ВЕЧЕРОМ
Уже темнело, темнело,Заря в лесу догорела,Дневной остывает жар.Спускались мы тропкой длиннойВ повитый туманом яр,Заросший калиной.
Из дали идет, из далиТот мрак, где цветы пропали.Чуть дышит сонная цветь.Коснулась ты, как в испуге,Руки моей, чтоб согретьОзябшие руки.
С нежностью, нежностью тайнойГлядим в этот мрак бескрайный.Двоих забредших впотьмахВ осенних полей безбрежностьНе сблизят ни скорбь, ни страх, —Одна только нежность!
ВО СНЕ
Ты в странном сне меня звалаС собой во мрак небесный.Мы вместе мчимся. Мгла и мгла.Бог, темнота и бездны.
Летим в верховья темноты,Пронзенной молний светом.«Я только сон твой, — шепчешь ты, —Не забывай об этом!..»
Забуду ль!.. Мчимся в вышинеДо неизвестной меты.О, как ты худо снишься мне!Моя живая, где ты?
ЗАКЛЯТЬЕ
Птица ночи, ты пересекала закат, —Что там с мертвыми? Ты их видала. — Лежат.— А еще что? — Лежат и лежат без движенья,Нет для них ни рассвета, ни ветра, ни тени,Не мечтают, не ждут, не страшатся утрат —Только вечно лежат, вечно только лежат.
Та, что так мне противилась, — пусть она тоже,Пусть вот так же лежит на обманчивом ложе,Покоряясь, теряясь безвольно, глубоко,Пусть не ждет, не мечтает, лежит одиноко,Пусть бессильно, бессонно желаньем грешит,Пусть вот так и лежит — для меня так лежит!
«Уж пора полюбить огорода сиротство»
Уж пора полюбить огорода сиротство,Птиц, уставших от неба, деревьев уродства,И щербатый забор, от которого тениМеж просветов лежат на траве, как ступени.
Уж пора полюбить за рекою закатыИ соседа умершего сад небогатый,Темноту, что быстрее, чем сны в сновиденье,Уведет, укрываючи доброю сенью.
Уж пора приберечь хоть бы искорку знояВ этих стенах, где вечер блестит желтизною,Головою к рукам твоим тонким прижатьсяИ вдвоем удержаться от слез, удержаться!
ИЗ ДЕТСКИХ ЛЕТ
Вспоминаю, но вспомнить всего не могу я:Травы… Даль за лугами… Кричу и ликую —Веселит меня голос, летящий куда-то.Чабрецом пахнет сено в теплыни заката.
А еще? Что еще вспоминается, длится?Старый сад, где участвуют листья и лица, —Только листья и лица. Листисто и людно.А в аллее — мой смех. Не смеяться так трудно!
Я бегу, окунаясь в лазурь поднебесья.Только небо в груди, а в глазах густолесье.Беготня по плотине над пеной протокаТак далеко слышна, так волшебно далеко!А потом — по траве, по ступенькам балкона,Обожавшим, когда я взбегаю с разгона…
Вспоминается дом, полный света весноюИ повсюду всегда переполненный мною,Приниканье губами к стеклу — к мирозданью,И мое — всеми силами — существованье!
В ТРЕВОГЕ
Ищи, скиталец жалкий, во снах пропитанья!Уже любою мглою кормиться не стыдно…Что значат слезы, если не слышно рыданья?Что значит мирозданье, коль Бога не видно?
Придите все, кто в скорби, в тревоге, в смятенье!Пускай вас будет много, чтоб я между вамиДушою затерялся, — где вы и где тени,Не ведал бы, теснимый бессчетными снами.
Чтоб лиц как можно больше, чтоб всюду лишь лицаИ руки, чтоб заполнился город бескрайный!..Все кончится сегодня, ничто не продлится,Не стало ни одной неразгаданной тайны!..
Нам надо торопиться, сойтись надо вместе,Поговорить, решиться, не упустить срока,Чтобы потом не ждать уж ни знака, ни вести,Чтобы исчезнуть слепо в печали глубокой…
ПРОХОЖИЙ
Лиловый сумрак, безлюдье поля —И только эту явь —Средь трав бескрайних молил я с болью:«Спаси меня, избавь!»
И шел прохожий… Зачем — не знаюМне подал знак рукой.Быть может, думал — к нему взываю,Его молю с тоской.
И было тихо, весь мир как сгинул,Лишь солнце шло ко сну.Сказал прохожий, когда окинулГлазами тишину:
«И мне, скитаясь, взывать в печали,Без хлеба, без жилья.Я тот, чью гибель не увидали,Тот самый — это я!
Мне смертью в ярах раскинут полог,Жилище — недруг сжег.Бьет час предсмертный, был сон недолог,Его разрушит Бог.
Но верю в сон, что еще приснится,Обещанный судьбой.Тот сон, когда в нем блеснет денница,Я разделю с тобой».
Клянясь, что в скорби нам нет разлукиНи на единый час,Прохожий тот протянул мне руки,И спас меня он, спас!
ОДИНОЧЕСТВО
Смиряет ветер над крышейСвои ночные полеты.Не виден мир и не слышен,Но вижу и слышу что-то.
Там кто-то, будто из бездны,Ко мне простирает руки,Там голос, мне неизвестный,Но я ль не знал этой муки!
На крик во мрак выбегаю.Тиха, безлюдна дорога.Кругом лишь темень ночная.Откуда ж в сердце тревога?
Лишь мглистой березы трепет.В ночи примстилось, быть может…Никто никого не встретитИ никому не поможет!
«Снится лесу — лес»
Снится лесу — лесВ ливне вешнем.Май давно исчез,Но примчится,
Вновь вернется онВ блеске прежнем,Мне ж минувший сонНе приснится.
«Мгла у входа. Темень комнат»
Мгла у входа. Темень комнат.Ни о ком никто не помнит.След твой снегом запушило,Грусть метелью закружило.
В этот снег поверить надо,Оснежиться снегопадом,Затениться тенью нежной,В тишине притихнуть снежной.
Леопольд Стафф
(1878–1957)
НИКЕ САМОФРАКИЙСКАЯ
Реет музыка в складках одежды легчайшей.Недоступен для птицы полет твой великий,О богиня триумфа, — сквозь время все дальшеТы уносишься, Самофракийская Нике!
Хлещешь крыльями воздух, и в вихре полетаЛавры славы несешь. Не хочу их нимало.Лишь тому я завидую, ради кого тыНапрочь голову в дальних веках потеряла.
МИНУТА
Минует? Что поделать с нею!На то она ведь и минута.Покинет, становясь ничьею,Как облака, меняясь круто.
Минуте, в измененьях скорых,О предыдущей помнить поздно;От века плещутся в озерах,Сменяясь, девушки и звезды.
Юлиан Тувим
(1894–1953)
НУ, А ЕСЛИ НЕТ?