– Полностью.
– Хорошо, – кивнул я.
И все выложил. Я рассказал, как меня отправили мочкануть Федима, как мы подслушали разговор над решеткой канализации, как меня пытались убить. Поведал о пропавшей реликвии, клочках бумаги, Железном Дегане, Сером Принце и Десяти Путях. Я рассказал вообще обо всем, что могло иметь отношение к книге Иокладии, Десяти Путям, ссоре Никко и Келлза – даже о том, как разговаривал во сне с Серым Принцем. Правда, о том, что я Длинный Нос, о Клятве между мной и Деганом и о том, что Кристиана – моя сестра, я умолчал.
Когда я закончил, Джелем долго молчал. Он играл остатками вина в бокале и рассматривал блики. Когда он заговорил, его голос был тих, словно доносился издалека.
– Сон… Не нравится мне этот сон.
– И мне, – согласился я.
Джелем покачал головой.
– Я не о предупреждении, хотя тебе лучше прислушаться, – целее будешь.
– А о чем?
Джелем оторвал взгляд от бокала:
– Управление сновидениями… это невозможно. Во всяком случае, я о таком не слышал. Не в империи.
– Но где-то же умеют?
– Об этом рассказывали в старинных джанийских вахик-талах – вы назвали бы их магическими академиями, будь у вас что-то похожее. Там говорили о древних мастерах, способных переходить из одной реальности в другую, как мы переходим из комнаты в комнату. Но эти изыскания запретили много веков назад. Деспоты решили, что подобная власть над снами есть нечестивое подражание странствиям наших богов, ибо сказано, что первым шагом на этом пути всегда бывает способность вторгаться в чужие сны.
– Ты хочешь сказать, что за книгой охотится кто-то из джанийских йазани?
– Нет, – возразил Джелем. – Я говорю о том, что тот, кто послал тебе сон, умеет пользоваться магией, которая запрещена на моей родине уже несколько веков. Мне неизвестно, способны ли на это ваши имперские маги.
– Но зачем эти пляски? – спросил я. – Почему, черт возьми, не прибегнуть к магии для поиска книги?
– По двум причинам, – объяснил Джелем. – Во-первых, искать предметы с помощью магии невероятно трудно. Нужно точно представлять себе то, что ищешь, иначе шансы на успех заклинаний близки к нулю. Это все равно что бросать на каждом перекрестке монетку. Во-вторых, если ты заподозришь, что эту вещь разыскивают другие сильные маги и сам император, будешь ли ты афишировать свое участие?
– Не забывай, что я только этим и занимался, – ответил я.
– Но ты-то дурак, – безмятежно откликнулся Джелем. – А эти люди умнее. Они знают, чем рискуют, а ты начинаешь понимать это только сейчас.
– Ну и расскажи мне, что такого особенного в этой проклятой книге.
Джелем отставил бокал и открыл книгу. Переплет протестующе хрустнул.
– Я уже сказал, – начал он, безжалостно перелистывая задубевшие страницы, – что не могу быть полностью уверен в содержании. Здесь странный шрифт. У меня не было возможности как следует с ним познакомиться. И честно говоря, меня порой по-прежнему удивляют ваши представления о теории магии. Джанийская магия далеко не так эксцентрична.
– Довольно отступлений, к делу, – призвал я.
Джелем молчал достаточно долго, чтобы я впитал его мрачный взгляд, после чего продолжил листать страницы.
– Это личный дневник. Одни записи посвящены придворным интригам, другие касаются магии. И трудно сказать, какая о чем. Иокладия перескакивает с пятого на десятое, как возбужденный ребенок. Подобно многим имперцам, она не получила должного образования в смысле риторики, но если говорит о магии, то явно об имперской. Более того: похоже, что Иокладия Неф являлась личным магическим советником императора и членом его ближайшего окружения. Когда ему было нужно заколдовать кого-то или что-то, он звал ее. Добыть сведения, наказать, защитить, заставить что-то сделать… Всем этим занималась она.
– Серьезный был Эталон, – присвистнул я.
– Иначе никак, если колдуешь для императора или над императором. Но главное не это.
– Ах, не это?
– Нет.
Джелем все листал страницы, по ходу просматривая их. Дойдя до нужной, он встал и поднес ко мне книгу.
– Вот смотри, – он указал на нужный абзац. – Прочти вот это.
Книга оказалась в лучшем состоянии, чем я ожидал. Мне приходилось иметь дело с историческими и религиозными трактатами, которые скорее напоминали месиво, а большинство из них было втрое младше ее. Да, книга была попорчена водой, давно и недавно; чернила кое-где расплылись или выцвели, а корешок разболтался, но книга оставалась единым целом, пригодным к чтению. Если бы не грязь с Пустоши, следы которой еще кое-где виднелись, я бы решил, что она хранилась в библиотеке.
Я подтолкнул книгу к свету. Джелем был прав: ну и почерк у этой Иокладии! Идеограммы напоминали стилизованную сефту, но были начертаны небрежно. Я вообще с трудом узнавал в написанном текст.
– Давай посмотрим, – пробормотал я. – «Я нахожу, что у меня остаются трудности с третьей частью… формулы. Может быть, дело в точке приложения? Возможно, но я подозреваю, что дело в природе самого заклинания. Теорема Гистии гласит, что…»
Я посмотрел на Джелема.
– Теорема Гистии?
– Терпение, – ответил тот. – Читай дальше.
Я поудобнее устроил книгу на коленях.
– «Теорема Гистии гласит, что магическую силу можно сосредоточить посредством… фала н’арим»?
– Это джанийский термин. Читай.
– «Этим нельзя повлиять на такое же. Это известно. Это Истина, данная нам Ангелами и непреложная, как время.
И все же мы нашли в теореме изъяны. Да, фала н’арим – идеальная линза, но может послужить и лекалом. Линзы можно отполировать и огранить, но можно и увеличить их фокусное расстояние. Нельзя ли сделать то же самое с фала н’арим? Я признаю, что аналогия не полная, но если это так, то мы способны на большее, чем думали… Намного большее, чем нам было сказано…»
Я поднял взгляд.
– Очень хорошо, – сказал я. – Похоже, что она на пороге важного открытия. По крайней мере, для нее. Все не так, как думали раньше. Замечательно. Но что это значит?
Джелем забрал у меня книгу, вернулся в кресло и перечитал тот же абзац.
– Фала н’арим – старинный магический термин. Точного имперского аналога не существует ни в языке, ни в теории магии. – Он рассеянно провел пальцем по обрезу книги и поспешно убрал его. – Фала н’арим есть самая суть заклинателя, сердцевина его «я». Великие йазани Джана всегда писали о необходимости защищать и содержать фала н’арим в чистоте и непорочности. Там не должна пребывать сила, ибо, если она вольется туда, порча войдет и в самого человека. Это один из древнейших заветов нашей магии. Но Иокладия пишет об использовании фала н’арим в качестве линзы, о наделении ее силой с последующим оформлением внутри. Она намекает даже на применение фала н’арим для извлечения силы из самого Нефира.
Джелем замолчал и потеребил нижнюю губу.
– Наверное, это теоретически возможно, – проговорил он наконец, – и предоставит доступ к неисчерпаемому источнику энергии, но…
– Джелем, – перебил его я. – Фала н’арим – это душа?
– Да, поскольку лучше не перевести. – И Джелем посмотрел на меня. – Иокладия пишет о подключении своего ядра к Нефиру. Не довольствоваться натекшим оттуда, как поступают Рты; не ограничиваться колодцами – оставить только Иокладию и Нефир.
– Значит, имперская магия проводится через душу?
– Похоже, именно это она и имеет в виду. По крайней мере, я так понял. Но нужно читать дальше.
Я уставился на книгу, покоившуюся у него на коленях. Я не был силен в теологии, но невозможно не набраться кое-чего, сбывая краденые реликвии. То, что я знал, вовсю сигналило об опасности.
– Она богохульствует, – вымолвил я. – По-крупному.
Даже Ангелы не сразу решились разделить душу Стефана Дорминикоса на три части и запустить цикл Императорских Воплощений. Никто не связывался с душами. Третья Заповедь Книги Возвращения, сразу после «Почитай Ангелов во всех вещах» и «Ангелы суть истинные наследники Мертвых Богов».
На этом основывалась вся имперская магия.
– Это не один, а два смертных приговора, – пробормотал я.
– Или ключ к почти абсолютной власти, – подхватил Джелем.
– Неудивительно, что за ней охотились Кушаки.
Я дотронулся до бедра, и оно чуть заныло там, где его пронзил меч.
– Нам повезло. Было бы намного хуже, если бы они прорвались и доложили императору, что книга у нас.
– Может, ему уже и доложили, – сказал Деган.
Я вздрогнул. Деган стоял в дверях с холщовой сумкой под мышкой. Большие люди не могут ходить так бесшумно.