и внимание со стороны супруга — это главное. Выпишу вам укрепляющее, рыбий жир. Если от него будет мутить, не пейте. Ешьте много овощей, зелени, фруктов, меда! Не питайтесь черным хлебом, свиным салом, квашей. Поскольку ваш организм ослаб и рожаете вы впервые, когда придет время, одной акушерке не доверяйтесь. Обязательно поезжайте в больницу.
Алиса поблагодарила, отдала деньги, взяла рецепты и пешком пошла в аптеку, до которой отсюда было недалеко.
— Можно мне к Эльвире зайти? — спросила Алиса аптекаря.
— Пожалуйста!
Эльвира гладила белье.
— Ну и разнесло же тебя! — воскликнула она.
Алиса продолжала стоять — сесть Эльвира не предложила. И работу не прервала.
— Ну, как вы там?
— Ничего, спасибо.
— Как мать? Довольна?
Слегка смущенная пристальным взглядом Эльвиры, Алиса несмело ответила:
— Больше всего она, наверно, недовольна мной. Что я такая… никудышная.
Эльвира раздула утюг, затем сказала:
— Ведь я предвидела это, я была против вашей женитьбы, если хочешь знать.
Алисе показалось, что она ослышалась.
— Да! Я же Петерису говорила и теперь тебе говорю. Меня не вините! Сами виноваты, что жизнь пошла не так.
Когда Алиса собралась уходить, Эльвира воскликнула:
— Погоди! Твой моряк прислал мне открытку. Ты непременно должна прочесть!
— Не надо. Не хочу.
— Там о тебе.
— В другой раз.
Эльвира настояла на своем и принесла открытку с видом Рио-де-Жанейро. На обратной стороне было написано:
«Уважаемая барышня Эльвира! Ваше письмо истребило во мне веру в человека, который так много значил для меня. Ничего не хочу больше знать о прошлом, не надо мне писать! Жанис Квиеситис».
— Ну? Что ты скажешь?
Алиса ничего не ответила.
С улицы тихо постучали в окно.
— Ты меня извини… когда-нибудь зайду к вам, тогда поговорим.
Эльвира кинулась вон. Алиса хотела пойти за ней.
— Через аптеку иди! — недовольно воскликнула Эльвира.
— Не хочу.
— Тогда подожди.
Эльвирин голос прозвучал так повелительно, что Алиса не посмела ослушаться. Эльвира убежала и вскоре вернулась. На лице еще был виден след улыбки.
— У Винтеров на лето поселился один офицер. Ничего больше не скажу тебе, только: сейчас или никогда! Или любовь и блаженство, или разочарование и могила! Я готова на все!
Эльвира неожиданно чмокнула Алису и