Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гжегож подхватил дочь под руку и отвёл её в сторонку, кликнул Анджея (тот после пропажи Румана заметно протрезвел и больше не пил). Анджей выслушал отца, кивнул, перехватил сестру и повёл к селу. Некоторые, глядя на них, махнули на Фому и отправились вслед за ними. Сам пан Гжегож Собчак отправился в другую сторону. Дойдя примерно до места, откуда здесь появились Бальтазар с Фомой, он открыл появившуюся в невидимой стенке дверь, коротко переглянулся с паном полицейским – тот наблюдал за ним с неспокойным сердцем – и шагнул за порог. Дверь он за собой закрыл, чтобы никто не прошёл следом.
Вокруг Фомы царило оживление. Забавляясь, пан Войцик постукивал кончиками пальцев по лбу Фомы, с удивлённой ухмылкой слушая звук.
– Окуклился отказник! – подытожил он. – Вот же личинка человеческая! Сидит и ждёт, когда бабочкой обернётся. Никогда! – Марек захохотал.
Весело ему!
– И дня не прожил, – пробормотал Бальтазар. – Ну зачем я… – начал он, но тут же осёкся.
Ежи тоже постучал по голове Фомы.
– Звук-то деревянный! Вот ведь дубина! – хмыкнул он. – Судя по тому, что он нёс, дурачком по жизни проскакал, а в транс впадать научился. Не каждому дано! Теперь ни живой, ни мёртвый. Вроде есть, а на деле нет. – Он задумчиво посмотрел на Фому: – Вытащить его оттуда можно…
– Если знаешь как, тащи! – приказал ему Бальтазар.
– Учтите, если он захочет, снова в это превратится, – предупредил Ежи. – Где их этому учат?..
Бальтазар нетерпеливо махнул рукой.
– Говорите, тащить? – уточнил Ежи, глядя на Фому и что-то прикидывая.
Он обхватил юношу за плечи и попытался приподнять.
– Тяжёлый. Голова деревянная, а тело каменное. Бездари код писали! Вот же не повезло его родичам: деньги на ветер. Теперь содержи это чучело. Траты невелики, но копеечка к копеечке одна сотня лет, другая…
– Что делать-то? – с нетерпением перебил его Бальтазар, не в силах слушать про «копеечки».
– А вы ему кто? – с любопытством спросил Ежи.
– Никто! Взялся вытащить, – расстроенно произнёс Бальтазар.
– А! Спасителем подрабатываете, – одобрил Ежи и пробормотал: – По-хорошему голову ему бы отвернуть.
Бальтазар решил, что, должно быть, ослышался.
– На испуг надо брать, – икнув, предложил нетвёрдым голосом мужчина огромного размаха плеч. – Раскачать повыше, подкинуть слегонца. Страх полёта. Может, и очнётся.
Это был Томаш Дубовский – тот, что напоролся на вилы. Он положил руку на плечо Марека, своего дружка, который размерами уступал ему лишь немногим. Оба уже еле держались на ногах, успев изрядно набраться из неиссякаемой чаши, ходившей по рукам. Прикладывались к ней многократно и хлебали безотрывно, жалуясь на жару и на то, как они «сильно переволновались».
– А ловко этот чёрт нас провёл, ох ловко, – сказал пан Дубовский, подхватывая Фому за подмышки.
Пан Войцик в помощь ему ухватил Фому под колени скрещённых кренделем ног. Вместе они приподняли и начали раскачивать тело из стороны в сторону, почти стукаясь друг с другом лбами.
Ежи почесал затылок со скептическим видом, но промолчал. Бальтазар тоже ничего не сказал, решив, что, верно, хуже уже не будет.
– Юрек, я говорю, здорово он нас провёл, а? – продолжил плечистый развивать свою мысль. – Трубу какую-то притащил, запугать нас решил мерзавец. Ему осталось-то за Малгожату, Анджея и ещё троих наших ответить, и свободен. Для других, вестимо. А он вон что учудил.
Его товарищ поддакнул и, оступившись, едва не упал.
– «Свободен»! – Ежи сплюнул в сторону. – Да кому он нужен. Сгинул в прошлый раз на вилах, и хорошо. Таскаем его сюда за свои кровные или отбиваем через суд, когда дружки вытаскивают.
– Не согласен, – помотал головой Томаш. – Юрек, сам-то его на вилы подымал, небось?
– По-другому, – после короткого раздумья мрачно произнёс тот. – Лопатой. Томаш, ты прав, не мне судить.
– Юрек, а правда, что он в самый первый раз бегал от тебя по всей Арене с голой жопой? – не унимался Томаш. – А ты за ним гонялся и орал: «Лови его! У него схрон на Луне».
Ежи промолчал.
Широкоплечий обратился к дружку:
– Он думал, его розгами выпорют, как мамка в детстве. Сбросил портки. А увидел, что к чему, и дал стрекача, сверкая булками.
– Да, было время, – поддакнул Марек.
Они загоготали.
– Так вы здесь вперёд своих? – с удивлением спросил Бальтазар у Ежи, одним глазом наблюдая за полётами безмятежного Фомы. – Как же вам удалось? Вы ведь… – он прикусил язык.
– Повезло дурачку, – невесело отозвался Ежи. – Меня сразу не прибили. Не пожалели, нет, с собой забрали, может, поиздеваться на досуге. Я мальцом голову застудил и дурачком стал, смешной такой был. Все меня любили за скудоумие, хотя, бывало, били за воровство или ещё за что, с девками связанное. В общем, помог я одному пленному бежать. Еврей не еврей, в общем, русский… Они всех красных жидами называли. Красный командир. Попросил: «Развяжи». Я и развязал. Ещё в щель сарая смотрел, дрыхнет охрана или нет. Он ночью дверь с петель снял и убёг. Я в угол от него забился и не иду, мычу на него. То ли решил, что нашёл новых друзей, то ли за наших хотел отомстить. Что у меня в голове творилось… даже сейчас не могу разобрать. Они утром явились, ну и забили меня лопатой… – Лицо Ежи сморщилось, и он сплюнул, пробормотав: – Никаких картонок…
– И-и? – спросил Бальтазар, во время рассказа отвлёкшись от душераздирающего зрелища оживления Фомы.
Тут раздалось молодецкое уханье. Томаш и Марек на очередном размахе не удержали в руках окаменевшее тело и неловко бросили, преподнеся это так, будто они того и хотели. Кувыркнувшись, Фома воткнулся головой в землю. Недолго постоял и опрокинулся на спину, оставаясь в той же позе со скрюченными ногами. Раздались изумлённые охи.
– Не получилось, – засвидетельствовал Марек.
Бальтазар бросился к Фоме и вернул его в сидячее положение. Он заглянул в остекленелые глаза статуи, потрогал отвердевшее лицо.
– То же самое. Моя вина, – тихо, чтобы не услышали, пробормотал он. «Эх, Фома! Недолго же ты побыл…»
Отсутствующий вид Фомы навёл Бальтазара на одну мыслишку.
– Ежи, может, ваш Руман не сбежал, а живой понарошку, как и мой подопечный? – предположил он. – А ваша программа… или чужая, не важно… отрисовала его во что-нибудь маленькое? Вдруг он скукожился в пылинку и валяется где-то здесь за соломинкой?
Ежи хотел ответить, но его оттеснил пан Дубовский.
– Чтобы эта падла вот так себе мозги перемкнула? Отрешился от всего, жить и жрать перестал? Не поверю, – решительно сказал он. – Он даже на вилах орёт, стонет, а всё матерится и руки тянет: «Порву, порву».
– Вообще невменяемый, –
- Агнец в львиной шкуре - Сергей Дмитрюк - Социально-психологическая
- Поражающий фактор. Трилогия (СИ) - Михаил Гвор - Социально-психологическая
- Мето. Дом - Ив Греве - Социально-психологическая