class="p">Появившийся в «Новых Афинах» Лотрек с незнакомцем, одетым в костюм рабочего-маляра и смешной шапочке, ненадолго приковал внимание вечно занятых спорами художников.
– Знакомьтесь, это художник Винсент Ван Гог. Эдгар Дега, Клод Моне, Альфред Сислей, Огюст Роден – представил собратьев по искусству Тулуз-Лотрек. Каждый из них кивнул Ван Гогу, получив ответное общее приветствие.
Дега хотел, как обычно, что-то съязвить, но, передумал и вернулся к начатому спору о цветовых сочетаниях. Винсент скромно примостился на колченогом стуле в конце стола компании.
Оказавшийся рядом молодой человек прошептал ему:
– Вечный спор, кто из них гениальнее. Убеждают друг друга в правильности выбранных ими красок и сюжетов, ругают других за спиной и в глаза, поливают грязью критиков и клеймят глупых покупателей…Осекшись под взглядом соседа, он представился:
– Эмиль Бернар, начинающий художник.
– Я тоже в большей степени начинающий. Да, наши коллеги недобры друг к другу, но высказываемые идеи могут быть мне полезны – тихо прозвучало в ответ.
– Месье, Вам наверняка будет интересна теория, разрабатываемая мной и Гогеном. Суть в синтезе объектов живописи, соединении природы и символизма. Причем синтез не мешает разделять элементы картины…я называю это клуазонизмом. Если найдете минутку, можем зайти ко мне в мастерскую.
– С удовольствием – пожал Винсент руку собеседника. – Посидим еще полчасика, и пойдем.
Подстегиваемый нетерпением, он не усидел и двадцати минут, увлекая нового знакомого к выходу. Приобняв за плечи Лотрека и шепнув ему «скоро увидимся», художник вышел на улицу. В целях экономии Ван Гог и Бернар, как будто сговорившись, зашагали к студии молодого человека.
Войдя в студию, Винсент, не обращая внимания на беспорядок, направился к полотну на подставке. «Это семья испанцев в Париже» – поясняет Эмиль.
– Они как будто разделены невидимой линии, и кажутся статичными. Символично…
– Так и есть. Видишь ли, мы, то есть я и Гоген, называем это клуазонизмом. Элементы картины как бы отделены друг от друга. Каждая часть – это символ. Ты понимаешь, о чем я…В нидерландской школе живописи многоплановость и символичность – определяющие черты.
– Интересно и несколько необычно…Но где движение, экспрессия, игра красок? – недоуменно смотрит Ван Гог на Бернара.
Тот пожимает плечами:
– Таков наш метод. Мы же не претендуем на истинность…В свое время импрессионисты, например, Моне или Базиль, меняли технику рисования, вводили новые цветы – красный, оранжевый, фиолетовый – в палитру художника. Теперь новое поколение предлагает собственное решение художественных задач. Ты слышал о пуантилизме Жоржа Сера и Поля Синьяка?
– Нет. Я, несмотря на возраст, очень многого не знаю.
– Знаешь, эту теорию Сера и Синьяка непросто объяснить…Для многих их техника сводится к нанесению изображений точками, очень маленькими штрихами. Но это часть метода. Сера, и, в большей степени, Синьяк, экспериментируют с цветовыми решениями, добиваясь получения новых цветов.
Они опираются на теорию цветовых контрастов Мишеля Шевреля. Выберем время, сходим в мастерскую Сера. Если повезет, застанем там Синьяка. Они друзья. Он еще более предан пуантилизму, чем сам Сера.
Попрощавшись с Эмилем, Ван Гог вышел на улицу, становящуюся все более шумной. Наступал вечер, время посещений кафе, театров, знакомств. Не замечая взглядов женщин, устремленных на него, Винсент двинулся к кафе Агостины, всегда тепло относившейся к нему. Незаметно для себя влюбившись в улыбчивую и добрую хозяйку кафе, голландец стал частым посетителем. Агостина, догадавшаяся о чувствах Винсента, не отвергала, но и не поощряла робкие и неуклюжие знаки внимания. «Какой же он смешной, добрый и странный – думала каждый раз белокурая, чуть полноватая мадемуазель, видя входящего голландца.
А тот, встречая доброжелательный взгляд хозяйки кафе, смущался и отводил взор. «Она добрая, красивая…и жалеет, ведь как можно любить бедного чудака, коим многие считают меня? – горечь поднималась в груди влюбленного. Каждую неделю посетители кафе Агостины могли наблюдать одну и ту же картинку: в углу кафе, за стаканом абсента, сидит среднего роста мужчина, кидая быстрые, лихорадочные взгляды на хозяйку заведения. В лице мужчины затаенная грусть и боль, которые он тщетно пытается спрятать за маской меланхолика. Так проходит вереница осенних дней, как годы, уносимые быстрым потоком вешних вод. В один из погожих деньков, когда солнце почти по-летнему пригревало город, художник заговорил с Агостиной о своих чувствах. «Ты удивительной чистоты человек…и талантливый художник, хоть я не разбираюсь в живописи – взгляд женщины ласково коснулся его – но мне нужен другой мужчина. Я не могу объяснить…». Винсент на мгновение ощутил отчужденность, растопленную волнами тепла и доброты, исходившей от Агостины. «Не уходи сегодня рано, я должна тебе кое-что сказать» – прозвучал голос удаляющейся женщины.
Он просидел в прострации несколько часов, пока усиливающийся шум голосов не известил о наступлении пика посещаемости кафе.
Оставив официанту несколько франков, Винсент шел к выходу, когда услышал голос Агостины.
– Подожди, не уходи. – Женщина придержала его за рукав. – Ты же хочешь выставить картины?
– Это мое самое большое желание! Не считая…
Быстрый огненный взгляд на молодую женщину, сделавшую вид, что не заметила. Разговор вернулся в деловое русло.
– Я вчера говорила с одним знакомым…директором местного кинотеатра…он согласен украсить стены зала твоими картинами. Может, еще кто-то составит тебе компанию…
– Думаю, Тулуз-Лотрек с радостью согласится.
– Развесить картины можно хоть завтра. Только директор просил выбрать не эпатажные…спокойные или классические сюжеты…в общем, тебе виднее.
– Хорошо. Завтра утром я с Анри привезем картины, а уже вечером можно показывать киносеансы.
Винсент нежно поцеловал руку Агостины, получив легкий поцелуй в ответ.
Дома он долго отбирал картины, заново переживая часы их создания. «Не повешу же я холсты с изображением рваных ботинков или едоков картофеля…Может, эти аллеи и дома в Нюэнене подойдут? Пожалуй…Собственно, других светлых, обычных сюжетов у меня крайне мало. Я не пишу радости жизни!»
Выбрав, наконец, пять картин, Ван Гог сходил к Лотреку, обрадовав его новостью о предстоящей мини-выставке. На следующий день они пешком привезли тележку с полотнами.
Увидев развешенные картины с причудливо изогнутыми линиями и женщинами легкого поведения в кафе-шантанах, хозяин кинотеатр с сомнением покачал головой, но промолчал. Рядом с афишей и у входа в зал повесили объявление о продаже картин.
Днем, пришедшие на сеанс кинофильма зрители, с удивлением рассматривали картины. Слышались едкие замечания, смех, ироничные сомнения в душевном здоровье художников.
«За эту пачкотню они еще хотят получить деньги» – смеялся худощавый мужчина с внешностью буржуа. «Пожалуй, можно заплатить несколько франков за вот этот образец девицы борделя, порожденный воспаленным абсентом мозгом «художника» – вторил ему собеседник, тыча пальцев в картину с рыжеволосой женщиной. «А эти ужасные размытые лица вульгарных женщин с их неестественными губами…Как будто их не рисовали, а тыкали