Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава двадцать первая

Гремит пред входом во храм колесница.Царя с семейством приветствую я;В тени пилона проходит семьяВо двор мощеный. И царь, и царицаВ одеждах белых; в хитоне простомЦаревна с веткой зеленой оливы.Один царевич, как царь горделивый,В тунике царской, в плаще золотом,С алмазной цепью — эмблемою власти;Алмазный обруч блестит на кудрях,И тонко пахнут бесценные масти.Всё так, как было при древних царях.

Его по-царски встречают хоралом;Двумя жрецами почетно храним,Он входит первым. И раб опахаломВечерний воздух колышет над ним.Идем мы. Звонки гранитные плиты;Им вторит отклик в изломах аркад.Пред нами, в свете зажженных лампад,Стоит высокий и взорам открытыйСлужений царских алтарь, и к немуВедут ступени трех лестниц пологих;На плоских чашах курильниц треногихАлоэ тлеет; и тонет в дымуПрестол трехгранный цветного порфира.Царевич всходит наверх к алтарю;Наследник царства, подобно царю,Впервые сам возлияние мираПриносит в жертву Зиждителю Мира…В косом потоке закатных лучей,Как чаша крови, алеет елей.

В одном порыве горячих моленийМы все безмолвно склонили колени;Пред тайной смолк торжествующий хор;Кадильным дымом наполнился двор:Свершался древний обряд посвященья.Любовью чистой исполнен был взорЦаревны юной, и, дань восхищенья,Дрожали слезы в глубоких очах,Как две росинки при лунных лучах.

Вновь гимн раздался, и проникновенноЗвучала песнь под бряцанье кадил.Прекрасный, тихо царевич сходил;Точеный лик просветлен вдохновенно,В тазах мечтанье… Таинственно онПриял величье царей вековое.К нему навстречу иду я, и двоеЖрецов подходит с обеих сторон.

Лампады блещут, дымится алоэ…Во двор в просветы меж белых колоннВоздушно небо глядит голубое,И только слышны в лазурном покоеРоптанье моря в немолчном прибоеДа сизых горлиц ласкающий стон.

Но гаснут тучек прозрачных волокна;Потух на море отлив багреца,И ранний сумрак в садах у дворцаУкрадкой глянул в глубокие окна.

Росой покрылись поляны. Меж тем,Готовясь к ночи венчальной, гаремЖужжал последней дневною заботой.Для встречи гостя невидимый кто-тоСпешил исполнить преданий наказ,И слился здесь с повседневною быльюВолшебной сказки старинный рассказ.Лениво брызжа душистою пылью,Фонтаны слух чаровали, а глазПрельщался тканей тяжелых окраской,Ковров пушистых цветистою ласкойИ, в пестрой глине затейливых ваз,Расцветкой яркой цветов благовонных;Лампад висячих граненый топазИграл снопами лучей благосклонных,И всё казалось причудливым сном:Узоры шелка на мягких диванах,Узоры стройных кувшинов с вином,Узоры тонкой чеканки на жбанах.А в круглых сводах невидимых нишСлегка курился дремотный гашиш,Чтоб воля млела в желанных обманах.

Волненье, радость, надежды и страхСредь жен-красавиц, избранниц счастливых:Притворный холод в глазах горделивыхИ трепет скрытой тревоги в сердцах.

Они все вместе собрались в купальне,В саду тепличном. Ласкающе-тих,Чуть слышным звоном доходит до нихВлюбленный голос мелодии дальней.

В саду, где пальм гладкоствольных листыСклонились к иглам серебряных елей,В пахучих травах вздыхают цветы,Пасется стадо ручное газелей,Павлины ходят, раскинув хвосты.

Как чаша, пруд; и ползучих растенийЛиства к нему опустилась везде.До дна уходят, белея в воде,Широких лестниц крутые ступени;Застыл недвижно, в спокойствии лени,Прозрачной влаги сквозной малахит;Там лотос, образ невинности, спит,Там лебедь, с гордым величьем движений,Беззвучно выплыв из дремлющей тени,Блестящей дрожью воды окружен;И, как виденья, по глади зеркальнойЛегко скользят отражения жен…

Настал для сборов пред ночью венчальнойПоследний важный и хлопотный час.Снуют служанки вокруг водоема;Готовят девы себя для приемаСупруга в блеске всех женских прикрас.Уже исчерпан богатый запасВсех тайн, идущих в изустном рассказеОт рода к роду с древнейшей поры:Для лиц — составы смягчающих мазей,Для рук — бальзамов привозных жиры,Из тонко стертых жемчужин белила,Сурьма и желтый толченый шафран,Цветная пудра, оттенки румянИ, чар любовных победная сила,Соблазна полный духов аромат.

Черед одежде. Борьба охватилаКрасавиц-женщин. Их прихоть стократМеняет вкусы; со строгим разборомОтвергнут ими убор за убором;Всё новых тканей пленяет краса;Они, спеша, примеряют наряды,Подвески, цепи, венцы, пояса.Снуют служанки… Звенят голоса…Соперниц судят враждебные взгляды;И то и дело, с дрожаньем руки,В зеркальность медной блестящей доскиГлядится дева и просит ответа:«Свежа ль? Прекрасна ль? Удачно ль одетаК лицу ли это убранство волос?..»Соседки смотрят, кивают со смехом,По в каждом сердце всё тот же вопрос:«Кого судьба обласкает успехом?Кому предсказан избранья почет?Кто будет первой супругой счастливойИ первой ночи подругой стыдливой?Чей миг бессмертья сегодня пробьет?..»

А небо в полночь нахмурилось строже.Затмились звезды; ненастная мглаПолзла туманом. Царевна легла.Она безвольно томилась на ложе,И сном забыться ей было невмочь.Напрасно думы гнала она прочь,Но мысль внушала всё то же, всё то же,И жутко длилась бессонная ночь.

Метался ветер, и с жалобой гневной,Бушуя, море рвалось из границ.Во мраке плыли, смеясь над царевной,Рои прекрасных девических лиц.

Лицо сменялось лицом непонятно;Глаза чернели бездонною тьмой,И губы, гордо, беззвучно, но внятноДля сердца девы, шептали: «Он мой!»

Дышала радость в улыбке надменной,Насмешка крылась, как вызов прямой.В ответ, как эхо, одно неизменно:«Он — мой! — твердила царевна, — он — мой!»

Но тени в танце неслись, торжествуя,Под звон запястий и свадебных чаш;И вновь чуть слышно, как звук поцелуя,Истомный шепот змеился: «Он — наш!..»

Глава двадцать вторая

И утро встало ненастное. МореОдели тучи покровом теней;Шумела буря в свинцовом просторе;Пучина вздулась, и с громом на нейВздымались волны друг другу на смену,Одна другой и страшней, и темней,А ветер буйный вскипавшую пенуСрывал разгульно с горбатых гребней.Казалось, бездны разгневанный демонКидался в битву с жильцами земли:С налету снасти трепал у трирем он,На камни рифов бросал корабли,Удары сыпал на крепкие молы;Он в новом всплеске старинной крамолы,С мятежным кличем вражды и хулы,Грозил смести человека-тиранаИ гнал на приступ к подножью АцтланаЗа ратью рать роковые валы.

Душа царевны созвучна ненастью.Разбит, как бурей, сердечный покой,Бушует сердце бесплодною страстью,Как море, в споре с любовной тоской.Всё то, что было недавно ей свято,Теперь погибло, безжалостно смято,Как венчик розы жестокой ногой:Ее любимый был отдан другой.И сон их детский о счастьи возможномНавеки прерван, и в сердце тревожномНадежд огонь благодатный задут.Былое — призрак; печаль — в настоящем.А там… в грядущем, лишь горе сулящем,Угроза брака, несноснее пут…О, как совместны с тоскою тяжелойНенастья слезы!.. И голуби ждутЦаревну тщетно в тревоге веселой.

В тунике белой у белой скамьи,Сама, как призрак, она в забытьиСтоит в тени у конца колоннады,Где, в светлой бронзе застыв, лимниады,С телами женщин на рыбьих хвостах,Фонтана чашу несут на перстах.

Дождем спадают болтливые струйки,И взор царевны недвижен, следя,Как рябь играет и блещут чешуйкиПроворных рыбок под сеткой дождя.В лукавых блестках резвящихся рыбокДо боли, въявь представляются ейСоблазны женских нескромных улыбокИ чары в беглом призыве очей;Качаясь плавно в извивах волнистых,Мерцают странно в воде плавники,Как будто веер из перьев цветистыхШевелят пальцы изящной руки.

Не так ли жены, подвижны и гибки,Вчера пред братом резвились, как рыбки,В парчовых тканях с отливом чешуй,И, ластясь, льнули к нему, как наяды?..Вино пьянило; туманились взгляды;Фонтан ласкал однозвучностью струй,Дышала страсть в вероломном гашише…А лютни пели всё тише и тише…И веер скрыл роковой поцелуй…

Так снов ревнивых впивая отраву,Царевна бредит. Ей страшно самойОт мыслей темных: «Отдайте! Он — мой!Мне с детства близкий, он мой был по праву!Зачем же, в жизни живой недвижим,Обычай мертвый, как навык порочный,Его похитил на праздник полночныйИ отдал новым, далеким, чужим?Пусть нет нам счастья по близости кровной!Но я на радость победы любовнойЕго отдать не хочу никому!Судьба сковала нас цепью духовной:Обещан небом он мне, я — ему!..»

Царевич вышел и в дымку ненастьяВгляделся, жадно дыша на ветру.Вдали он зорко увидел сестру,И сердце чаще забилось от счастья.

Царевич тихо подкрался к сестре,Как тень, скользя. Притаился за нею.Потом, как в детстве в шутливой игре,Приник к спине ей щекою, а шеюОбвил ей нежно руками… И вдруг,Ее к себе повернувши за плечи,Хотел согнать поцелуями встречиЕе невольный минутный испуг.

Но он не слышит, как прежде, привета.Бледна, царевна стоит без ответа,Дрожит бессильно царевны рука;В глазах померкших — глухая тоскаИ долгой ночи бессонной усталость.Он видит: ей не до смеха совсем!Потухла сразу беспечная шалость;Пронзая сердце, прихлынула жалость.Хотел царевич сказать: «О, зачем,Сестрица-радость, грустишь ты напрасно?»И вдруг… мгновенно… всё сделалось ясно:Обряд вчерашний и первый гаремМеж ними пропасть внезапно раскрыли;Сестра не знает, не чует, что онСберег безгрешно их детские были,Любви их чистой безоблачный сон!

Но вновь с царевной он встретился взором;И вмиг, владеть не умея собой,Пред ней открылся; признаний прибойДышал правдиво то горьким укором,То жгучей страстью, то жадной мольбой:

«Сестра, я понял! Скажи, неужелиСмогла, хоть кратко, ты думать, сестра,Что был я счастлив в гареме вчера,Когда под лютни мне женщины пелиИ тайным знаком к предательской целиМанили томно меня веера?Могла ль ты думать, что в ночь новоселья…Что этой ночью… что я?.. О, не верь,Не верь сомненьям! Сестра, неужель яК тебе пришел бы? Как смел бы теперьТебя касаться? Как мог бы и в очиТвои так прямо глядеть без стыда,Когда бы только… Но нет! Мне чуждаИ память будет о тягостной ночи!

Сегодня, теша наперсниц своих,Расскажут жены с насмешкой обиды,Как был забавен ребенок-жених,Бессильный отпрыск царей Атлантиды!Толпа красавиц — на выбор. Из нихБыла любая готова отдать быВсю жизнь за взор мой единый; но яНе мог ценить их, холодный судьяИ праздный зритель в час собственной свадьбы!

Меня привычно носили мечты:Я сердцем, верным любви сокровенной,Стремился пылко к одной, незабвенной,Далекой-близкой!.. Не чуяла ты,Что ей признанья любви наготовеДуша хранила, что счастья ключиВ ее едином решающем слове,Что звал ее лишь я тщетно в ночи!Сестра, ты знаешь, чье имя в том зове?!Скажи, что знаешь?.. Нет… лучше молчи!..»

Молчит царевна: боится ль ошибки,Иль снова верит, былое будя?..Фонтан лепечет, и плещутся рыбки,Играя резво под сеткой дождя.

Глава двадцать третья