Святым престолом не как подозреваемая или беженка, а как королева, приехавшая в гости, со всей помпой и уважением, которые требуются по такому случаю, — не вызывает сомнений. В более позднем письме к другому легату, Ги Булонскому, Климент отметил, что встреча произошла "в соответствии с церемониальным протоколом, соблюдаемым Церковью при приеме королевских особ"[164].
Но, оказавшись в папском дворце и пройдя через большой зал, Иоанне все еще предстояло пережить опасности, связанные с дознанием о гибели ее мужа. Королева не могла игнорировать факт убийства Андрей или обвинения в соучастии, которые посыпались на нее вслед за этим, так же как и Папа, который публично обязался расследовать преступление, мог принять ее, не решив окончательно вопрос о ее виновности или невиновности. Да и эта аудиенция, которой так жаждали с одной стороны и на которую так неохотно согласились с другой, не была наспех организованной простой формальностью, чтобы замаскировать уже принятое решение. Иоанна прекрасно понимала, что стоит перед человеком, который, уязвленный укорами вдовствующей королевы Венгрии о том, что Церковь не способна противостоять королевской семье и вершить правосудие в Неаполе, отправил в ее королевство легата с конкретными указаниями осудить Иоанну за убийство мужа. "Консистория была… высшим судом христианства, и Папа и кардиналы вместе должны были вынести приговор, как они это сделали в отношении Иоанны за убийство Андрея Венгерского"[165].
Поскольку на карту было поставлено так много, Иоанна заранее попросила и получила разрешение выступить в свою защиту лично, чтобы опровергнуть обвинения венгров, что было весьма необычным явлением. Записей о том, что она говорила, не сохранилось по той веской причине, что Климент, как обычно, хеджируя свои ставки, не захотел афишировать эту встречу перед королем Венгрии, и поэтому ее допрос не был занесен в официальные церковные анналы. Это позволило Папе год спустя написать Людовику Венгерскому письмо, опровергающее слухи о том, что он с чистой совестью дал аудиенцию королеве. Вместо этого, чтобы успокоить короля, Папа сообщил, что Иоанна была принята лишь несколькими кардиналами, а когда ей сказали, что она должна предстать перед дознавателями, она вообще покинула Авиньон, не ответив на предъявленные ей обвинения. Это письмо, конечно, опровергается гораздо более ранними посланиями Климента дофину и Бертрану де Де, в которых прямо говорилось о допросе королевы Папой, но Климент был далеко не первым представителем своей должности, кто почувствовал необходимость принести немного правды в жертву на алтарь дипломатии.
Итак, сообщение о том, что произошло между неаполитанской королевой и Святым престолом в большом зале папского дворца в тот мартовский день 1348 года, принадлежит неаполитанскому анналисту XVI века Анджело да Костанцо и провансальскому историку XVII века Оноре Буше, которые оба пользовались источниками, относящимися к тому периоду и не дошедшими до наших дней. Существует также описание этого события церковным ученым XVII века Луи Мэмбуром. Все три рассказа сходятся во мнении. "Иоанна прибыла в Прованс и поскольку она приехала не столько для защиты от мести короля Венгрии, сколько для защиты перед святым отцом Климентом VI, она немедленно отправилась к нему в Авиньон; ее встретили со всей честью и пышностью, которых заслуживает великая королева в своем городе, и она была публично принята Его Святейшеством в присутствии всех кардиналов, послов и представителей всех государей христианского мира"[166], — пишет Буше.
И вот Иоанна предстала перед своими судьями и ответила на выдвинутые против нее обвинения. Очевидно, что она сумела очаровать собравшихся. Папа был своего рода ценителем красивых женщин — во время его правления в папском дворце проходило множество блестящих пиров, на которых присутствовало множество гламурных аристократок, включая, по словам Маттео Виллани, особую подругу Папы Сесилию, графиню де Тюренн. Сразу после опровержения Иоанны Климент проявил большое сочувствие к тяжелому положению королевы Неаполя. В письме от 20 марта, адресованном дофину Вьеннскому, Папа писал: "Вы знаете о жалком положении… в котором оказалась наша очень дорогая дочь во Христе, королева Сицилии, и мы верим, что Вы проникнетесь благочестивым состраданием к Вашей кузине"[167].
Но одного обаяния королевы было бы недостаточно, чтобы добиться расположения Папы. Иоанна нуждалась не в сочувствии, а в поддержке; не в прощении, а в союзнике, которого можно было получить только путем полного опровержения обвинений. Она должна была заставить допрашивавших поверить не только в ее невиновность, но и в ее фундаментальное право править государством, а главное — в ее способность вернуть себе королевство. Образ величественности и родовитости, который создавала Иоанна, явно повлиял на тех, кто ее судил, — она предстала перед ними как внучка Роберта Мудрого, племянница короля Франции, воплощение наследия, давно признанного законным Церковью и неопровержимым обвинением против венгерского узурпатора. Рядом с ней находились два столпа ее администрации, свидетельство силы, которой она собиралась вернуть свое королевство: ее новый муж, Людовик, принц Тарентский, воин с безупречной репутацией в полном расцвете сил, с родословной, не уступающей ее собственной; и Никколо Аччаюоли, хитрый министр финансов и государственный деятель, имеющий тесные связи с гвельфской Флоренцией.
Королева закончила свое выступление и Папа, посовещавшись с кардиналами, вынес приговор. "Не только невиновна, но и выше всех подозрений в виновности", — сообщает Костанцо[168]. "Она говорила долго, с таким изяществом и красноречием, привела столько веских доводов в свою защиту, что… Его Святейшество был вынужден объявить ее невиновной в преступлении и подозрении в преступлении, в котором ее обвиняли", — замечает Буше[169]. "Что касается убийства ее первого мужа Андрей Венгерского, в котором ее многие обвиняли, она полностью оправдала себя… как тем, что никто из них [уже осужденных и казненных за это преступление] никогда, даже под ужасными пытками, которым они подвергались, не указал на нее, так и красноречивой защитой, перед консисторией, Папой Климентом и послами государей христианского мира, с такой силой и ясностью, что понтифик объявил в официальном акте, что она не только невиновна в этом преступлении, но и не может быть заподозрена в том, что когда-либо принимала в нем участие"[170], — соглашается Мэмбур. Климент был так увлечен королевой Неаполя и ее новым мужем, что 30 марта Папа преподнес золотую розу (ценнейшее украшение, инкрустированное жемчугом и гранатами, с сапфиром в центре золотых лепестков, традиционно вручаемое в четвертое воскресенье Великого поста в знак особой папской благосклонности) не королю Майорки, как предполагалось изначально, а защитнику Иоанны, Людовику Тарентскому.
Глава XI.
Возвращение королевы
О масштабах успеха королевы можно судить по тому, как явно и незамедлительно Папа укрепил ее положение после оправдания. 22 апреля Климент издал буллу, узаконивающую брак Иоанны с Людовиком Тарентским. 7 мая Папа отправил Бертрану де Де письмо с резкими