— Молодой человек, не мне пытаться реформировать вашу церковь, — сказал пастор с иронией.
— И хорошо, месье пастор, мы сами это сделаем, и не прогневайтесь, — воскликнул подросток с неожиданной горячностью, — Бог осветит нам путь!
Анжелика посмотрела на своего брата с изумлением. Никогда она бы не подумала, что такой пыл скрывается под его бесцветной и немного лицемерной внешностью. На этот раз настала очередь пастора растеряться. Чтобы попытаться развеять неловкость, барон Арман сказал, добродушно посмеиваясь:
— Ваши дискуссии заставили меня вспомнить, что, начиная с некоторого времени, я часто сожалею, что не гугенот. Поскольку вроде бы дворянину, обратившемуся в католичество, полагается до трех тысяч ливров.
Старый барон вздрогнул.
— Сын мой, избавьте меня от ваших неуместных шуток. Они недопустимы перед врагом.
Пастор снова взял свой промокший плащ со стула.
— Я пришел вовсе не как враг. Мне надо было выполнить поручение в замке де Сансе. Это сообщение из далеких земель. Я хотел поговорить с бароном Арманом наедине, но я вижу, что вы привыкли решать все дела сообща всей семьей. Мне это нравится. Так же было принято у патриархов и апостолов.
Анжелика заметила, что дедушка стал такого же белого цвета, как набалдашник его трости из слоновой кости, и что он оперся на дверной косяк. Ее охватила жалость. Она хотела бы остановить слова, которые должны были быть произнесены, но пастор уже продолжал:
— Месье Антуан де Ридуэ де Сансе, ваш сын, с которым я имел счастье познакомиться в Виржинии, попросил меня заехать в замок, где он родился, узнать новости о его семье, чтобы я смог передать их ему по возвращении. Вот, мое задание выполнено…
Старый дворянин приблизился к нему маленькими шагами.
— Вон отсюда, — произнес он приглушенным дрожащим голосом. — Никогда, пока я жив, имя моего сына, отрекшегося от своего Бога, своего короля и своего отечества, не будет произноситься под этой крышей. Вон отсюда, говорю вам. Никаких гугенотов у меня дома!
— Я ухожу, — сказал очень спокойно пастор.
— Нет!
Раймон вновь повысил голос.
— Не уходите, месье пастор. Вы не можете остаться на улице этой дождливой ночью. Ни один житель Монтелу не захочет дать вам приют, а ближайшая протестантская деревня слишком далеко. Я вас прошу принять приглашение провести ночь в моей комнате.
— Останьтесь, — сказал Жослен своим хриплым голосом, — надо еще, чтобы вы мне рассказали об Америках и о море.
Борода старого барона задрожала.
— Арман! — воскликнул он с отчаянием, которое разбило Анжелике сердце. — Вот где притаился мятежный дух вашего брата Антуана. В этих двух мальчиках, которых я любил. Господь меня не щадит. Поистине, я слишком задержался на этом свете.
Он пошатнулся, и Гийом поспешил его поддержать. Он вышел, опираясь на старого солдата лютеранина и повторяя дрожащим голосом:
— Антуан… Антуан…
* * *
Несколько дней спустя старый барон скончался. От какой болезни, так и не узнали. На самом деле, он скорее угас, несмотря на то, что считали, что он уже оправился от волнений, вызванных визитом пастора.
Он не ощутил боли от отъезда Жослена.
Однажды утром, спустя немного времени после похорон, Анжелика во сне услышала, как кто-то звал ее вполголоса:
— Анжелика! Анжелика!
Открыв глаза, она с удивлением обнаружила Жослена у своего изголовья. Она знаком показала ему, чтобы он не разбудил сестер, и проследовала за ним в коридор.
— Я уезжаю, — прошептал он. — Ты должна постараться им это объяснить.
— Куда ты едешь?
— Сначала в Ла-Рошель, затем найду судно до Америк. Пастор Рошфор мне рассказал обо всех этих странах: Антильских островах, а также колониях — Вирджинии, Мэриленде, Каролине, о Новом Амстердаме[57]. В конце концов, я останусь там, где буду нужен.
— Здесь ты нам тоже нужен, — сказала она жалобно.
Она дрожала от холода в своей тонкой изношенной ночной рубашке.
— Нет, — ответил он, — в этом мире мне нет места. Я, увы, принадлежу к сословию, обладающему привилегиями, но бесполезному. Богатые или бедные, дворяне не имеют абсолютно никакого представления, в чем их предназначение. Посмотри на нашего отца. Он в замешательстве. Он опустился до разведения мулов, но не решается полностью использовать эту унизительную ситуацию, чтобы восстановить благодаря деньгам свой дворянский титул. В итоге он проиграет по всем статьям. На него показывают пальцем, потому что он работает как торгаш, и на нас тоже, потому что мы остаемся нищими дворянами. К счастью, дядя Антуан де Сансе указал мне путь. Это был старший брат отца. Он стал гугенотом и покинул континент.
— Ты не отречешься от веры? — испуганно взмолилась она.
— Нет. Я тебе уже говорил, это ханжество меня не интересует. Что касается меня, я хочу жить.
Он порывисто обнял ее, спустился на несколько ступенек, обернулся и окинул свою юную полураздетую сестру взглядом искушенного мужчины.
— Ты становишься красивой и сильной, Анжелика. Будь осторожна. Тебе тоже нужно уезжать. Или в скором времени ты окажешься в стоге сена с одним из конюхов. Или ты станешь собственностью одного из этих толстых дворянчиков, наших соседей.
И он добавил с внезапной нежностью:
— Поверь моему опыту, дорогая. Такая жизнь станет тебе отвратительна. Спасайся, беги из этих старых стен. Что касается меня, я ухожу в море.
И в несколько прыжков, преодолевая по две ступеньки за раз, молодой человек скрылся из виду.
Глава 8
Ночная жизнь Ньельского аббатства. — Гнев протестантов
СМЕРТЬ деда, отъезд Жослена и слова, которые он бросил ей на прощание «Тебе тоже нужно уезжать», глубоко потрясли Анжелику, а ведь она была в том возрасте, когда излишняя впечатлительность делает человека способным на любые сумасбродства… Потрясение, вызванное визитом пастора Рошфора, оказалось еще разрушительнее, оставленные им следы день ото дня становились все больше, словно круги, расходящиеся на водной глади пруда после брошенного туда камня. Они ширятся и становятся все ровнее, пока не столкнутся с берегом и не разобьются о преграду из грязи и травы, под ногами людей, которые топчут все, что встретится им на пути.
Она не собиралась, как обычно, обращаться за помощью к своей всепонимающей подруге. Мелюзина не могла ей помочь. Мир сошел с ума. Уже давно, гонимая людской злобой, колдунья отправилась в края, может быть еще более далекие и неизведанные, чем те, в которые устремился Жослен.