охваченное золотистым свечением, стало текуче — подвижным, оно расплывчато лилось и одновременно менялось, как бы оплывая, становясь намного ниже и толще. Волосы, утратив зелень и длину, стали мышино-серыми, на висках проступили заметные залысины, образовался животик, а круглое личико с ясными живыми глазками — бусинками делало впечатление обо мне совершенно иным: весельчак, жизнелюб, любитель выпить и закусить, соня и лентяй. Ручки с ножками стали пухлыми и коротенькими, на щеках проступил румянец. Трансформация закончилась. Кривой ошеломленно глядел на измененную оболочку, Архиерей оценивающе посмотрел и с уважительной миной кивнул. В двери вошел старик о ворохом тряпья, остановился и вопросительно посмотрел на Архиерея.
— Извини. Его ищут, так что, сам понимаешь, хм… — поморщился, — Подбери снова.
Старик обошел вокруг меня, поглядывая, как портной, потом резко вышел, и почти сразу вернулся с небольшим узлом.
Светло-коричневый камзол, жилет и штаны из той же ткани, почти новые, песочного цвета рубаха да башмаки с пряжками понравились — ведь теперь я потерял всякое сходство с воином, становясь то ли лекарем, то ли законником, то ли небогатым купчишкой. Сбросив с себя форму, я совсем собрался облачаться, но взгляды троицы оказались прикованы к моему телу. Падающие тени очертили ранее незамеченное изображение неизвестного мне зверя, летящего с оскаленной пастью в прыжке на зрителя. Я пошевелился — пошевелился и зверь.
Первым пришел в себя Архиерей:
— Слыхал я про такие штуки, но вижу впервые. Как по-твоему это называется, Клинок?
Я попробовал вспомнить, неуверенно предположил:
— Кажется, что-то вроде «картина теней».
Повернулся к свету, натягивая рубаху — и зверь исчез. Архиерей и старик молча переглянулись. Кривой же подошел и попытался нащупать складки и выступы, отбрасывавшие тени. Пальцы его были холодные и липкие от вина, я вежливо отстранился и продолжал одеваться. Архиерей довольно хмыкнул:
— Во, теперь то, что надо. Имеются студент, горщик и, хмм… Ученый. Довольно милое общество. Не вызывает ненужных подозрений. Вот только надобно вам подумать над именами.
В воздухе повеяло дорожной пылью, нагретой кожей, конским потом, старыми книгами и образцами минералов. Демон надменно поднял голову и заявил:
— Я не намерен дважды повторять, так что потрудитесь сразу вбить мое благородное имя в свою толотокостную голову. Зарубите на своем носу: меня зовут не как-нибудь, а магистр естественных и оккультных наук Харбо Сеосаре.
Старик неожиданно кивнул.
— Мальчик не так уж хил. Экспедицию Сеосаре в Черные пустыми забыли далеко не все, старого дурака он изобразил неплохо и выбрал правильно. Ехал человек вдвоем со своим учеником, школяром… Как зовут вашего ученика, магистр? Демон повернул голову, словно только что обнаружил его присутствие:
— Симпли, как твой полный имя, никак не упомнить? Симпли, где ты, олух царь небесный? Куда опять подеваться этот бабник?
Кривой тихонько повизгивал от восторга. Старик переглянулся с Архиереем и кивнул ему:
— Ну а ты, естественно…
— Проводник, — подтвердил Архиерей, — По прозвищу Рудокоп.
— Прекрасно. Теперь займемся мелочами, — тихо сказал старик.
27. Этли-7
Она, подсматривая за своими людьми, не сразу поняла, что вздорный, желчный, карикатурный человечек рядом о ее парнем и есть демон. Таким она не видела его в своих видениях. Она поняла, что ход событий изменился. Новых видений у нее не было уже давно, и Этли не знала как теперь обернется дело. Не знал Привратник. Он все еще благодушествовал в окрестностях озера Мюэллар, загорал и поправлял здоровье после подземелья Миррор. Рядом с ним Этли часто видела невысокую пухленькую, очень практичную особу, по утверждению Привратника — жрицу из какого-то храма, взятую им во временные жены. Жрица кормила колдуна как на убой, холила и лелеяла, так что с его округляющегося лица не сходило довольное выражение. Этли же в противовес ему становилась все тоньше и бледнее. Она чувствовала, как набирают ход по новой колее события и все больше терзалась за судьбу одноглазого вора. Он не был похож на юношей, которых она знала. Хотя не всегда его поступки нравились княжне, но в вопросах чести, пусть и по-своему понимаемой, он не раз оказался тверже иных знатных. Рик Хаш не имел спеси, это было странно, но приятно.
Рассчитывая на самое худшее, она не раз доставала из багажа Нож Мести, свое последнее оружие в предстоящей схватке не на жизнь а на смерть, «Самое худшее» означало, что схватки не миновать. Но события уже развивались иначе, и она пока не знала — где, когда и кто может стать ее главным противником: Красный Герцог Гуланайн, Белый Барон или же кто-то еще, пока незаметный… В этот вечер, отужинав с женой Барона и вернувшись в свои апартаменты, Этли наконец-то поняла, что ее твердости может не хватить, чтобы пожертвовать Риком Хашем:
— Я люблю этого человека. И если только он останется жив… О, если бы!
28. Тракт-4
Дневное светило уже упало за горизонт, когда усталые путники остановились напротив зеленого фонаря постоялого двора. Коренастый горщик проворчал:
— Пожрать не мешает. Сколько еще придется трясти кишки по этой похабной дороге, так уж хоть не пустыми.
Полный коротышка согласно кивнул, а юноша студенческого вида возбужденно воскликнул:
— А какие тут я едал охотничьи колбаски, господа! Прямо с огня, шкворчащие, из дичи! А уж какое тут вино…
— Так не стой как пень, — сварливо прервал излияния толстяк, — Займись.
На шум и разговор в дверях заведения появился хозяин — крепкого сложения человек с красным от кухонного жара и вина жуликоватым лицом. Он с наработанной годами работы сноровкой на глаз определил состоятельность добротно экипированной троицы, на слух — полноту кошелей и засветился гостеприимной улыбкой:
— Прошу, господа! Погоды ныне промозглые, так что жаркий очаг, лучшие вина и обильные изысканные яства вы найдете здесь!
Понизив голос, добавил:
— А коли угодно, то и другие услуги.
Снова закричал:
— Эй, конюх! Займись-ка усталыми лошадками господ, да на совесть!
Троица со сказочной быстротой оказалась за ломящимся от еды столом перед жарким пламенем очага. Одинаково вытянув к огню ноги, они с одинаково сладострастным видом наполнили кружки горячим вином. Толстяк добродушно проворчал:
— Да, иметь бы всегда больше денег, чем нужно тратить.
Рудознай проворчал сквозь набитый рот, что это пошло и банально. Студент же, совершив несколько огромных голодных глотков из своей кружки, видно, совсем осовел от тепла и вина и отсутствующе вытаращился в огонь, медленно жуя невесть что, рассеянным жестом взятое с ближайшей тарелки. При этом брови юноши сдвинулись, образовав несколько вертикальных складок в переносье, словно он напряженно прислушивался к чему-то в гуле шагов, негромких