Читать интересную книгу Ксеноцид - Орсон Кард

— Я не хотела сказать ничего оскорбительного для твоего отца, как не хотели они. Но неужели Звездный Конгресс по желанию не может приказать Пути отослать твоего отца на другой мир для свершения суда?

— Они никогда…

— Может или не может? — настаивала Ванму.

— Путь — колония, — ответила Цин-чжао. — Законом допустима подобная ситуация, но Звездный Конгресс никогда…

— Но если они уже приказали Лузитании, почему они не могут отдать тот же приказ Пути?

— Потому что ксенологи на Лузитании были повинны в преступлении…

— А народ Лузитании так не считает. Правительство планеты отказалось посылать их на суд.

— Вот это и есть наистрашнейший их проступок. Как смеет правительство какой-то планетки воображать, будто разбирается в положении дел лучше Конгресса?

— Но им известны все детали, — возразила Ванму так, будто объясняла элементарную истину, знакомую всем и каждому. — Они давно знают этих людей, ксенологов. Если бы Звездный Конгресс приказал Пути послать Хань Фэй-цзы на другую планету, чтобы там он предстал перед судом за преступление, которое, как мы прекрасно понимаем, он никогда не совершал, неужели ты думаешь, что мы бы не восстали против высылки такого великого человека? И тогда бы они натравили на нас флот.

— Звездный Конгресс — воплощение справедливости всех Ста Миров, — заявила Цин-чжао, ставя последнюю точку.

Дискуссия была закончена. Какая дерзость, Ванму не соглашается с ней.

— Но ведь Путь пока что не входит в число Ста Миров, если я не ошибаюсь? — сказала Ванму. — Мы всего лишь колония. Значит, они могут делать что захотят, а это несправедливо.

В конце последнего довода Ванму кивнула головой так, будто наконец возобладала в споре. Цин-чжао чуть не расхохоталась. По сути дела, она бы и расхохоталась, не будь так взбешена. Отчасти она сердилась потому, что Ванму не раз прерывала ее и даже смела противоречить — даже учителя Цин-чжао никогда не осмеливались столь резко возражать ей. Однако наглость Ванму пришлась к месту, и гнев Цин-чжао свидетельствовал, что она слишком пристрастилась к незаслуженному уважению, которое люди оказывали ей просто потому, что доводы звучали из уст говорящей с богами. Должно быть, кто-то высший вдохновил Ванму на подобные речи. Гнев Цин-чжао не совсем справедлив, поэтому она должна избавиться от него.

Но в основном Цин-чжао гневалась потому, что Ванму посмела неприлично отзываться о Звездном Конгрессе. Будто Ванму не воспринимала Конгресс как воплощение высшей власти над человечеством; будто Ванму считала, что мнение Пути куда более важно, нежели единая воля всех Миров. Даже если суждено приключиться невозможному и Хань Фэй-цзы прикажут предстать перед судом другой планеты, удаленной на сотни световых лет от Пути, он, ни слова не говоря, исполнит приказание — и придет в бешенство, если кто-нибудь на Пути выкажет хоть малейшее сопротивление воле Конгресса. Восстать, подобно Лузитании? Невероятно. Одна мысль об этом заставила Цин-чжао ощутить жирную грязь на своих руках.

Грязная. Нечистая. Взглядом она начала искать жилку на полу комнаты.

— Цин-чжао! — воскликнула Ванму, стоило только ее госпоже опуститься на колени и склониться над половицей. — Нет, только не это, за что боги наказывают тебя? Ведь эти слова были произнесены мной!

— Они не наказывают меня, — ответила Цин-чжао. — Они очищают меня.

— Но, Цин-чжао, ведь это были даже не мои слова. Они принадлежат людям, которых здесь нет.

— Кому бы они ни принадлежали, они нечестивы.

— Но это нечестно, почему должна подвергнуться очищению ты? Ведь ты никогда не думала так, не верила в сказанное мной!

Все хуже и хуже! Да замолчит когда-нибудь эта Ванму или нет?!

— Теперь ты заявляешь, что сами боги поступают нечестно?

— Да, заявляю, раз они наказывают тебя за слова других людей!

Эта девчонка невыносима.

— Значит, ты мудрее богов?

— Они точно так же могут наказать тебя за то, что ты следуешь силе притяжения, или за то, что на тебя падает дождь!

— Если они прикажут мне очиститься, так я и поступлю и назову это справедливостью, — склонилась Цин-чжао.

— Тогда справедливости вообще не существует! — крикнула Ванму. — Когда ты произносишь это слово, ты имеешь в виду то, что взбрело на ум богам. Но когда я говорю о справедливости, прежде всего я хочу сказать, что это честно, так должно быть. Люди должны быть наказаны за проступки, которые совершили намеренно, с умыслом, и…

— Что бы боги ни подразумевали под справедливостью, я должна прислушиваться к их словам.

— Справедливость есть справедливость, что бы там ни воображали себе боги!

Цин-чжао резко поднялась на ноги и влепила служанке звонкую пощечину. Она вправе была это сделать, потому что Ванму причинила ей боль, не меньшую, чем если бы ударила ее. Но Цин-чжао не могла избивать человека, который был не способен ответить ей тем же. Кроме того, создалась крайне интересная ситуация. Ведь сами боги послали ей Ванму — Цин-чжао уже успела убедиться в этом. Поэтому, вместо того чтобы вдаваться в бессмысленные споры с Ванму, Цин-чжао лучше попытаться понять, что хотели сказать боги, послав ей служанку, которая говорит о них такие постыдные, неуважительные вещи.

Боги сами вложили в ротик Ванму слова, что несправедливо наказывать Цин-чжао за то, что она просто выслушивала святотатственные речи другого человека. Возможно, в заявлении Ванму кроется какая-то доля истины. Но также истинно то, что боги не способны на несправедливость. Следовательно, Цин-чжао наказывали вовсе не за то, что она выслушивала о предательских настроениях других людей. Нет, Цин-чжао должна была очиститься потому, что в самой глубине своего сердца, какой-то малой частичкой его, верила во все это. Она должна была очиститься потому, что в глубине души все еще сомневалась в божественном предназначении Звездного Конгресса; она по-прежнему считала, что Конгресс способен на несправедливость в своих поступках.

Цин-чжао тут же подползла к ближайшей стене и взглядом начала искать жилку на полу. Слова Ванму открыли Цин-чжао, что где-то внутри нее скрывается источник нечистот. Боги позволили ей подняться еще на одну ступеньку, вскрыв очередной темный уголок сознания, так что в один прекрасный день она вся наполнится светом и, таким образом, отработает славу своего имени, которое сейчас не более чем насмешка. «Какая-то часть меня сомневается в праведности Звездного Конгресса. О боги, во имя моих предков, моего народа, правителей и, в конце концов, во имя меня самой очистите мое тело от сомнений, очистите меня!»

Когда Цин-чжао закончила прослеживать жилку, а ей потребовалось проследить всего одну-единственную полоску на половице, чтобы очиститься (это свидетельствовало о том, что она познала нечто истинное), то, подняв глаза, она увидела перед собой Ванму, внимательно следящую за каждым ее движением. Гнев Цин-чжао бесследно прошел, и, разумеется, она была благодарна Ванму — ведь та неосознанно выступила в роли орудия богов и помогла ей познать новую истину. Но все же Ванму должна понять, что на этот раз она несколько вышла за рамки приличия.

— Все живущие в этом доме — преданные слуги Звездного Конгресса, — сказала Цин-чжао, голос ее был мягок, лицо проникнуто добротой, она не хотела обижать служанку. — И если ты предана этому дому, ты также должна всем сердцем уверовать в Конгресс.

Как же объяснить Ванму, насколько тяжело ей самой дался этот урок, насколько тяжело ей справляться с ним и по сей день? Она хотела, чтобы Ванму помогала ей, а не затрудняла и без того нелегкую задачу.

— О святая, я не знала, — взмолилась Ванму, — я даже не предполагала. Я не раз слышала, как Хань Фэй-цзы называли величайшим почитателем Пути. Я думала, вы служите Пути, а не Конгрессу, иначе я бы никогда…

— Никогда не поступила сюда на работу?

— Никогда бы не отозвалась о Конгрессе настолько резко, — поправила ее Ванму. — Я бы продолжала служить вам, даже если бы мы поселились в логове дракона.

«Может, и так, — про себя подумала Цин-чжао. — Может быть, бог, который очищает меня, и есть дракон, холодный и пышущий пламенем, ужасный и прекрасный».

— Запомни, Ванму, планета под названием Путь не есть сам Путь, она только названа так, чтобы время от времени напоминать нам о том, что мы должны следовать истинному Пути. Мой отец и я служим Конгрессу, потому что к нему благоволят небеса, потому что Путь от нас требует, чтобы мы служили Конгрессу независимо от желаний или нужд какого-то мирка, зовущегося Путем.

Ванму смотрела на нее широко раскрытыми глазами, практически не мигая. Поняла ли она? Уверовала ли? Неважно — наступит время, когда она сама придет к вере.

— А теперь, Ванму, уходи. Мне надо поработать.