Монах указал Анжелике на свою кровать.
— Ложитесь и спите спокойно, мое дитя. Что до меня, то я продолжу свой труд.
Он скользнул в нишу, сел на табурет и склонился над пергаментами.
Сидящей на краешке жесткого матраса девочке совсем не хотелось спать. Ни разу еще ей не приходилось видеть столь странное место. Девочка поднялась и подошла к окну. Внизу виднелась целая вереница маленьких садиков, отгороженных друг от друга высокими стенами. У каждого монаха был свой кусочек земли, куда он ходил каждый день и где мог растить овощи или копать себе могилу.
Крадучись, Анжелика приблизилась к нише, где работал брат Жан. Ночник освещал профиль молодого мужчины, наполовину скрытый под капюшоном. Он сосредоточенно копировал старинные миниатюры. Кисти опускались в стаканчики с красной, золотой или голубой краской и искусно выводили узоры из цветов и чудовищ, коими в старину любили обильно украшать молитвенники.
— Вы не спите?
— Нет.
— Как вас зовут?
— Анжелика.
Внезапное волнение озарило худое, истощенное лицо аскета.
— Анжелика! Дочь ангелов. Конечно же, — прошептал он.
— Я очень рада, что вы пришли, отец. Тот толстый монах мне не нравился.
— Внезапно, — произнес брат Жан, чьи глаза светились странным огнем, — голос сказал мне: «Встань, оставь свои мирские дела. Иди и охраняй моих заблудших овец…» И я оставил мою келью, ведомый незримой рукой. Дочь моя, как оказалось, что вы так неблагоразумно покинули родительский кров, где подобает оставаться девочке вашего возраста и положения?
— Не знаю, — прошептала Анжелика, смущенно опустив голову.
Монах отложил кисти в сторону. Он поднялся, спрятав руки в широкие рукава, подошел к окну и долгим взглядом окинул звездное небо.
— Смотрите, — произнес он вполголоса, — ночь все еще царствует над землей. Крестьяне спят в своих лачугах, а сеньоры в своих замках. Они забывают во сне о своих горестях и заботах. Аббатство же не спит никогда… Здесь идет бесконечная битва между Богом и дьяволом…
Я покинул мир совсем молодым и пришел укрыться в этих стенах, чтобы служить Богу молитвами и постом. Однако я обнаружил здесь, в приюте высоких духовных устремлений, недостойные, развратные нравы. Дезертиры и инвалиды ищут под монашеской рясой легкую и безопасную жизнь, они приносят свои нечестивые привычки.
Аббатство словно большой корабль, который буря швыряет в разные стороны и который трещит по швам. Но он не пойдет ко дну, пока в его стенах есть набожные души. Среди нас еще остались люди, стремящиеся вопреки всему вести святую покаянную жизнь, которая была им предназначена Богом. Как это непросто! Чего только не выдумывает дьявол, чтобы сбить нас с пути… Тот, кто не жил в монастырях, никогда не видел настоящего лица сатаны.
Ему так хочется властвовать в божьем доме!.. Словно ему недостаточно тех испытаний, на которые нас обрекают муки желания, и присутствия женщин, вхожих в наши стены; он сам является к нам по ночам, стучится в двери, будит, обрушивает на нас свои удары…
Он поднял рукав, обнажив руку, покрытую кровоподтеками.
— Посмотрите, — проговорил он жалобно, — посмотрите, что со мной сделал сатана.
Анжелика слушала его с растущим ужасом.
«Он безумен», — подумала она.
Однако еще больше она боялась, что он не безумен. Слова монаха казались правдой, и от страха у нее зашевелились волосы на голове. Когда же кончится эта невыносимая, гнетущая ночь?
Монах упал на колени на твердый холодный пол.
— Господи, — говорил он, — помоги мне. Сжалься над моей слабостью. Отврати сатану!
Анжелика отошла и снова села на край кровати. Она чувствовала, что рот пересох от необъяснимого страха. Ей вспоминались слова, которые так часто встречались в сказках кормилицы: «Губительная ночь». Вокруг было что-то невыносимое и непонятное, что заставляло сердце замирать от страха.
* * *
Наконец звон колокола вознесся в ночь, разбив мертвенную тишину монастыря.
Брат Жан встал с колен. Анжелика видела капли пота, блестевшие у него на висках, словно он только что вел изнуряющий бой.
— Заутреня, — сказал он. — Еще не рассвело, но я должен идти с братьями в часовню. Вы можете пока остаться здесь, если хотите. Я приду за вами, когда будет светать.
— Нет, я боюсь, — возразила Анжелика, которой хотелось уцепиться за рясу своего защитника. — Можно, я пойду с вами в церковь? Я тоже буду молиться.
— Если хотите, дитя мое.
И он прибавил с грустной улыбкой:
— Раньше нельзя было и помыслить о том, чтобы привести к заутрене маленькую девочку, но сейчас наш монастырь скрывает в своих стенах столько людей, которым нечего здесь делать, что уже ничто не может удивить. Потому-то я и отвел вас сюда, где вы были в большей безопасности, чем в риге.
Он посмотрел на нее серьезно:
— Когда вы выйдете из этих стен, могу я просить вас, Анжелика, никому не рассказывать о том, что вы здесь видели?
— Я обещаю, — произнесла она, подняв на него чистый взор.
Они вышли в коридор, из старых камней которого, казалось, сочилась холодная влага.
— Зачем в вашей двери то маленькое окошко? — спросила Анжелика.
— Некогда мы были орденом отшельников. Отцы никогда не выходили из своих келий. Разве что во время службы, а во время поста было запрещено и это. Послушники передавали еду через эти окошки. А теперь помолчите, дитя мое. Ведите себя так тихо, как только можете. Вы меня этим очень обяжете.
Фигуры с капюшонами на головах проходили мимо под стук четок и шепот молитв.
Анжелика забилась в самый дальний угол часовни и попробовала молиться, но монотонное пение и запах горящих свечей убаюкали ее.
Когда она проснулась, часовня уже опустела, только дым от недавно потухших свечей все еще курился под темными сводами.
Она вышла во двор. Вставало солнце. В его алых отблесках черепичные крыши казались пурпурными. В саду рядом со старой статуей святого ворковали голуби. Анжелика широко потянулась и зевнула. Она спрашивала себя, не приснилось ли ей это все…
* * *
Брат Ансельм, добродушный, но медлительный, запряг свою повозку лишь после обеда.
— Не волнуйтесь, детишки, — весело приговаривал он. — Я лишь немного оттягиваю вашу порку. Мы прибудем в деревню только ночью. Ваши уставшие от забот родители уже будут валиться с ног.
«Если только они не будут в полях искать своих отпрысков», — подумала Анжелика, не испытывая ни капли гордости. Ей казалось, что последние несколько часов внезапно состарили ее. «Больше никогда не буду делать таких глупостей», — пообещала она себе меланхолично.