превращусь, хоть на цепь меня и в будку, на прохожих брехать. Лучше уж бегать по лесу, мертвецов выискивать.
Губернатор не стал дальше спорить, да и фамильяр с каждым днем нравился ему все больше. Было приятно знать, что этот весельчак рядом.
До него стали доходить слухи о пропадающих преступниках: Оренбург, увы, не самая спокойная губерния, здесь всегда было много отребья из-за направляемых сюда каторжан, но если раньше они бродили по лесу, и чинили разбой, то сейчас резко исчезли. Да и несколько острогов подозрительно как-то обрушились, и под завалами не удалось найти выживших. Если быть точнее — никого не удалось найти.
Люди в городах и селах радовались исчезновению незаконопослушного контингента, но Сухтелен считал, что их похищали по приказу Мары, и обращали в мертвецов. Ладно, они смирились с мыслью, что однажды враг пойдет на штурм Академии, но если среди нежити окажутся преступники — убийцы, насильники, злостные нигилисты, — то у обороняющихся почти не будет шанса на успех.
Благодаря дневникам Анны они уже знали, что перерождение избавляет человека от чувств, но в каких же монстров после смерти превратятся те, кто был чудовищем при жизни?!
Увлекшись своими мыслями, граф потерял бдительность, и споткнулся о Гастона, резко застывшего на месте. Ворон Юлих спорхнул с плеча своего хозяина, и попытался привести в чувство фамильяра, но тот сначала ни в какую не реагировал, а потом встрепенулся.
— Ланж! Ланж! — приглушенно заскулил он.
— Что случилось? Что ты чувствуешь? — настойчиво спросил Сухтелен.
— Наша связь, — медленно произнес рыжий фамильяр. — Наша связь восстановилась! Я чувствую ее, чувствую Ланж, она рядом!
Он резко вскочил на все четыре лапы, и помчался на северо-восток. Граф не поспевал за ним, зато Юлих взлетел повыше, дабы не потерять пса из виду. Неужели она действительно здесь? Так близко, практически у них под боком, а они все это время рыскали по губернии, не понимая, куда запропастилась беспомощная парижанка.
Он ощущал связывающую их магическую нить, но теперь, преодолев четыре километра, увидел ее фигурку, закутанную в странный наряд. Глаза сияли, как драгоценные камни, и Гастон с отчаянно колотящимся сердцем припустил во весь дух, влетев в ее объятья на полной скорости.
— Гастон! Мой милый! — воскликнула счастливая девушка, не обращая внимания, что они кубарем покатились по снегу.
— Соланж, мой ангел, ты жива! — вторил ей фамильяр.
Они снова были вместе, им так много хотелось друг другу сказать, но они лишь обменивались бессмысленными восклицаниями, с трудом осознавая свое счастье.
— Здравствуйте, мадмуазель. Я рад, что мы нашли вас.
Сквозь охвативший ее восторг, парижанка расслышала знакомый голос, и постаралась привести мысли в порядок.
— Ваша светлость, надеюсь, вы меня искали не для того, чтобы снова сопроводить в острог. Мне и одного раза хватило.
— Нет, Соланж, это он меня спас! — вмешался честный Гастон. — Граф со своими людьми отбил меня у пособников Жиро, я выздоравливал у него дома.
— Это правда, мадмуазель. Ваш фамильяр подробно рассказал о том дне, когда вас обвинили в убийстве ученицы, и я готов признать, что мы сделали преждевременные выводы.
— Рада слышать, — сухо ответила Соланж, прижимаясь щекой к Гастону.
Губернатор хотел еще что-то сказать, но в этот момент к ним подошел бывший декан магов и мордовская ведява.
— Это вы, господин Бунин! Позвольте мне сразу заметить, что я более не подозреваю вас в предательстве.
Мужчина хмыкнул.
— Судя по тому, что наши имена перестали клеймить по всей округе, вы действительно пришли к верному выводу. Но почему? Вы нашли предателя?
— Еще нет, — ответил Сухтелен. — Но мы сопоставили все имеющиеся факты, и поняли, что обвинения против вас выглядят инсценированными, хотя поначалу даже я обманулся, так филигранно была сплетена интрига.
— Да, у кого-то хватило и воображения, и удачи.
— И союзников среди мертвецов.
— Кстати, у нас есть доказательство нашей невиновности.
Пока Соланж нежничала с фамильяром, Иван Бунин с Теленой показали губернатору тело служанки, разъяснили обстоятельства дела, и даже граф был вынужден признать, что сбежавший из Академии Бунин не смог бы похитить и убить бедняжку, как и мадмуазель Ганьон, у которой было железное алиби.
— Я клянусь, что верну вам честное имя, — в итоге сказал Сухтелен. — У нас уже есть косвенные доказательства, но я прошу вас подождать, чтобы враг чувствовал себя в безопасности, думал, что мы по-прежнему виним во всем вас. А пока пришло время нам собраться всем вместе, и обсудить план по защите Академии.
Глава пятьдесят четвертая, рассказывающая о самой необычной команде по спасению мира
5 марта 1831 года по Арагонскому календарю
Никогда еще дни не казались им такими длинными, как перед субботой. Пятого марта, пока студенты отсыпались после тяжелой учебной недели, Онежский с Мизинцевым, Рыковым и помилованным учеником Бравадиным в сопровождении фамильяров отправились к губернатору Сухтелену. Они приложили все усилия, чтобы никто не заметил их отсутствия, и с самыми разными оттенками чувств спешили на важную встречу. Преданный графу слуга сопроводил их в кабинет хозяина, где уже сидело несколько посетителей.
Сердце Онежского замерло, когда он увидел Соланж Ганьон, свою возлюбленную. Несмотря на все испытания, она была так же красива и свежа, как и в первый день знакомства: ни единой лишней морщинки, никакой затравленности во взгляде или поведении. Однако он понимал, что опыт в Илецком остроге навсегда оставил шрамы на ее сердце, и каждый раз, вспоминая ту боль, она будет представлять его, Дмитрия, мужчину, который передал ее в лапы мучителей.
Рядом с ней в кресле сидел Иван Бунин, бывший декан Академии. Вот он действительно изменился: отрастил роскошную бороду, нарядился в одежду кочевников, даже глаза щурил и двигался как настоящий казах. То-то его не могли найти! Но если Онежский перестал видеть в нем предателя, то сразу почувствовал возникшую между ним и Ланж связь, что причинило боль.
Хрупкая ведява грациозно поднялась с кресла вслед за остальными, и ректор не мог понять, почему мордовская русалка бросила своих сородичей, и осталась в Исети, на чужой земле, защищать тех, кому ничего не должна. И ведь это она обнаружила служанку, благодаря ей у них есть доказательство невиновности Соланж и Бунина!
Зато кто обрадовался, так это Рыков: оборотень изначально сомневался в обвинениях против мадмуазель, и был бы рад опровергнуть их. Теперь его гладко выбритое лицо выражало лишь азарт от предстоящей борьбы с врагом, и он с легкостью принял в защитники Исети парижанку, бывшего коллегу и мордовскую ведяву.
Илья Мизинцев его оптимизма не разделял. Главному библиотекарю пришлось оставить