Читать интересную книгу АКАДЕМИЯ КНЯЗЕВА - Евгений Городецкий

Арсентьеву возразили: но при чем же здесь Переверцев? За лошадей отвечает конюх, а не начальник партии. Переверцева там, может, в то время и не было, планшет большой.

– Начальник партии отвечает за все, – сказал Арсентьев. – В том числе и за проступки своих подчиненных.

Если бы товарищ Переверцев был требовательнее, лошадь не погибла бы.

– Но это же несчастный случаи. Такое не учтешь и не предусмотришь.

– Все можно учесть и предусмотреть. Любой несчастный Случай не есть неизбежная жертва высшим силам, а есть проявление халатности или ротозейства.

– Так-то оно так, но все же… Обидим человека.

– Не в куклы играем, – строго сказал Арсентьев. – Это производство – И председателю: – Ставьте на голосование.

Опустили глаза, подняли руки. Большинство все-таки «за».

– В моем списке еще одна фамилия, – продолжал Арсентьев,- Всеми уважаемый Андрей Александрович Князев, тоже начальник партии. Партия имеет хорошие показатели, план перевыполнен, найдено ценное рудопроявление. Но… При всем том товарищ Князев очень и очень грешен. Я позволю себе остановиться на этом подробнее… Минувшим летом товарищ Князев обнаружил в ледниковой морене рудный валун хорошей сохранности и начал бомбардировать меня радиограммами, чуть ли не требуя отказаться от предусмотренных проектом площадных поисков и немедленно ставить поиски валунные, то есть проследить, откуда двигался ледник, и по ходу его движения проводить маршруты и горные работы. Конечно, мысль эта представляла определенный интерес, но, товарищи дорогие, что же в этом случае делать с планшетом? Куда списать затраты? Можно ли вообще работать без проекта? Нельзя. И я распорядился дорабатывать планшет – с тем, чтобы на будущий год запроектировать валунные поиски на сопредельной территории и выехать в поле во всеоружии. И что же делает товарищ Князев? Создает подпольный отряд, отправляет его за пределы планшета – без необходимой топоосновы, без связи, без транспорта. На одном энтузиазме, можно сказать. А сам тем временем с оставшимися людьми, не щадя их сил и здоровья, форсирует плановые работы… Коренные выходы руды найдены, товарищу Князеву очень повезло, все обошлось благополучно. А ведь потери и даже несчастные случаи при такой постановке работы могли быть. Так вот, товарищи, имеем ли мы право закрывать глаза на такое самоуправство? Позволяет ли нам наша идеология считать, что для достижения цели хороши все средства? Думаю, что не позволяет. К сожалению, у меня в свое время не было официального документа, подтверждающего то, о чем я рассказал, иначе товарищу Князеву было бы не избежать сурового административного взыскания. Наверно, партийному бюро тоже было бы небезынтересно рассмотреть персональное дело коммуниста товарища Князева. Налицо явное нарушение кодекса законов о труде, открытое неповиновение руководству экспедиции. Поэтому выношу на обсуждение следующее предложение: снизить товарищу Князеву премию на двадцать пять процентов.

Закончив, Арсентьев опустился на стул возле стены (место за письменным столом он уступил председателю разведкома), быстрым взглядом пробежал по лицам, подытожил для себя: впечатление произведено. Вот и прекрасно. Должны чувствовать, кто здесь хозяин.

– Высказывайтесь, товарищи, – предложил председатель разведкома.

Помолчали, поскрипели стульями. Народ собрался спокойный, неторопливый. Только один – старший бурмастер, которого на недавних перевыборах выдвинули в разведкой стихийно, – так и ерзал, так и крутился на месте. Он-то и заговорил первым:

– Что же это получается? Партия перевыполнила план по всем показателям, нашла руду, а начальника, который всему голова, штрафуют. Какой же у него после этого стимул будет? А ежели он не для стимула старался, так тем более… Ему и премия та не в радость. Нет, тут подумать надо, взвесить. И вообще, зачем людям премию резать? Все работали, пусть все и получают.

Понемногу, слово за слово, и остальные раскачались.

– Конечно, самоуправство имело место, но дело-то не пострадало, а наоборот. У нас же не заводы Форда, чтобы за каждую провинность штрафовать.

Арсентьев с места:

– Дай бог, чтобы мы когда-нибудь научились работать так, как на заводах Форда…

– Николай Васильевич, а требовали у него объяснительную? Как он сам это объясняет?

Арсентьев прикрыл веки, сдержанно ответил:

– Объяснительной с товарища Князева я не требовал. Какими материалами вы располагаете?

– Письменными показаниями одного из членов этого коллектива, – ответил Арсентьев. В сейфе у него действительно лежало некое письмецо – донос повара Костюка, дезертировавшего из партии Князева минувшим летом.

«…за грубое нарушение правил техники безопасности во время полевых работ, за игнорирование указаний руководства экспедиции».

Князев отвернулся от доски приказов, деревянными шагами вернулся в камералку. Сотрудники сочувственно молчали. Князев наклонил к себе микроскоп, невидящим глазом уставился в окуляр.

За его спиной тем временем молчаливо переругивались Высотин и Сонюшкин. Мимику их можно было понять так: «Ну, чего молчишь? Говори!» – «А ты что, сам не можешь?» – «Могу, но у тебя лучше получится». – «Давай, давай, не валяй дурака!» – «Нет, давай ты!..»

Высотин бросил на своего оппонента долгий красноречивый взгляд и, легонько прочистив горло, сказал:

– Александрович, не расстраивайтесь. Плюньте. Мы тут посовещались, пока вас не было, ну и… В общем, пусть и с нас по двадцать пять процентов…

Князев не обернулся, лишь шевельнул плечами:

– Илья, ты карту фактматериала всю сверил? Нет? Так какого дьявола…

К концу дня зашла кассирша, спросила с затаенным ехидством:

– Андрей Александрович, почему премию не идете получать? Мне ведомость закрывать надо.

– Премию? – Князев повернул голову. – Какую премию? Ах, премию… Да нет, спасибо.

– Как это «нет»? – искренне удивилась кассирша. – Вам же положено.

– Мало ли… Может, я хочу от нее отказаться. Чтоб о моей высокой сознательности в газете написали. Глядишь, и подхватят почин. Имею я такое право?

Кассирша таращила глаза, не понимая, шутят с ней или говорят серьезно, потом на всякий случай игриво бросила: – Да ну вас! – и, выходя из комнаты, напомнила: – Так мы вас ждем.

Минуло еще полчаса, но Князев не шел за положенной ему премией. Перед самым концом работы в дверь заглянул главбух:

– Александрович, на минутку.

Князев вышел в коридор.

– Андрей, кончай эти детские выходки. Иди распишись в ведомости. Незачем ос дразнить…

Счетные работники обычно убеждены, что полевики получают «дурные деньги», но этот главбух думал иначе. В экспедициях он работал с незапамятных времен, на своем деле проел зубы в буквальном смысле слова, за что получил прозвище Стальной Клык, перепить его было невозможно – короче, свой человек. Потому и разговаривали с ним, как со своим.

– Аркадий Львович…

– Зачем ты в пузырь лезешь? Гонор свой показываешь? Парад самолюбия устроил? У Арсентьева тоже самолюбие, и он на него имеет больше права, потому как начальник.

– И ему все дозволено?

– Во всяком случае, больше, чем тебе. Провинился – получай.

– В чем же, вы считаете, я провинился? В том, что руду нашли?

– Опять детский лепет. Поставь себя на его место. – Главбух поднял палец. – Авторитет!

– Я бы авторитет иначе завоевывал. Не таким путем.

– Таким путем ты себе только наживешь врага. Если уже не нажил. Я Арсентьева давно знаю, сколько лет на балансовых комиссиях встречались. – Главбух взял Князева за локоть. – Идем, начертаешь свою подпись, а я тебе за это бутылку поставлю.

В коридоре заскрипели, захлопали двери, из камералок стали выходить люди. Рабочий день заканчивался. Князев деликатно высвободил локоть, сказал:

– Не надо, Аркадий Львович. Будем считать, что я сам себя наказал. – Он с усилием улыбнулся. – Разве в деньгах счастье?

– Я тоже думаю, что лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным, – начал главбух, но тут подошел Переверцев:

– Об чем спор? По домам пора.

– Соображаем, как поинтересней премию обмыть,- сказал Князев. – Присоединяйся, третьим будешь.

– Всегда готов. Заодно помянем солового мерина по кличке «Спутник». Аркадий Львович, куда же вы?

Николай Васильевич Арсентьев не ограничивал свою деятельность руководителя рамками рабочего дня и помещением конторы, не делил время на служебное и внеслужебное. Конечно, превращать свою квартиру в филиал кабинета начальника экспедиции он не собирался, но по серьезному, тем паче по личному вопросу мог принять и дома. В какой-то мере Арсентьев даже поощрял такие визиты, и чем ниже была должность посетителя, тем любезнее принимал его Николай Васильевич.

Филимонова, экспедиционного радиста и секретаря парторганизации, Арсентьев видел всего несколько часов назад в конторе. Когда тот в девятом часу вечера переступил порог его дома, Николай Васильевич удивленно поднял густые светлые брови, но тут же пригласил: