Я вздрогнул. Деган стоял в дверях с холщовой сумкой под мышкой. Большие люди не могут ходить так бесшумно.
Под глазами у него залегли глубокие тени. Он переоделся, но снова в драное и мятое. На левой руке красовалась грязная повязка.
– Третий Кушак?
– Канула в ночь.
– Проклятье!
Я прикрыл глаза. Трижды смерть.
19
– Как ей удалось? – спросил я.
– Я не мог разорваться, – пожал плечами Деган, так и стоявший на пороге. – Либо следить за Ларриосом и книгой, либо ее убивать. С учетом того, что книга была нужна тебе позарез, я столкнул ее в яму и погнался за Ларриосом.
– Этот уродец посмел бежать?
– Стрелой. Ладно, стрелой с подбитыми зенками, хромой ногой и парой сломанных ребер. Он предпочел бросить книгу, чем даться мне в руки.
– А я где был?
Мне живо представилась картина: я лежу под дождем, из ямы выбирается Белый Кушак, а я не чешусь.
Деган зыркнул на меня.
– Ты тяжелее, чем я думал. Тебе это известно?
– Да иди ты!
Деган кивнул и взвесил сумку.
– Твоей одежде, между прочим, конец. Я принес новую.
Он бросил сумку на кровать. Я заглянул.
– Ты издеваешься. – Я вытащил алый дублет с фестонами и роскошной серебряной вышивкой. Еще там нашлись панталоны такого же цвета и кремовые чулки. На дне я обнаружил льняную рубашку с кружевными воротом и манжетами.
– Баронесса Сефада желает скорейшего выздоровления, – сообщил Деган. В его глазах плясали чертики.
Кристиана. Разумеется. Я так и видел, как она роется в вещах Нестора и давится от хохота, выбирая самое нелепое.
Кристиана… Я посмотрел на Дегана. Чертики были на месте.
– А мою одежду ты принести не мог? – спросил я, предпочитая не спрашивать о сестре.
– Как, позволь узнать? – Деган пошевелил пальцами в воздухе. – Я знаю, что делается у тебя дома, и мне еще дороги мои конечности и внутренние органы.
Я вздохнул и оглядел одежду, разложенную на коленях. Потом встряхнул дублет и улыбнулся:
– Да он мне велик! Нет, поищем другой!
– Глупости, – заявил Джелем. Он подошел к кровати и сгреб стопку. – Ахния запросто подошьет.
– Ты жестокий человек, – посетовал я.
Джелем наклонился ко мне:
– Из-за тебя я две ночи проспал в этом кресле. Все только начинается.
Я покинул дом Джелема через три часа после рассвета, укрывшись под широким плащом. Джелем и Деган вышли на пять минут раньше. Джелем оделся так же, чтобы быть принятым за меня хотя бы издалека. Из тени за ними вслед никто не вынырнул. Я предпочел расценить это как отсутствие слежки, нежели убожество маскировки.
Я заново одернул на себе перешитый дублет. Жена Джелема и так его подгоняла, и сяк перекраивала, но тот все равно сидел как с чужого плеча. Впрочем, Деган был прав: никто не ожидал увидеть меня в таком наряде и лучше было щеголять в нем, чем в собственных шмотках.
Спасибо хоть выжили сапоги, иначе шаркать бы мне в туфлях, набитых тряпьем.
Книга Иокладии была спрятана под плащом и дублетом. По всем статьям мне следовало отнести ее Келлзу, – в конце концов, именно он поручил мне ее найти и я на него работал. Однако бой с Белыми Кушаками, не говоря о сновидении с Серым Принцем, произвел на меня неизгладимое впечатление. И я решил не отдавать ее никому, пока не выясню, какая связь между дневником Иокладии и клановой войной в Десяти Путях. Это была вещь, которую я не мог взять и выложить на стол перед Келлзом – неважно, друг он мне или босс. Я уважал его, но не смел доверить книгу об имперской магии, когда на кону стояла судьба его организации.
Я лавировал в утренней толпе, понурив голову и глядя под ноги. Поток Светляков замедлял мое продвижение, но помогал слиться с прохожими.
Я вышел на площадь Пятого Ангела и задержался, чтобы купить себе чашку масляного чая. Обвел глазами толпу в поисках нарочито занятых людей, избегавших смотреть в мою сторону. Чай был хорош – масла, соли и мяты не пожалели. Он согревал. Самое то после пяти зерен ахрами и легкого завтрака. Я быстро допил и снова замешался в толпу.
Я трижды обошел статую Элирокоса и успел прицениться к коврам, поторговаться за маленький браслет, поспорить со слепым предсказателем и похлопать очень талантливой танцовщице, исполнившей неканоническую версию а’Сакара.
Никого. Ни Хвостов, ни Косарей, ни Шестиногих Бригад. Если кто-то и шел за мной, я не видел. Либо их не было вовсе, либо за мной отрядили первоклассных специалистов.
Я подошел к прилавку Мендросса.
– Одну минуточку, сударь, – бросил он, проносясь мимо меня с корзинкой лимонов.
Он уже хотел передать корзинку богато одетой женщине, но замер с открытым ртом, повернулся и вытаращился на меня. Мендросс пожирал глазами мой наряд, пока покупательница не кашлянула.
– Позвольте мои фрукты, – произнесла она ядовито.
– А? – очнулся Мендросс.
Потом моргнул и закивал:
– Ах, да, да! Прощенья просим, миледи!
Он вручил ей корзинку и принял деньги, мелко кланяясь и извиняясь. Все это время он косился на меня.
Едва женщина ушла, Мендросс повернулся и распахнул объятия.
– Милорд! – воскликнул он достаточно громко, чтобы слышали за три лавки. – Как я рад! Вы, полагаю, пришли за манго? Вы еще на прошлой неделе про них спрашивали! Добрые вести – вот они, как обещано! Снова завезли, такая удача. Пожалуйста, полюбуйтесь – и только скажите, что это не самые сочные в городе!
Я улыбнулся и величественно кивнул, входя в роль аристократа. Мендросс кланялся, шаркал ножкой и вел меня к яркой занавеске, за которой был склад.
– Еле узнал, – шепнул он, откидывая занавеску.
– Приятно слышать, – ответил я.
Младший сын Мендросса дрыхнул, привольно раскинувшись на трех мешках и выронив восковую учетную табличку.
– Спиро! – гаркнул Мендросс. Тот резко сел и зашарил вокруг. – Оставь это и ступай за прилавок, – велел Мендросс. – И впаривай сливы, вот-вот сгниют.
Мальчик кивнул и выскочил, едва взглянув на меня.
Мендросс взял манго покраснее, вытащил маленький нож и ловко вырезал нам по длинной дольке. Он не соврал – манго таяло во рту.
– Итак, – молвил Мендросс, вытирая густой сок с подбородка, – могу я узнать, зачем тебе понадобился этот маскарад?
– Нет.
– Что, такая стыдоба?
– Просто не важно, – обронил я. – Выкладывай, о чем звонят.
Мендросс опустился на низенький табурет.
– Много о чем. Прямо все подряд рассказывать?
Соблазн был велик, но время поджимало. Я выпал на два дня и хотел уяснить общую картину, детали можно было оставить на потом.
– Держись Десяти Путей, – распорядился я. – Ну и всего, что собрал на Никко. Или Келлза. – Я подумал и добавил: – Или писца по имени Балдезар.
– Про писца не слыхал, но где ты был, если не знаешь об остальном? Да на улице только об этом и трезвонят!
– Ты рассказывай, – поторопил я.
Мендросс отрезал очередной ломтик.
– Тогда устраивайся поудобнее, – пригласил он и приступил к докладу.
Новости были неприятные. Клановые войны – дело кровавое, с засадами и трупами в проулках, но нынче они зашли гораздо дальше. В прежние годы война велась ночью по темным углам. Сейчас люди Никко нападали на людей Келлза средь бела дня – на улицах, рынках, площадях, людно там было или пусто. Делалось это нагло, на глазах у властей, и те даже при желании не могли смотреть в сторону. Хуже того: Шатун вроде бы разрешил своим молодцам мочить и Красных Кушаков, если те сунутся. Если в разборках начнут гибнуть Крушаки, то возникнет вопрос не о том, вмешается ли империя, а о том, когда и насколько жестко.
Железный Деган и Серый Принц постарались на славу. Все подтверждало наши с Деганом опасения: цель – начать войну и втянуть империю. Но дальше-то что?
– А остальной кордон? – спросил я.
– Круг Десяти Путей разделился на три партии: за Никко, за Келлза и за себя. Последних больше всего. Они не лезли, но некоторые уже нанимаются.
– К кому?
– К обоим, но Никко набирает больше.
– А Келлз? – спросил я. – Как у него дела?
– С ним занятно, – ответил Мендросс и потянулся. В позвоночнике защелкало и захрустело. – Келлзу вроде и легче, за него стоят Рис Синий Плащ и Тихая Мег, а еще Бандюк по имени Матео, но люди бают: он еле держится. Никко шлет Резунов как бешеный, но все равно непонятно, почему люди Келлза откатываются ночь за ночью… – Мендросс подался вперед. – Поползли слухи о глиммере. Не уличном, а настоящем, опасном. Когда словом гасят бойцов и ломают сталь.