– Свидетели есть?
– Нет, – помотал головой Мендросс. – Но разговоров много.
– Бьюсь об заклад, что да, – сказал я, живо вспомнив паривший в спальне труп и женщину, гулявшую по моим снам.
Я потер руку, приглаживая вставшие дыбом волоски. Книга под дублетом немного сместилась.
– Хочу попросить тебя об услуге.
Мендросс незамедлительно прикрыл веки:
– О какой?
Я вытащил из-за пазухи книгу Иокладии:
– Спрячь это у себя.
Мендросс взглянул на книгу, но не дотронулся.
– Что это?
– То, что я не могу хранить дома.
– Потому что там будут искать?
– Более или менее.
– А почему ты решил, что сюда не придут?
– За книгой? К продавцу фруктов? – фыркнул я.
Особенно, подумал я, за книгой по незаконной магии.
Мендросс хрюкнул и уставился на дневник, размышляя.
– Кто за ней охотится? – наконец спросил он.
Над этим ожидаемым вопросом я думал с того момента, когда пришел в лавку. Перебор – и я уйду с книгой, так и упрятанной под дублет; недобор – навлеку на Мендросса намного худшие беды.
Значит, полуправда.
– Келлз, – сказал я. – А может, и кто-то еще из Тузов.
Мендросс не моргнул глазом.
– Два золотых сокола сейчас, – отчеканил он. – И два потом, когда будешь забирать.
Чересчур – за сказанное и сущий пустяк – за утаенное. Я притворился, будто думаю, немного поторговался, чтобы изгладить всякие подозрения, и уступил.
Я передал ему книгу. Он взял ее, перевернул и сунул в кипу гроссбухов на счетном столе.
– И все? – удивился я.
– Что подозрительнее: книга меж книг или книга на дне корзины с фигами?
– Но…
Мендросс поднял руку:
– Не парься. Я что-нибудь придумаю. Потом. Это на время.
От Мендросса я вышел с корзинкой манго – он настоял – и для очистки совести сделал полкруга по базару. Удостоверившись, что за мной не следят, я вручил корзинку нищему, сидевшему на краю площади, и пошел домой.
Шагалось легче, и не только потому, что Мендросс изрядно облегчил мой кошелек. Впервые за долгое время я что-то знал наверняка. Да, оставались кое-какие вопросы, но теперь и у меня имелся фрагмент головоломки. И как бы не главный, черт побери. Я рисковал, но и ценность моя повысилась. Меня могли похитить, допрашивать, пытать, но не убить в подворотне.
Странная безопасность, учитывая, что означало для здоровья обладание книгой Иокладии в перспективе, но на короткое время приходилось мириться.
В таком замечательном настроении я пребывал ровно до того момента, как свернул на Уступчатую улицу и увидел мой дом. В глаза бросились сразу две вещи. Во-первых, лавка Эппириса была заперта, несмотря на позднее утро. Во-вторых, по обе стороны входа переминались головорезы Никко – Соленый Глаз и Маттиас Кирпич.
Я выругался и ускорил шаг, проталкиваясь сквозь толпу. Я надеялся, что Эппирис запер ставни по причине отъезда, а не по приказу Никко. С того станется наказать меня расправой над людьми, находившимися под моим покровительством.
Я подошел совсем близко, когда Соленый Глаз перестал тормозить и все-таки узнал меня в одеянии Нестора. Он встал чуть прямее, оглянулся на Маттиаса, внимания не добился, пожал плечами и вперевалочку пошел ко мне.
Я откинул капюшон и указал на аптеку.
– Будет лучше, если это не то, что я думаю, – сказал я погромче, чтобы Глаз расслышал за несколькими людьми, еще разделявшими нас.
– Не то, – ответил Соленый.
Он приблизился, и его располосованная шрамами рожа расплылась в улыбке.
Когда между нами осталось три шага, улыбка дрогнула и погасла. Потом Соленый Глаз упал. За ним стояла Птицеловка Джесс, и длинный мокрый нож в ее руке отливал красным в утреннем свете. В отличие от Соленого Глаза она не улыбалась. И даже наоборот – была вне себя от ярости.
20
Наши взгляды сошлись над мертвым Рукой. На лице Птицеловки читались гнев и мрачная готовность резать, но все это адресовалось не мне. Я смотрел на нее – свирепую, с окровавленным ножом в руке, стоявшую над трупом – и вспоминал, что этим-то она меня и пленила. Тем не менее рука моя потянулась к кинжалу.
Тут кто-то увидел тело, нож и завизжал. Другой подхватил. Вокруг забегали, устроили толчею, тыкали пальцами.
Чертовы Светляки, такой момент загубили! Это было в их духе.
Я глянул, что там творится у лавки, и как раз вовремя: Маттиасу перерезали горло. Женщина из людей Птицеловки подмигнула мне и моментально растворилась в толпе.
Кто-то схватил меня за руку. Птицеловка.
– Идем! – сказала она, утягивая меня прочь.
Я не двинулся с места. Она выругалась.
– Дальше по улице торчит еще как минимум пара Рук Никко! В честном бою небось и не сдюжим!
Я перестал противиться и дал себя увести.
Птицеловка свернула с Уступчатой улицы в проулок под названием Кобелиный Просак. На входе маялся без дела Ссадина. Мы прошли мимо, и он обрушил штабель бочек, перекрыв проход.
В проулке мы зашли в дом, спустились по лестнице, вернулись назад по короткому коридору и снова поднялись, после чего вышли в заднюю комнату лавки Петруса-башмачника, пригибаясь под висевшими кожами и мотками шнурков. Еще одна дверь, еще одна лестница вниз, и снова, и опять, – мы быстро шли через лабиринт сообщавшихся подвалов, садов и низких террас, пока не остановились в осевшем арочном проходе на уровне мостовой за четыре квартала от Уступчатой улицы.
– Похоже, – выдохнул я, упершись ладонями в колени и морщась от ломоты, – похоже, что я вышел из любимчиков у Никко.
– Серьезно? – участливо поинтересовалась Птицеловка.
Она стояла, прислонившись к стене напротив и чуть запрокинув голову.
– Ты сам допер или мои люди подсказали, пока спасали твою задницу?
– Того и другого понемногу, но ставлю выше спасение задницы.
– Еще бы! – одобрила Джесс. Голос ее прозвучал как-то странно, и я поднял взгляд. Она пристально смотрела на меня через узкое пространство.
– Давно ли, Дрот? – спросила она.
– Что – давно?
– Давно ли ты работаешь на Келлза?
Я оцепенел. Этого я совершенно не ждал ни от нее, ни от кого. Келлз? Как она меня вычислила?
Я моргнул и притворился больше оскорбленным, нежели удивленным.
– Что ты сказала? – И выпрямился. – Где ты это услышала?
– Неважно, – молвила она. – Просто ответь. Давно?
– Я не…
– Сколько времени?
Я привычно глянул на улицу, затем на проход позади.
Птицеловка напряглась, как будто испугалась, что я дам деру или уберу нежелательного свидетеля. Я успокаивающе покачал головой. Она только что спасла мне жизнь, подвергнув риску всю команду, – нет, я не убью ее. Это же Птицеловка.
И потом, если знала она, знали и другие.
– Как ты проведала? – спросил я.
Она влепила мне крепкую оплеуху.
– Ты сам и признался, сукин сын! – крикнула она.
Купился, тупица.
– Ладно, умница, – сказал я, – поздравляю. Прищучила. Теперь скажи, почему ты спросила.
– Скажи сначала, как давно?
– Никко только что послал за мной пару Рук, – возразил я. – Сейчас моя очередь спрашивать, поэтому терпи и дожидайся своей.
Она поиграла желваками и неохотно кивнула.
– Так говорят в организации Никко. А я услышала лишь потому, что… Ладно, сейчас дойдем. Но говорят, что он счел тебя обузой и решил от тебя избавиться.
– Сомневаюсь, что он употребил слово «обуза», – заметил я.
«Обуза» было не тем словом, которое применил бы Никко, зайди речь обо мне и Келлзе.
– Спорить не буду, – кивнула Птицеловка. – Во всяком случае, я слышала, что кое-кому никак не поверить в твою измену. Другие не моргнув глазом называют тебя Длинным Носом.
Тут Птицеловка наградила меня язвительным взглядом.
– Но так или иначе, Никко от тебя отказался, и сезон охоты открыт. Хорошо, что ты не нажил много врагов среди его людей.
– Да, здорово, – ответил я сухо.
Я был Носом, и моя работа всяко требовала наживать врагов.
– Догадываешься, откуда пошел этот слух? Я имею в виду – изнутри?
Птицеловка покачала головой:
– Понятия не имею. Повторяю, я узнала случайно. Если бы он не вломился в твой дом…
– Погоди, – перебил ее я. – Никко вломился в мой дом?
Птицеловка окинула взглядом улицу.
– Давай поговорим об этом в другом месте. Здесь территория Никко, а я только что прикончила двоих его людей. Давай сначала отсюда выберемся, а?
Я не стал спорить. Мы вышли на улицу. Птицеловка вела меня окольными путями, петляя, то и дело сворачивая в переулки и возвращаясь. В итоге мы оказались на тихой улочке в кордоне Ржавых Вод, за пределами владений Никко.