беспокойной, пугалась любого шороха. Мочилась в кровать до одиннадцати лет. Я пообещала себе, что буду жить своей жизнью и не выйду замуж, пока не достигну поставленных целей, то есть буду зарабатывать достаточно денег, чтобы у меня всегда был выбор.
– Мне становится так грустно от одной мысли о том, что тебе, тринадцатилетней девочке, приходилось видеть, как твоя мама страдает. Но почему же ты никогда ни с кем не обсуждаешь ту ночь, мам? – произнесла Джесси, положив руку на свой выпирающий живот.
– А ты бы стала? – нахмурилась Ребекка.
– Стала, если бы моя дочь попросила. Уж лучше так, чем держать все от родных в секрете.
– Это не секрет! – воскликнула Ребекка. – Это моя личная боль, и мне пришлось похоронить ее глубоко внутри, чтобы жить дальше. Ты не можешь или не хочешь принять это, и мне больно, но я все равно пытаюсь понять тебя. Но почему ты думаешь, что почувствуешь себя лучше, если я тебе обо всем расскажу? – Ребекка почувствовала, что начинает оправдываться.
– Потому что у меня складывается впечатление, словно я тебя совсем не знаю. Такие вещи очень сильно меняют людей, и я бы понимала тебя куда лучше, если бы знала больше, – ответила Джесси.
– Но дело не только в тебе, Джесси. Я ни с кем это не обсуждала – ни с Джоном, ни с Айрис. Ни с кем. Прошу, не принимай это на свой счет.
– Но если ты держишь в секрете что-то настолько значительное, как тебе вообще можно доверять?
Ребекка тяжело вздохнула.
– Джесси, повторюсь, это никакой не секрет.
– Как скажешь, – ответила Джесси, пожав плечами, а потом тихо продолжила. – Папа сказал, что тебя травмировало мое рождение. Как думаешь, могла ли травма той ночи, которую ты похоронила глубоко в себе, проявиться в тот день, когда я появилась на свет?
– Вот что тебе отец сказал? – спросила Ребекка, бросив взгляд на найденную на чердаке тетрадку с газетными вырезками.
– Он рассказывал мне кое-что, но все-таки я хотела бы услышать все лично от тебя.
– Что еще он тебе сказал? – уточнила Ребекка, вставая за тетрадью.
– Он говорил, что, когда я родилась, ты начала страдать от сильной тревоги. Что тебе казалось, что ты видишь того полицейского, который допрашивал тебя в ночь смерти твоих родителей. Что он преследовал тебя.
Ребекка кивнула, садясь на диван рядом с Джесси.
– Когда роды наконец закончились и мне наложили швы, я приподнялась на больничной кровати, держа тебя на руках, и… – Ребекка откашлялась, прочищая горло, но продолжать было нелегко. – Я помню, как что-то будто переключилось у меня в мозгу… Это так тяжело описать. Такое странное чувство… Я начала слышать мужской голос, он говорил обо мне. Тогда я спросила у Харви, в чем дело, но конечно же, он ничего не слышал. Мне стало страшно. Я не понимала, кто или что это было.
– А что именно он говорил?
– Кажется, он рассказывал медсестрам обо мне. Говорил, что знает, что я совершила, что за мной приедет полиция, разлучит нас и посадит меня за решетку.
Джесси ошеломленно посмотрела на мать.
– После этого я начала очень быстро терять рассудок. Я была уверена, что этот человек преследует нас повсюду. Я не могла уснуть от мыслей о том, что он заберет тебя, потому что я не гожусь тебе в матери. Куда бы я ни пошла, он следовал за мной. В каждой комнате, на дороге возле фермы Харви, где мы тогда жили. Просто наблюдал за мной день за днем и курил дешевые сигареты – как и в ту ночь, когда погибли мои родители, когда меня заставили сидеть в комнате для допросов четыре часа и на моей рубашке все еще была мамина кровь. Я чувствовала дым от его сигареты… Все было абсолютно реально.
– Это ужасно, – сказала Джесси, поворачиваясь к Ребекке лицом к лицу.
– Мне до сих пор порой снятся сны. Сны, в которых мой отец поднимается по лестнице в поисках меня.
Ребекка медленно достала вырезки из полицейских отчетов и протянула их дочери.
– В руках у него пистолет, деревянные ступеньки скрипят под его ногами, он медленно и неумолимо приближается ко мне. Я лежу, спрятавшись под одеялом. Он входит в комнату, и, когда он настигает меня, я смотрю ему в глаза, а он жмет на курок.
Глава двадцатая
Айрис
16.00, среда, 19 ноября 2014 года
Айрис окинула взглядом опустевшее кафе, из которого только что в спешке вышел Марк, и достала из своей сумочки блокнот. В нем она записала имя Джейн Треллис, а рядом сделала пометку: «акушерка, родильное отделение, больница Святого Дунстана». Было несложно найти ее фотографию на сайте больницы. На вид ей было, как показалось Айрис, около двадцати пяти, на снимке она широко улыбалась, а кончики ее волос были окрашены в розовый.
У нее зазвонил телефон. На экране, к ужасу Айрис, высветился номер Майлза. Ей нужно было рассказать Майлзу о том, что Джессика приходилась ей сестрой, но чем больше проходило времени, тем, казалось, труднее ей было в этом признаться. У Айрис по-прежнему был шанс выйти из сложившейся по ее же вине непростой ситуации: теперь, благодаря Марку, у нее было имя Джейн Треллис… Оставалось только найти ее.
«Наступает вечер, и у молодой матери, сбежавшей с новорожденным ребенком, остается все меньше надежды. Никто не видел Джессику Робертс или ее дочь Элизабет с тех пор, как они покинули родильное отделение больницы Святого Дунстана в Чичестере в восемь часов утра». Айрис подняла глаза на маленький телевизор в углу кофейни и не смогла оторвать взгляд от снимков, на которых Джессика выходила со своей новорожденной дочерью на улицу промозглым ноябрьским утром.
У нее снова зазвонил телефон, и, когда высветился незнакомый ей местный номер, она взяла трубку.
– Алло, это Айрис Уотерхаус?
– Да, а кто это? – спросила Айрис.
– Меня зовут Хелен Тейт. Я звоню вам из государственного архива.
– Ох, здравствуйте, – кивнула Айрис, слегка растерявшись.
– Мы только что связались с коронером в связи с вашим запросом по расследованию убийства и самоубийства Гарриет и Джейкоба Уотерхаус в ноябре 1960 года. Поскольку вы являетесь родственницей погибших, ваш запрос на доступ к данным был одобрен, и, если вы хотите ознакомиться с заключениями, в данный момент вы можете их найти в нашем офисе в Чичестере. Вам понадобится лишь предъявить удостоверение личности.
– Это отлично, спасибо. А во сколько они сегодня закрываются?
– Они открыты до пяти, у вас остается примерно один час. Не забудьте взять с собой удостоверение личности.
– Хорошо, спасибо.
Чтобы все прошло