Архиерей проверял упряжь, а демон осматривался. С высоты перевала Двадцати он видел бескрайнюю равнину Черных Пустынь, над ней в огне заката багровели немногочисленные тощие облака. Архиерей закончил бренчать упряжью и скомандовал:
— Вниз. Поглазели — и хватит. Спускаемся до темноты и отдыхаем до рассвета.
— Спускаться все ж полегче, — смиренно заметил Кривой. Архиерей поправил:
— Не легче, а быстрее.
Спуск и в самом деле оказался немногим легче подъема. Поклажа тянула лошадей вперед, чуть не опрокидывая через голову. Кривой держал свою животину за хвост, притормаживая в особо крутых местах, и молил небеса, чтобы они поскорей стемнели. Иногда, несмотря на шипованные подковы, лошади подскальзывались и падали, упал вместе со своей и Кривой, подсеченный задней ногой. Со злости он запустил в лошадь камнем и устыдился, столкнувшись с ее укоризненным взглядом. Они шли вниз. Лед под ногами истончился, небо постепенно потемнело, зажглись звезды, и в вечерних сумерках Архиерей наконец заморенно сказал:
— Все. Устраиваемся на отдых. Вон у тех валунов. Кривой, возьми-ка с моей серой мешок с горючим камнем да займись огнем и ужином. Клинок, давай уложим в щели между валунами вьюки, чтоб не дуло. И еще надо соорудить спальные места. Они вяло разгрузились, вяло поели и расползлись спать…
30. Этли-8
Кривой не ошибся, она на самом деле смотрела в кристалл, когда ничтожно маленькая группка людей, кажущихся насекомыми в безбрежном царстве льда и камня, хватая ртами воздух, шатаясь, карабкалась на перевал. Этли в который уже раз казалось, что происходящее — докучливый, нескончаемый кошмар, в котором нет и не может быть места обычным, слабым людям. Потому что попав туда обычные люди бы неминуемо погибли. Этли приблизила искаженное лицо парня поближе. Оно выражало сейчас только животную ярость. Она вслушалась в его бормотание. И вздрогнула, поняв — он говорит это ей:
— Что, интересно: сдохнем или нет? Назло не сдохнем, Этли Великолепная. И уж тем более не повернем назад. И прав был Архиерей — костями ложусь за чарку вина. Ну, ничего. Когда поднесут чарку, так я в нее плюну…
Этли выронила магический кристалл на постель. Ее ошеломила ненависть и чувствительность юноши. Ведь он явно почувствовал, что за ним наблюдают. Она также поняла, что Рик Хаш перестал быть просто наемником, рискующим за деньги, став кем-то другим. Она задумалась над этой переменой. Сказала себе:
— Конечно, ведь это из-за меня он сейчас мерзнет, задыхается и вообще в опасности. И когда все закончится-то как же огромен станет мой долг этому человеку! А ведь мне нечем будет достойно его отблагодарить, так, чтобы не оказалось награда той чаркой, в которую его право плюнуть!
— Прощения, если нарушил ваши размышления, — раздался дружелюбный до фамильярности голос Привратника, — Я нечаянно услышал сказанное, и позвольте заметить, что вы неправы. Практически любой шпион делает то же самое, то есть выполняет чьи-то деликатные поручения, часто рискуя при этом головой, и за достаточно скромную оплату. Вот если вы неравнодушны именно к нему, о, тогда, конечно, это меняет дело. Однако политика не самое лучшее приложение для симпатий или антипатий. Куда разумнее здесь держаться вдали от эмоций, контролируя происходящее. А если вам придется им, этим парнем, пожертвовать ради дела?
Привратник задел самое больное, Этли выпрямилась и холодно произнесла:
— Сегодня вы мне неприятны, поэтому прошу оставить меня в покое. Вы рассуждаете как расчетливый циничный торгаш.
— Это грубо. Я не заслужил подобного обращения. Но что вам до того, верно? Не опасайтесь, я не стану вас больше беспокоить, по крайней мере до тех пор, когда вы сами не обратитесь ко мне и не извинитесь за сегодняшнюю грубость.
— Я, Этли из рода Боридов, не беру назад своих слов! — вспыхнула девушка, но ей уже никто не ответил. Немного погодя в двери постучала служанка. Дождавшись разрешающего раздраженного «Да!», она выглянула в полуоткрытую дверь.
— Госпожа, вас желает навестить госпожа Гвери.
— Проси, — уже успокаиваясь кивнула Этли.
В широко распахивающихся дверях появилась мощная фигура супруги Белого Барона, темноглазой смуглой дочери одного из вождей пустынных племен. Сначала она являлась проведать княжну в подобающих знатной даме туалетах, но по мере сближения, когда отношения между ними потеряли первоначальную настороженность, Гвери Хайана-шамси стала приходить «запросто, в домашнем», как она выразилась, то есть в простой черной свободной одежде кочевников. Она не любила украшения и никогда не носила их.
На этот раз она несла в руках небольшой сверток. Достаточно было хозяйке Джамбиджара покоситься на служанку, как та с низким поклоном прикрыла за собой дверь. С той стороны.
Хайана-шамси небрежно бросила сверток на кресло:
— Твоя одежда готова. Так что сегодня без лишнего шума мы можем побродить по улицам нашего города. А как надоест, вернемся назад.
Этли почувствовала на своем бедре крепкую, почти мужскую руку Гвери Хайана-шамси и против воли ощутила, как ее тело отзывается на прикосновение чувственной дрожью. Супруга Белого Барона жила в замке по своим законам — законам Пустынь. Ее воспитание сильно отличалось от того, что получила Этли.
31. Пустыня-2
Несмотря на огонь, горевший всю ночь, к утру Кривой не мог даже дремать.
Разбитый давешним штурмом перевала, промерзший насквозь под неистовыми порывами ледяного ночного ветра и оттого скверно отдохнувший, он пошевелился под шкурами на жестких мешках и седельных сумках, не решаясь вылезти наружу — в жестокий предутренний холод. Однако нужда, как всегда на морозе, уже не позволяла откладывать, и набрав полные легкие слабеющего, но такого же холодного ветра, юноша выскользнул из-под вороха одеял и мехов.
Он застал демона уже на ногах — тот неподвижно сидел у огня, отсутствующе глядя на начинающий шуметь котелок с талой водой. Архиерей же, судя по богатырскому храпу, незначительно приглушенному шкурами, еще вовсю спал, не обращая внимания на такую мелочь, как утренний мороз. Завистливо вздохнув, Кривой справил неотложное за валуном и с пылом занялся устройством места у огня наподобие одеяльно-мехового кулька, устроенного демоном. Сначала юноше казалось, что он проморожен до хруста, но по мере того, как застоявшаяся кровь быстрее заструилась по жилам, он оценил пусть и не лучший на свете, но отдых. Конечно, усталость ушла не вся, но хоть поуменьшилась. Движение согрело, зато разбудило окончательно. Почувствовав сосание в кишках, вор с энтузиазмом голодного человека принялся сооружать Монументальный Плотный Завтрак, больше смахивающий на обильный обед. Демон вышел из задумчивости, оценил масштабы приготовлений и поинтересовался:
— Что, мы кого-то ожидаем?
— «Ожидаем»? — переспросил вор, с интонацией малознакомого иностранного слова, фыркнул, — Что сейчас не