повлиять на присяжных в качестве моральных улик.
Вдруг Пранцини нашел новое истолкование своего времяпрепровождения в ночь преступления.
— Я провел эту ночь, — сказал он, — у одной светской дамы, которой не назову даже под ножом гильотины.
Это была глупая и избитая романическая уловка. Пранцини, очень много читавший, очевидно, почерпнул свое объяснение из романов Габорио. Однако это было единственное оружие его защиты, и благодаря ему создалась целая легенда о красавце-злодее.
Придумывая свой последний аргумент, Пранцини отлично знал, что в его квартире были найдены старательно перевязанные розовыми и голубыми ленточками связки писем от его возлюбленных.
Этот странный авантюрист, у которого не было порядочного белья, — в сущности, даже некрасивый и неинтересный, хотя толпа провозгласила его красавцем, — действительно, на своем веку покорил много женских сердец, и эти женщины вовсе не принадлежали, как госпожа де Монтиль, к известной категории. Признаюсь, нас ожидала масса сюрпризов, когда мы начали наводить справки о возлюбленных Пранцини, а письма, которые по долгу службы мы вынуждены были перечитать, открыли нам много любопытного по части испорченности женского сердца.
Сюжет очень деликатный, и, конечно, я ни за что в мире не нарушу здесь профессиональной тайны, составляющей священный долг порядочного человека, но полагаю, что, даже не называя ни одной из тех несчастных, которые пленились атлетическим сложением и нежностью темно-синих и глубоких глаз авантюриста, я должен разрушить бессмысленные легенды, сохранившиеся поныне о некоторых весьма почтенных дамах, которых обвиняли, будто они были любовницами Пранцини, тогда как в действительности они даже не знали его.
Правда, Пранцини был в связи с одной молодой девушкой, американкой, с которой познакомился на дворе «Гранд-отеля», и каким бы это ни казалось неправдоподобным, но эта молодая девушка была из очень хорошей семьи… Уехав из Парижа в Нью-Йорк, она писала оттуда Пранцини. Вот эти курьезные письма:
«Милый мой!
Мы приехали сюда вчера, и я спешу вам сказать, как по вас вздыхаю и как горячо хочу вас видеть.
Моя семья, — то есть мои братья, сестра и отец, — очень рада нашему возвращению. Они все время боялись, что с нами случится что-то недоброе в этом страшном Париже.
Правда, случилось нечто, но я только этому радуюсь потому, что самое пылкое мое желание — видеть вас и быть с вами.
Мы приехали вчера утром в порт, который так же красив, как и неапольский, все французы и итальянцы очень восхищались городом. Что же меня касается, то при виде всего этого я только пожалела, что вас нет со мной.
Если вы скоро соберетесь сюда, то не подвергнетесь зимним бурям и непогодам на море, а также исполните мое заветное желание. Быть может, вам неприятно, что я напоминаю о вашем приезде, потому что вы говорили мне, что приехали бы, если бы могли. Но я хочу вас видеть, потому что люблю вас так же, как в Париже. Ваше лицо постоянно перед моими глазами.
Моя мать поручила мне передать вам ее поклон. Вы произвели на нее очень хорошее впечатление, что крайне редко бывает, так как к новым знакомым она всегда чувствует предубеждение, но вы с первого взгляда показались ей симпатичным».
Пранцини не только соблазнил дочь, но очаровал и мать. Что касается дочери, то она отдалась ему всецело. Вот, что она писала ему:
«Великий Боже! Когда я подумаю, что я отдалась вам безвозвратно в тот роковой день, я содрогаюсь от страха: вы никогда не захотите мне верить, что это единственно потому, что я любила первый раз в жизни и была так ослеплена моей любовью, что не могла отказать вам ни в чем. Мне следовало держаться от вас подальше, пока вы не дадите слова на мне жениться… Я сделала страшную ошибку, о которой должна буду горько пожалеть, если только вы не приедете в Нью-Йорк и не докажете, что это не так ужасно…
О, если бы я могла опять чувствовать себя в ваших объятиях и если бы я могла вам высказать, как я вам верна!
Моя мать удивляется моей глубокой любви к вам, но она верит в фатализм и думает, что я хорошо делаю, следуя влечению моего сердца».
Затем молоденькая американка объясняет, почему у нее вспыхнула к нему любовь.
«Я была очарована в тот вечер, когда вы долго рассказывали мне о своих победах над противниками и когда я попробовала ваши железные мускулы на руках.
Я не люблю жирных и вялых мужчин, у которых нет мускулов и которые походят на женщину. Но в вас есть то, что мне нравится: мужественная сила и здравый смысл.
Я живу в сладкой надежде, что вы приедете сюда. Помните, что я люблю вас и вам верна».
Итак, этот авантюрист нашел возможность быть представленным родителям своей возлюбленной, и те смотрели на него как на будущего зятя… Свою американку он совершенно очаровал… Недаром же доктор Бруардель говорил на суде о его замечательной физической силе!
Пранцини, желая еще больше воспламенить свою возлюбленную, написал ей от имени своего друга господина Z., «что он тяжело ранен на дуэли». Встревоженная американка тотчас же ответила ему следующим посланием:
«7 марта 1887 года, 11 часов 45 минут вечера.
Мой дорогой, милый, любимый!
Сегодня я получила страшную весть о вашей дуэли. Когда я прочла эти слова: «бедный Анри лежал в постели, вот уже скоро два месяца», я задрожала всем телом, а мое сердце забилось так сильно, что я почти могла его слышать. Никогда еще я не читала по-французски так быстро, как этот раз, и только тогда, когда дошла до фразы: «теперь он вне опасности», я перестала дрожать и от всего сердца поблагодарила Бога, что он спас вам жизнь. Бедняжка мой, как, должно быть, вы страдали!
Какая скверная и страшная вещь дуэль. У нас она не принята, когда мы ссоримся, то вместо шпаг пускаем в ход языки… Я хотела бы знать все подробности. Куда вы были ранены? Оправились ли теперь? Меня мучит смертельная тревога, что вы можете снова получить вызов. О, мой дорогой, прошу вас, умоляю на коленях, не рискуйте своей жизнью. Вспомните, как я вас люблю. Что я могу сказать, чтобы дать вам почувствовать мою энергию, мою преданность, верность, а также мою уверенность в вашей счастливой будущности? Если я говорю вашу, то разумею и мою также, не правда ли?
Я до сих пор не могу успокоиться, и от всей души желала бы быть теперь около вас, чтобы ухаживать за вами во время этой долгой и