перебрались на ветвь выше, чтобы оставить Ка-Ми в наследство самую низкую к земле. Наследница же с каждым днем ела все больше пережеванных матерью и отцом персиков, все меньше просила молока, и супруг вместе с тем стал приносить самке все меньше сердец из тел неизвестного Ти-Цэ животного. Когда малышка перестала сосать материнскую грудь совсем, подношения супруге сошли на нет, и мясо стали есть только отец и Ти-Цэ.
– Тебе со мной нельзя, – сказал йакит, когда мальчик попросил взять его в лес, – охота не для детей.
– Но почему? – канючил Ти-Цэ.
– Потому что это опасно, а ты очень многого еще не умеешь.
– А когда научусь? – не отставал тот.
– Уже скоро ты пойдешь учиться и надолго покинешь дом. А я уйду на службу.
– Стой… Я пойду куда? Разве ты не можешь меня научить?
Отец пожал плечами.
– Так не положено. У тебя должен быть свой наставник.
– Так это к нему ушел Ки-Да?
Отец кивнул. Ти-Цэ испуганно поежился: он вспомнил прощальный взгляд смиренного подростка.
– А я… вернусь? Сюда, к вам?
– Через несколько лет придешь на месяц или около того. А в следующий раз ступишь на родную землю только взрослым мужчиной.
– Но это же очень долго!
– Все через это проходят, и ты пройдешь.
– Все?..
Отец последнюю фразу сына не услышал. Он прихватил с собой пойманную ранее на источнике рыбу – подношение лесу, – бодро соскользнул по ветвям вниз, махнул ему и зашагал в неизвестном направлении. Ти-Цэ присел на край ветви, запоздало махнул ему в спину и обнял колени.
«Все через это проходят», так он сказал. Но что значит все? Естественный отбор тоже «все прошли», кто теперь жил под опекой родителей, но непрошедших его было в разы больше. Мальчик еще не скоро сможет забыть, как Здоровяк зашвыривал мертвые тела детей в кусты, как поднимались испуганные птицы, как опускались обратно, чтобы набить брюха падалью. Как хрустят маленькие косточки под тяжелой грязной стопой.
Ти-Цэ передернуло. Он не хотел даже думать о том, что вскоре попадет в похожее место, и ему вновь придется молиться звездам о конце мучений.
10
Ти-Цэ не знал, что готовило для него будущее, но оно неотвратимо наступало ему на пятки, как бы он ни пытался от него сбежать.
С того дня, когда Ти-Цэ прошел естественный отбор и вернулся к родителям, минул почти год. За это время он полностью овладел родной речью, научился плавать, ловить мелкую рыбешку и делать сладости из моллюсков. Научился перемещаться по древу с ловкостью и сноровкой взрослых йакитов, и в целом достаточно хорошо овладел собственным телом для того, чтобы недалеко путешествовать по Плодородной долине, по тропам из гибких деревцев, за чьи эластичные ветви было очень удобно цепляться. Ти-Цэ разучил также множество песен, современных и древних, перевод которых не понимал, немного овладел окариной с четырьмя отверстиями, освоил конх, играл на диджериду усопшего древнего. С трудом, но научился и этикету, первое правило которого гласило…
– Опускайся на колени, если видишь, что женщина хочет сесть, – в сотый раз повторял отец. Сам он упал на колени как подкошенный, как только мать закружила над ними. Вместе с Ка-Ми на руках она выбирала место для посадки.
– Да почему? – возмущался Ти-Цэ, но в следующую секунду плюхался рядом с отцом под давлением его руки.
– У нас разное строение конечностей, – терпеливо разжевывал йакит и указывал на вытянутые, загнутые крючком стопы супруги и дочери. – Женщины не могут стоять на земле, как мы. Когда самки садятся, всегда опускайся на колени тоже, иначе будешь смотреть на них сверху вниз. А это некрасиво.
– Ну ничего себе! А у нас крыльев нет, они вон на нас с какой высоты смотрят. Может, им из уважения к нам просто не летать?
– Цыц, – рявкал отец, но уголки его губ предательски тянулись вверх. – Хм… Женщины – истинные хозяйки древа, а мужчины – всегда гости. Поэтому не задавай глупых вопросов и проявляй уважение. Для начала – вставай на колени.
Ти-Цэ кивал, пусть и весьма неуверенно. Перед сестрой и матерью он мог сделать это столько раз, сколько отец посчитал бы нужным, но с трудом мог представить, что однажды найдется среди чужих женщин та, перед которой он будет делать это также естественно. И уж конечно, что он будет так же пожирать кого-то глазами, как это делал с матерью папа.
Скорее, чем Ти-Цэ оказался к этому морально готов, он обнаружил, что дорос отцу до пояса, а звезды на небе сделали круг и встали на те же места, что и в тот день, когда трое мужчин в служебной форме увезли его на телеге из серо-зеленого ада.
На следующее утро отец раньше обычного прикоснулся к плечу сына. По спине Ти-Цэ побежали мурашки.
– Пора, – сказал йакит, поднялся на ноги и поманил его из гнезда.
11
Ти-Цэ обнял спящую сестру, поцеловал крепко прижавшую его к себе мать и послушно вышел из гнезда вслед за отцом. Он не мог не заметить легкости, с какой родители расставались с сыновьями, и любовь, с какой опекали дочерей. Его кольнул укол ревности. Ну и что, что Ка-Ми – их будущее? Разве и он не был частью семьи? Ти-Цэ не хотел, чтобы его так просто отпускали. Он хотел, чтобы все древо содрогалось от рыданий и молило его остаться.
– Почему такой грустный? – хохотнул отец. – Как на казнь идешь, в самом деле.
– Так может на казнь и иду, я же не знаю, – ответил Ти-Цэ.
Мужчина и мальчик шли в молчании весь остаток пути. По мере того, как они отдалялись от дома, персиковые древа редели, и тут и там на глаза им стали попадаться отцы и их сыновья одного с Ти-Цэ возраста. Их становилось все больше и больше, и все они двигались в одном и том же направлении.
Они вышли за пределы Плодородной долины и, не сговариваясь, образовали одно большое шествие. Ти-Цэ поглядывал по сторонам. Он узнавал запахи: они шли бок о бок не только с незнакомыми ребятами, но и с теми, с кем маленький йакит пережил худшие годы своей жизни. Мальчики тоже осторожно принюхивались и вглядывались в лица окружающих, узнавали товарищей по несчастью, но не подавали вида и отворачивались, когда Ти-Цэ пробовал встретиться с ними глазами.
Ти-Цэ едва дышал: он всего раз бывал за пределами домашних угодий, и все с теми же йакитами. Там, снаружи, не было древ, заботливых отцов и матерей, легкодоступной пищи – не было ничего. Только нескончаемая борьба за жизнь.
Ти-Цэ сжал руку родителя крепче и задрал голову к светлому небу, туда, где должны были быть звезды.
Приемное потомство
12
Чем дальше они отходили от дома, тем четче впереди вырисовывался город, воздвигнутый посреди пустоши. Отцы пружинистым шагом спускались к