траектории
корсо демонстрируют специфическую для рассматриваемого места пространственную дифференциацию по признакам гендера, статуса, возраста и других разновидностей социальных феноменов, в отличие от более личного и имеющего гендерную окраску воплощенного пространства костариканской
ретреты. Историческая этнография пространства и места в версии Вучинич-Нешкович и Милорадович раскрывает как социальное производство
корсо при помощи пеших прогулок, так и процессы воплощения гендерных, статусных и возрастных структурных ограничений и создания иерархической формы пространственного воплощения культуры.
«Критическая масса» и политические аспекты езды на велосипеде
Еще одним примером воплощенного пространства является низовая инициатива «Критическая масса», решившая отвоевать право на город для велосипедистов Будапешта. Эва Тешса Удвархейи (Udvarhelyi 2009), сравнив эту формацию в венгерской столице с аналогичным движением в Нью-Йорке, обнаружила, что в Будапеште власти относятся к велосипедистам и их агитации вполне терпимо. Будапештская полиция фактически помогала организации митингов «Критической массы», поскольку они считались протестными акциями, которые требовали одобрения со стороны местных сил правопорядка. Напротив, в Нью-Йорке митинги и велопробеги «Критической массы» подвергались жестким полицейским проверкам, ограничениям и контролю. Правда, сейчас в Будапеште акции «Критической массы» больше не проводятся, но движение продолжает существовать под новым названием «По Будапешту на велосипеде» (I Bike Budapest).
Эва Удвархейи в данном случае выступала не только автором этнографических исследований, но и непосредственным участником регулярных велопробегов «Критической массы». По ее мнению, в постсоциалистической Венгрии
будапештская «Критическая масса» может восприниматься в качестве пространственного воздействия прямой и воплощенной формы демократического участия, которая выходит за рамки представительной демократии и в то же время трансформирует ее (Udvarhelyi 2009: 121).
Удвархейи использовала велосипед как основной вид перемещения не только в Будапеште, но и в Нью-Йорке, что позволило ей как следует ощутить дискриминацию и насилие в городе, где доминируют автомобили. Благодаря этому у нее возникло глубокое понимание воплощенных политических намерений велосипедистов, которые реализуют свои права на город в совместных поездках. Езда на велосипеде глубоко меняет отношения человека с городской средой благодаря сочетанию непосредственного личного опыта, уверенной идентичности, возникающей у того, кто участвует в совместных поездках, и движений тела велосипедиста. У тех, кто участвует в «Критической массе», формируется связь с городом, дающая возможность предъявлять свои политические требования и претендовать на собственную долю в будущем города.
Основой исследования Удвархейи было включенное наблюдение, а также неформальные интервью. Она принимала участие во всех велопробегах, организованных активистами в Нью-Йорке и Будапеште, вела неформальные беседы с их участниками и следила за переписками в чатах ключевых организаторов акций. Кроме того, Удвархейи наблюдала за коммуникациями и взаимодействиями на интерактивном сайте венгерской «Критической массы», где велосипедисты и активисты делились опытом и обменивались мнениями по поводу разных вопросов, связанных с велопоездками по городу. Также были проведены интервью с организаторами и участниками движения «Критическая масса» в Нью-Йорке и Будапеште, с сотрудниками полиции обоих городов и представителями мэрии Будапешта. Часть ответов была получена по электронной почте, но большинство интервью состоялись при личной встрече.
По утверждению Удвархейи, именно благодаря пониманию «Критической массой» значимости воплощенной природы езды на велосипеде это движение использует организованные «пробеги» в качестве протестных акций и способа отвоевания общественного пространства. В исследовании Удвархейи документально подтверждается, что в Будапеште на такие акции, как День Земли и День без автомобиля, собираются до 80 тысяч участников. Столь мощная аудитория свидетельствует о том, что массовая велосипедизация транспортной системы разрушает представление о доступности улиц только для автомобилей – взамен инициируется политически значимый диалог о транспорте и общественном пространстве (Udvarhelyi 2009).
Езда на велосипеде как воплощенная практика с охватывающими весь город траекториями отдельных велосипедистов, которые отвоевывают для себя целые улицы, заставляет осмыслить не только политический потенциал, но и нарративную значимость этого примера (Freudendal-Pedersen 2015). Движение «Критическая масса» является конкретным образцом того, как воплощение пространства может быть связано с политическим действием – в данном случае при помощи траектории движения тела велосипедиста. В этом этнографическом примере воплощенные траектории не создают пространства и места – они отвоевывают пространство, прежде ограниченное другими воплощенными практиками.
Выводы
Важным моментом представленных в этой главе концептуального обзора и этнографических примеров является то, что упомянутые в них исследователи привнесли различные перспективы в этнографию пространства и места, где прежде тело слишком часто игнорировалось. Авторы рассмотренных работ предлагают новые творческие способы понимания тела/пространства/культуры, в которых тело теоретизируется и представляется как движущееся, говорящее, культурное пространство.
Траектории движения молодых людей, прогуливающихся по парку Сентраль в Сан-Хосе или центральным улицам Смедеревска-Паланки, создают отдельные воплощенные пространства, важные для культурной преемственности и сообщества. Эти тела/культуры/пространства оформляют социальное производство и социальное конструирование каждого отдельного места и формируются ими, но в то же время выходят за рамки существующих структурных и семиотических ограничений. Например, траектории велосипедистов «Критической массы» фактически трансформируют город при помощи различных способов циркуляции, создавая новые пространства посредством движения, телесных действий и политических практик.
Воплощенное пространство и интенциональность индивидуальных и групповых траекторий не только создают пространства и места, но и открывают потенциал для совершенно новых политических и социальных возможностей и воображения. Воплощенное пространство предлагает одну из стратегий для интеграции концептуальных рамок социального производства и социального конструирования, помещая пространство в тела (индивидуальные, коллективные, человеческие и нечеловеческие) таким образом, что материальность тела, его знание и познание (cognition) признаются одинаково важными для понимания пространства и места с этнографической точки зрения.
6. Язык, дискурс и пространство
Введение
Концептуальная рамка, которая рассматривается в этой главе, фокусируется на способах, при помощи которых пространство и место формируются языком и дискурсом: с ее помощью пространственный анализ более прочно локализуется в области социальных взаимодействий, коммуникативных стратегий и лингвистических практик. Акцент на языке и дискурсе также обеспечивает методологически явный способ понимания того, как повседневные коммуникации придают значение пространству, манипулируют им и контролируют его. Анализ языка и дискурса опирается на целый ряд рассмотренных в главе 4 теорий и методологий социального конструирования пространства, а также на некоторые воплощенные пространственные практики и основанные на значении (meaning-based) концептуальные рамки, о которых шла речь в главе 5. Вопросы, рассматриваемые в настоящей главе, формируются нестабильными семиотическими73 отношениями языка с идеями, мыслями и объектами, лежащими в основе социально-конструктивистского подхода к пространственному анализу. Кроме того, важную роль в производстве пространства и придании смысла взаимодействиям людей с местом играет углубленное рассмотрение материальных эффектов языка, его перформативных и дискурсивных аспектов, его способности маркировать идентичность.
Как и в предыдущих главах, мы обратимся к ряду обособленных, иногда пересекающихся концепций и методологий, которые формируют подход