Гутентага. В письме, которое написал Тайлору, я спрашивал: «Жду от вас телеграммы, открыл ли я невиновного или преступника?»
Кстати сказать, телеграммы я не получил и возвратился в Париж, не имея никаких дальнейших сведений.
Но мне достаточно было поговорить час с узником Мазаса, чтобы убедиться, как убедились раньше Тайлор и Гюльо„в его полной невиновности.
Это был типичный неудачник, которому ничто не удавалось, и вот, утомившись бороться с судьбой и обстоятельствами, он решился покончить счеты с жизнью. Но он не желал умереть под своим именем. Ему хотелось, говорил он, избавить свою семью от такого позора.
— Я назвался Геслером потому, — рассказывал он мне впоследствии, — что эта фамилия столь же распространена в Германии, как у вас во Франции Дюбуа или Дюран. Что же касается имени Анри или по-немецки Генрих, то я также взял его наудачу, так как это одно из тех имен, которые в моей стране довольно часто даются детям.
По какой-то удивительной случайности Гутентаг, остановившись в отеле Калье, назвался Анри, то есть именем Пранцини, которого действительно звали Анри. Это обстоятельство, разумеется, дало материал фантазии журналистов, которые начали сочинять сенсационные романы, рассказывая, будто эти двое молодых людей были связаны тесной дружбой и вместе совершили преступление.
Само собой разумеется, очная ставка не привела ни к каким результатам. Тогда же задались целью проверить час за часом времяпрепровождение Гутентага с того момента, как он покинул отель Калье, вплоть до пяти часов утра, когда два агента вытащили его из Сены.
Это было тем более трудно потому, что бедняга совершенно не знал Парижа, по которому он блуждал наугад и с большим трудом мог указать нам место, куда он заходил, и, между прочим, пивную в предместье Пуасоньер, где он провел несколько часов над единственной кружкой пива, которую заказал на последние свои деньги.
Каким, однако, страшным уроком было это удивительное приключение! Я никогда без содрогания не мог подумать о том, как легко можно было принять несчастного Гутентага за единственного и настоящего виновника. Представьте себе, например, что Пранцини сохранил бы столько здравого смысла и самообладания, что бросил бы драгоценности Марии Реньо в Сену, а потом явился бы в сыскную полицию дать свои свидетельские показания. Очень возможно, что привратник, не узнавший Пранцини, узнал бы Гутентага! Тогда виновность его была бы всеми признана.
И нельзя сказать, что, говоря это, я впадаю в полицейскую ересь, так как в своих записках мне придется несколько раз рассказывать случаи, когда свидетели узнавали невиновных и не могли узнать виновных.
Нам стоило таких хлопот разыскать пивную, где Гутентаг оставался очень долго, что очень возможно, что ее вовсе не нашли бы, если бы были уверены в его виновности!
Все обстоятельства свидетельствовали против него, и для него вовсе не было бы алиби то обстоятельство, что он был вытащен из Сены в 5 часов утра, то есть в то время, когда, по мнению экспертов, преступление уже было совершено. Если бы у правосудия не было под руками никого другого, кроме Гутентага, то очень возможно, что эксперты с некоторой натяжкой согласились бы признать, что преступление было совершено раньше.
Я думаю, что эти простые заметки могут служить полезным материалом для романистов, которым пришла бы охота эксплуатировать неисчерпаемый кладезь юридических ошибок.
Все это, между прочим, доказывает, что в полицейском деле следует всего ожидать и не пренебрегать ничем, так как здесь даже неправдоподобное может оказаться истиной.
Вообще, дело Пранцини было одной из самых фантастических и захватывающих юридических драм. В ней вы найдете все ужасы рассказов Эдгара По и в то же время яркую картину нашего циничного и развращенного конца века. Наконец, иллюстрацию того, что может и чего не может достичь полиция, и полный триумф случая, который завязывает и распутывает интригу, направляя и разъясняя ее подобно хору в древней трагедии!
Каждый день приносил новые открытия и новые детали, до очевидности доказывавшие виновность Пранцини.
Однажды в кабинет господина Гюльо зашел некий гражданин Артур Геслер и рассказал, что он уже давно знает Пранцини, который был переводчиком при одном отеле в Неаполе, в то время, когда свидетель состоял там секретарем. Пранцини совершил какую-то кражу, но был изобличен господином Геслером и с тех пор затаил против него ненависть.
Это показание внесло новый свет в деле Пранцини. Тогда стало ясно, почему преступник пустил в ход имя своего врага Геслера.
Мало-помалу полиции удалось разузнать всю биографию этого опасного авантюриста.
Родители Пранцини были итальянцы, но он родился в Египте, в Александрии. Одаренный замечательными лингвистическими способностями, он окончил курс учения в английском пансионе, что дало ему возможность получить место почтамтского чиновника. Здесь он совершил первую кражу и был приговорен к шестимесячному тюремному заключению. Отбыв наказание, он уехал в Константинополь, где поступил переводчиком в отель «Англетер».
Уволенный и от этой должности, Пранцини, в компании с одним немцем и одним американцем, занялся торговлей. Они втроем объехали Италию и Персию, потом Пранцини возвратился в Александрию с маленькими деньжонками, но вместо того, чтобы пустить свои деньги в серьезный оборот, он предался карточной игре и через несколько недель потерял весь свой капитал. Тогда он поступил переводчиком в английскую армию, которая отправлялась в суданскую экспедицию. По окончании кампании он возвратился в Каир еще раз обладателем нескольких тысячефранковых билетов. Но эти деньги он очень скоро растратил и опять должен был искать места. Он служил еще некоторое время при итальянской компании «Пулман кар», где опять попался на воровстве.
Наконец, он отправился во Францию искать счастья.
За два дня до преступления он заходил к одному из своих александрийских знакомых и попросил у него взаймы небольшую сумму денег.
Глава 6
Поклонницы Пранцини
Полиции удалось найти тот магазин головных уборов, в котором Пранцини купил круглую шляпу накануне преступления. В магазине он дал адрес доктора Фостера, будто бы остановившегося в «Гранд-отеле». Кстати, от имени этого же фантастического доктора Форстера Пранцини отправил в Марсель на свое имя драгоценности Марии Реньо.
Доказательства виновности человека, которого я привез из Марселя, день ото дня возрастали. Он не мог сказать, где провел ночь преступления, в Марселе он зря разбрасывал драгоценности Марии Реньо. На его руках остались шрамы от порезов, очевидно полученных в борьбе с жертвами. Правда, не было найдено ножа, которым он совершил преступление, зато отыскался ножовщик, у которого Пранцини его купил. Наконец, его бегство из Парижа, его смущение и покушение на самоубийство должны были