Читать интересную книгу Ксеноцид - Орсон Кард

— Нет.

— Но каждый раз они принимают ее за правдивое освещение событий?

— Валентина что-то такое объясняла насчет того, что некоторые истории могут быть истинными, а другие — правдивыми. Я, правда, ничего не понял.

— Почему они сразу не запоминают истории во всех подробностях? Тогда бы им не пришлось постоянно лгать друг другу.

Цин-чжао сидела перед терминалом, ее глаза были закрыты, она сосредоточенно размышляла. Ванму расчесывала ей волосы. Легкие подергивания, скольжение щетки по волосам, само дыхание девочки успокаивающе действовали на Цин-чжао.

Это было время, когда Ванму могла свободно разговаривать с ней, не опасаясь отвлечь ее от чего-то очень важного. А так как Ванму оставалась прежней Ванму, она тут же воспользовалась подходящей минуткой для того, чтобы задать несколько вопросов. У нее постоянно возникало столько вопросов!

Первые дни все вопросы касались исключительно общения с богами. Само собой разумеется, Ванму с огромным облегчением восприняла новость, что в большинстве случаев, чтобы заслужить прощение богов, достаточно проследить всего одну жилку. После случившегося она боялась, что Цин-чжао придется каждый день прослеживать жилки по всему полу.

Но для нее до сих пор оставалось много неясного во всем, что касалось очищения. «Почему бы тебе каждое утро, сразу после подъема, не прослеживать жилку, тогда бы тебя не беспокоили днем? Почему бы тебе не покрыть пол ковром?» Цин-чжао никак не могла объяснить ей, что боги не поддадутся на такие наивные уловки.

«А что, если бы на всей нашей планете не росло ни единого деревца? Тогда бы боги спалили тебя, как ненужную бумажку? Прилетел бы дракон и унес тебя?»

Цин-чжао не могла дать разумный ответ на все вопросы Ванму, она могла лишь повторять, что этого требуют от нее боги. Если б не было древесных жилок, тогда бы боги не заставляли ее прослеживать их. На что Ванму заявляла, что следует издать закон, запрещающий делать деревянные полы, тогда Цин-чжао освободится от этого наказания.

Те, кто ни разу не слышал голоса богов, не могли понять тонкостей общения с ними.

Сегодня, впрочем, вопросы Ванму не имели ничего общего с богами — или по крайней мере пока она к этой теме не возвращалась.

— Так что же все-таки помешало флоту на Лузитанию достичь цели? — спросила Ванму.

Цин-чжао еле сдержалась, ей захотелось фыркнуть: «Да если б я знала, я бы наконец смогла отдохнуть!» Но она поняла, что, скорее всего, Ванму даже не подозревает, что флот на Лузитанию просто бесследно испарился.

— А откуда тебе что-то известно о флоте на Лузитанию?

— Но ведь я умею читать, — может быть, чересчур гордо заявила Ванму.

А почему бы ей, собственно, не гордиться этим? Цин-чжао, будучи совершенно искренней в своих словах, не раз повторяла Ванму, что та продвигается вперед большими шагами. Одновременно Цин-чжао открыла для себя много нового о своей служанке. Ванму отличалась сообразительностью, и Цин-чжао вовсе не удивилась бы, если бы выяснилось, что Ванму извлекает из услышанного куда больше, чем кажется на первый взгляд.

— Я не раз следила за тобой, пока ты работала с терминалом, — продолжала Ванму, — и видела, как ты просматриваешь информацию, касающуюся непосредственно флота на Лузитанию. То же самое ты обсуждала со своим отцом в тот день, когда принимала меня на работу. Я почти ничего из вашего разговора не поняла, но догадалась, что с флотом на Лузитанию что-то случилось. — В голосе Ванму внезапно прозвучало отвращение. — Да окатят боги испражнениями того, кто послал этот флот.

Ее страстность была потрясающей; невозможно было поверить, что Ванму осмелилась так отзываться о Звездном Конгрессе.

— Ты знаешь, чьим приказом был послан флот? — поинтересовалась Цин-Чжао.

— Ну конечно. Приказом самоуверенных политиканов, засевших в Звездном Конгрессе и пытающихся искоренить всякую надежду планет-колоний на приобретение независимости.

Так, значит, Ванму понимала, что говорит. Цин-чжао вспомнила, как сама когда-то давным-давно сыпала подобными проклятиями; но слышать их снова, да еще из уст собственной служанки было невыносимо.

— Да что ты знаешь об этом?! Это дела Конгресса, а ты здесь лениво рассуждаешь о независимости, колониях…

Ванму мигом очутилась на коленях, голова ее была склонена до самого пола. Цин-чжао сразу устыдилась своей необдуманной резкости.

— О, Ванму, встань сейчас же.

— Ты рассердилась на меня.

— Я просто была потрясена, услышав от тебя такие слова, вот и все. Где ты набралась подобного бреда?

— Все так говорят, — пожала плечиками Ванму.

— Нет, не все, — возразила Цин-чжао. — Отец никогда не говорил ничего подобного. С другой стороны, Демосфен постоянно повторяет это.

Цин-чжао вспомнила, что она почувствовала, когда впервые ознакомилась со статьями Демосфена, как логично, правильно и честно звучали его доводы. Только много позже, после того как отец объяснил ей, что Демосфен на деле враг правителям и, стало быть, враг богам, только тогда она осознала, какими масляными и обманчивыми были слова этого предателя, который чуть не заставил ее поверить, будто флот на Лузитанию — неприкрытое зло. А если Демосфен чуть было не обманул такую образованную и благочестивую девушку, как Цин-чжао, то совсем не удивительно, что обыкновенная девочка совершенно искренне повторяет его изречения.

— Кто такой Демосфен? — спросила Ванму.

— Предатель, который к настоящему моменту наделал куда больше бед, чем кто-либо мог предположить.

Понимает ли Звездный Конгресс, что идеи Демосфена повсеместно повторяются людьми, которые никогда слыхом не слыхивали о нем? Понимает ли кто-нибудь, что это значит? Размышления Демосфена превратились в мудрость среднего люда. Положение вещей приобретает более опасный поворот, чем представляла себе Цин-чжао. Отец мудрее, чем она, он наверняка все уже понял.

— Да бог с ним, — сказала наконец Цин-чжао. — Расскажи мне лучше, что тебе известно о флоте на Лузитанию.

— Я не смею, ведь ты снова рассердишься.

Цин-чжао терпеливо ждала.

— Ну, хорошо, — сдалась Ванму и тревожным взглядом посмотрела на свою госпожу. — Отец говорит, и даже Пан Ку-вэй повторяет, а он очень мудр, один раз он чуть не сдал экзамен на право гражданской службы…

— Так что же они говорят?

— Это очень плохо, что Конгресс выслал гигантский флот, просто огромный, — и все лишь ради того, чтобы напасть на крошечную колонию, которая всего-то отказалась отослать двух своих граждан на суд другой планеты. Они говорят, что справедливость полностью на стороне Лузитании, потому что переслать людей с одной планеты на другую — это значит навсегда лишить их семьи и друзей. Это приравнивается к приговору, только выносится он еще до суда.

— А что, если они виновны?

— Решать должен суд их собственного мира, где люди знают их и могут справедливо судить о степени их виновности. Конгресс же решает издалека, они вообще ничего не знают, а понимают и того меньше. — Ванму снова склонилась. — Так Пан Ку-вэй сказал.

Цин-чжао даже передернуло — такое отвращение вызвали у нее предательские речи Ванму. Но знать, что думают по этому поводу обыкновенные люди, крайне важно, пусть даже боги потом рассердятся на Цин-чжао за то, что она выслушивала такие святотатственные речи.

— Значит, ты считаешь, что не следовало посылать на Лузитанию целый флот?

— Если они просто так направили на Лузитанию войска, что им помешает в один прекрасный день послать флот на Путь? Мы такая же колония, не входим в число Ста Миров, не являемся членом Звездного Конгресса. Они спокойно могут заявить, что Хань Фэй-цзы, к примеру, предатель, и отослать его на какую-нибудь далекую планетку, чтобы он исчез на целых шестьдесят лет.

Вот это было действительно ужасно — Ванму нахально приплела к разговору имя отца Цин-чжао. Это был страшный проступок, но не потому, что Ванму являлась обыкновенной служанкой, а потому, что никто не смел даже вообразить, будто великого Хань Фэй-цзы когда-нибудь кто-нибудь обвинит в преступлении законов. Самообладание на миг покинуло Цин-чжао.

— Звездный Конгресс никогда не назовет моего отца преступником! — в ярости вскричала она.

— Прости меня, Цин-чжао. Ты приказала мне повторить слова моего отца.

— Ты хочешь сказать, что это твой отец упоминал имя Хань Фэй-цзы?

— Все люди Чжонлэя знают, что Хань Фэй-цзы — самый почтенный человек на всем Пути. Мы гордимся, что дом Хань — частичка нашего города.

«Так, значит, — подумала Цин-чжао, — ты прекрасно понимала, насколько честолюбивые цели преследуешь, когда решила попробовать стать служанкой его дочери».

— Я не хотела сказать ничего оскорбительного для твоего отца, как не хотели они. Но неужели Звездный Конгресс по желанию не может приказать Пути отослать твоего отца на другой мир для свершения суда?