Я думал, что увижу, как Себастьян расправляется с убийцей, тогда как второй наводит на него арбалет. Я ожидал увидеть тринадцатилетнюю Кристиану, лежащую без сознания на пороге с окровавленной головой. Я ждал встречи с мукой, терзавшей меня многие годы.
Взамен я обнаружил вымощенный мрамором дворик с цветущими лозами. В центре был фонтан из розового камня, похожий на букет таких же цветов. Из каждой каменной розы журчала вода, стекавшая по лепесткам в утопленный бассейн. В окна, прорезанные в одной из стен, лился солнечный свет, который превращал в жидкое пламя лужицы, натекшие на плиты.
Пахло зеленью и свежестью; я не доверился этому месту.
В дальнем углу сада спиной ко мне стояла женщина в просторных золотистых брюках и приталенном коричневом камзоле. Она смотрела в окно. Обычные каштановые волосы были собраны в хвост и перевязаны белой лентой с крохотными серебряными колокольчиками на концах.
Женщина не обернулась, когда я встал. Я поискал рапиру, но не нашел. Наверно, осталась в другом сне.
Я шагнул – нога уже не болела, – потом еще, и женщина заговорила:
– Зачем тебе книга?
Она сорвала белую розу с лозы, тянувшейся по стене.
Деган, конечно, нашелся бы с остротой; Джелем съязвил бы, да так, что получил бы пинка и вылетел в явь, а я просто брякнул:
– Тебе-то какое дело, мать твою так?
Женщина небрежно махнула розой:
– Слишком долго объяснять. У нас нет на это времени.
Она поднесла розу к лицу и обернулась ко мне. Вдруг оказалось, что нас разделяет не более фута. Я отпрянул и чуть не упал.
Прикрыв глаза, она вдыхала аромат розы и улыбалась.
– В воспоминаниях они всегда пахнут слаще, – тоскливо заметила она, отбросила цветок и подняла глаза на меня.
До этого мгновения я считал ее заурядной: невыразительный рот, узкий нос, низкий лоб, темные волосы небрежно убраны. Но когда она подняла веки и я увидел глаза – золотисто-зеленые, яркие, – то сразу понял: мне никогда ее не забыть.
– По правде говоря, – произнесла она, не обращая внимания – а может, рассчитывая – на произведенное впечатление, – я приятно удивлена, что ты еще жив. Это говорит в твою пользу. Но если ты будешь и дальше шляться, как делал это до сих пор, то тебя не спасет даже Деган в поводу.
– Как… – начал было я, но слова выходили медленно и невнятно.
Женщина нетерпеливо взмахнула рукой вдвое быстрее, чем смог бы я.
– Не беспокойся о «как», Дрот. Займись «кто». Кто еще знает? Кто на тебя охотится? Ты стал популярным мальчиком, а я в этой партии почти не игрок.
Я чуть не рассмеялся. В чужой сон не попадешь, не будучи кем-то важным, но я не стал спорить. Захочет назваться – скажет, а если нет… Что ж, мне было нечем ее заставить.
– Хорошо, – еле выговорил я; слова казались свинцовыми чушками. – Кому нужна книга? И зачем?
Теперь была ее очередь молча смотреть – правда, недолго. Запрокинув голову, она рассмеялась, а колокольчики звякнули контрапунктом.
– Ты хочешь сказать, что не знаешь? – спросила она. – У тебя в руках книга Иокладии, а ты не знаешь, что это такое?
И она посмотрела мне в глаза, не переставая улыбаться. Улыбка у нее такая же обворожительная, как и глаза.
– О, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой…
Книга Иокладии? Атель назвал мне имя автора? Неудивительно, что я никого не нашел: если книга настолько стара, как я начинал думать, то Иокладия мертва уже несколько столетий.
Я посмотрел на женщину. Колокольчики. Книги. И тут до меня дошло.
– Принцесса, – сказал я и отвесил насмешливый низкий поклон.
Это она стояла у Федимовой лавки. Это ее колокольчики звенели, когда она уходила, а я прятался в канализации. Это ей служил Железный Деган. Значит, я разговаривал с Серым Принцем. Принцессой. Серой Принцессой.
– Все же «Принц», – почти смущенно улыбнулась она. – Приятно видеть, что ты хоть что-то можешь сообразить.
– Я сообразил, – ответил я, начиная злиться, – что ты пустила по моему следу Резунов, Белых Кушаков и пару Клинков, не говоря о твоем ручном Дегане. Но я не понял зачем. Если развлекаешься – сворачивай этот сад и найди для игрищ во сны кого-нибудь другого, потому что мне не до них.
И я развернулся, чтобы уйти, но тут же обнаружил себя сидящим на скамье у фонтана. Раньше во дворике не было никаких скамеек. Женщина сидела рядом.
– Сожалею, – сказала она, глядя мне прямо в глаза. В ее устах это прозвучало не как извинение, а как констатация факта. – Я решила, что человек, который так сильно увяз в этом деле, знает расклад.
– Тогда пришлось бы считать, что я увяз по собственному желанию, – возразил я. – Неправильная посылка. Просвети меня.
Она нахмурилась, и между бровей наметилась складка. Склонив голову набок, она посмотрела куда-то мимо меня. Мне почудился слабый шепот, будто с ней разговаривал сад. Она кивнула и снова сосредоточилась на мне.
– Я не могу сейчас вдаваться в детали, – сказала она, – но советую хорошенько подумать, кому в конце концов отдать эту книгу.
– Что, – подхватил я, – боишься, что будет труднее добраться?
Она выдавила кривую улыбку:
– Не без того, но это не главное. Меня больше волну…
Нога взорвалась болью, дворик мгновенно исчез, а я открыл глаза и узрел пару сапог. Они шагали по грязной и мокрой мостовой. Я сообразил, что меня перекинули через плечо и несут по улице. Я дернулся, чтобы соскользнуть и удрать; попытался спросить, кто, черт побери, меня тащит. Мне удалось лишь слабо качнуть головой и выдавить жалкий стон. Человек что-то буркнул и пристроил меня поудобнее. Нога немедленно отозвалась болью. Я застонал и прикрыл глаза, сбежав от боли и унижения во тьму.
– …происходит?.. – орала женщина.
Я открыл глаза и обнаружил, что лежу на плитах дворика, подтянув колени к груди. Женщина стояла возле скамьи и обращалась к полупрозрачной тени, которой раньше не было. Низенькая размытая фигура – меньше даже меня. Больше я ничего не разглядел. Фигура оживленно жестикулировала, словно вела беседу, и до меня снова донесся шепот, мешавшийся с ветерком.
Значит, она наняла Рта, чтобы тот наколдовал ей сон. Отлично. Мысль о том, что Серый Принц чувствует себя в моих снах как дома, оказалась неподъемной.
Нога болела, но далеко не так сильно, как раньше. Я разогнулся, осторожно встал на четвереньки и заметил, что прожилки на мраморе движутся сами по себе. Это не предвещало ничего хорошего.
– Сколько мы еще сможем его удерживать? – спросила женщина.
Пауза.
– Проклятье! Ну, ладно.
Я услышал шелест – она опустилась на колени рядом со мной. Зеленью больше не пахло, и это тоже был плохой знак.
– Дрот! – произнесла она.
Не бережный зов – приказ. Я бездумно взглянул на нее.
– Послушай, – сказала она. – Делай что хочешь, только не отдавай никому книгу.
– Кроме тебя, – прохрипел я. – Правильно?
Она покачала головой:
– Даже мне. Спрячь ее. Никому не говори, где она, – тогда протянешь еще хотя бы некоторое время. Я предпочту, чтобы книга Иокладии снова потерялась, чем угодила в плохие руки.
Я хотел спросить, что она имеет в виду, но ногу снова свело. Я сморщился, открыл глаза и увидел, что сон почти обесцветился. Женщина протянула руки и положила ладони мне на плечи. Пальцы не легли поверх, а как бы погрузились на дюйм в мою плоть. Но это почему-то не показалось странным.
– Спрячь книгу, – повторила она. Ее силуэт размывался. – И держи в тайнике.
Затем я остался один в тишине, которая быстро обернулась забытьем.
Я очнулся без перехода – перед глазами не светлело, гул не делался ревом. Вот я валялся без памяти – а вот уже бодрствовал.
Все было не так, как надо. Не мокро, сыро и больно, а сухо, тепло – и, похоже, я лежал на пуховой перине под крахмальными чистыми простынями. Одежда исчезла, сменившись мягкой ночной рубашкой. И еще я был жив. Это было самое удивительное.
Из любопытства я пошевелил ногой. Ответом стала еле слышная боль. Снова не то, должно быть больно до слез. Я уперся в матрас левой ногой, стиснув зубы и готовясь к худшему, однако ногу только обдало жаром.
Как пить дать, чары. Иначе мне не было бы так хорошо.
Теперь я переполошился всерьез.
Не открывая глаз, я прислушался. Звучала ночная Илдрекка, но вместо обычной какофонии из пьяных криков и брачного кошачьего воя до меня донеслись жужжание ночных насекомых, обрывки грубого смеха и далекий перестук барабана. Где бы я ни находился, это была точно не Пустошь и не Десять Путей.
Я собрался повернуться на бок, но услышал шорох одежды и звук, словно кто-то отпил из чашки. Я оцепенел, затем велел себе расслабиться. Охранник, сиделка или кто-то еще? Звякнуло стекло.