– Вы следите за мной? – поинтересовался я.
– Конечно. Ведь у меня нет других, действительно существенных дел, – каждое его слово было пропитано совершенно искренней неприязнью, от чего мне стало не то чтобы грустно, но, скажем так, неуютно. – Что же, позволь узнать, оказалось настолько важным, чтобы отвлечь тебя от поисков свитков?
Я молча продемонстрировал ему обложку книги. Рэми поднял брови, изображая удивление:
– Похвально. Правда, несвоевременно, но ведь это бессмертная история нашей светлой родины. Хотя, постой, ты так быстро добрался до конца?
Он нагнулся и взял книгу у меня из рук. Пробежав взглядом по открытым страницам, он нехорошо улыбнулся:
– Ах, ну да, в самом деле. Тебя интересовало, что напишут о твоем отце. Видимо, судьба избалованного ребенка, выросшего в тени известного на всю столицу отца, не дает тебе покоя до сих пор.
Я прикусил язык. Что-то мне подсказывало, что я впервые столкнулся с человеком, который не считает моего отца героем, более того, испытывает к нему немалые претензии. Не скажу, что это открытие доставило мне удовольствие. Моим отцом восхищались, и я жил с этим с раннего детства. Кто-то любил и жалел меня, кто-то сравнивал со старшим Мадоком (и я от этого сравнения всегда проигрывал), но еще никто не злился на меня за поступок родителя.
– Надеюсь, ты все же сделаешь милость, оторвешься от столь увлекательного чтения и вернешься к нашим скромным делам? – слишком мягко произнес он.
– Знаете, а для остальных мой отец – герой, – я поднялся и посмотрел ему в глаза. – И для меня тоже. Неужели это так трудно понять? Вы же восхищаетесь Пророком!
– Ты сравниваешь Светлого Лазериана со своим отцом? – осторожно поинтересовался Рэми.
Подозреваю, если бы он умел убивать взглядом, я бы умер уже раз десять. Но, благо, инквизитор такого дара был лишен.
– Я не пытаюсь надеть на себя отцовский орден героя, – ответил я ему. – Но не перестану восхищаться и гордиться им.
Рэми хотел что-то сказать мне, но вместо этого плотнее сжал губы. Нет, не было похоже, что мои слова убедили его. Просто почему-то он решил, что нет смысла продолжать этот разговор. Рэми опустил взгляд на книгу и бережно провел длинными пальцами по странице. Я был готов поклясться, что он видит там гораздо больше, чем слова. Возможно, он вспоминал о днях, проведенных в приюте, или о своих товарищах, пропавших весенней ночью двадцать три года назад. Не знаю, он не пожелал делиться со мной своими мыслями, а я не особенно этого хотел.
– Верни ее на место, – он захлопнул книгу и протянул мне. – И займись делом. У нас осталось мало времени.
Меня, сидящего в свете факела, обложенного свитками, обнаружила Айра. Я как раз задремал, и в грезах своих очутился далеко-далеко отсюда, на улице Семи Песен.
– Вид у тебя слишком уж довольный, – с добродушной улыбкой сказала Айра, присаживаясь рядом со мной.
Глаза у нее были красные и слезились. Опасающиеся пожара хранители слишком уж скупо освещали свои залы. Айра зевнула, прикрыв рот ладонью, и встряхнула головой:
– Рассвет близится. Скоро уже сможем уйти.
– А что, раньше срока не выпускают? – уточнил я.
– Да кому какое дело, – отмахнулась она. – Но разве мы смогли бы увести отсюда Рэми? Боюсь, что он ухватится за стол зубами, когда придет время уходить.
Я легко представил себе эту картину. Мимо нас прошел хранитель. Не понимаю, как они могут так всю ночь ходить туда-сюда, не уставая, не засыпая на ходу… И тут я вспомнил слова Лиса. Кажется, он говорил, что один из хранителей может быть кем-то другим. А еще он назвал окровавленный нож «посланием».
– Совсем утомился, – сочувственно посмотрела на меня Айра.
– Да как-то слишком много пищи для мозгов, – ответил я. – А у меня он не такой прожорливый.
– Ничего, ты справишься, – подбодрила она меня. – На нашу долю выпадает только то, что мы в силах преодолеть. Можно проявлять покорность, а можно бороться – выбор всегда есть.
– Пророк Лазериан? – с сомнением уточнил я, пытаясь вспомнить, где слышал что-то подобное.
– Народная молва, – рассмеялась она. – О, дитя, ты же не думаешь, в самом деле, что Лазериан был единственным умным человеком за всю историю нашей земли?
Я уже успел забыть, что старушка поклоняется Милосердной Деве, и даже ее приход под крыло церкви мало что изменил. Немного странно, что последовательницу древнего культа отправили в поход на поиски Пророка. То есть я понимал, какую ценность представляет Айра как боевая ведьма, но было в этом что-то странное. О чем я думаю? Весь этот поход одна большая загадка, как и каждый мой спутник. Рэми, безусловно, на своем месте. Пусть я считаю его надоедливым клещом, но не могу отбросить очевидное: он единственный, кто действительно заслужил участвовать в столь почетном задании. Я видел огонь в его глазах.
– Ваше время истекло.
Я посмотрел на ту самую женщину-хранителя, что привела нас сюда. Айра легко встала и потянулась. Я медленно поднялся, тихонько проклиная затекшие мышцы, под строгим взглядом хранителя вернул ворох свитков на полку и пошел к столу. Рэми, как и предсказывала Айра, был крайне недоволен. Кажется, он единственный из нас, кто вовсе не устал.
– Я уверен, что солнце еще не взошло, – возмущался он, когда хранители начали забирать свитки у него со стола. – Мне необходимо еще пару часов… лучше три, три часа… и положите это!
Лис стоял у одного из стеллажей и зевал. Впрочем, присмотревшись, я понял, что в его глазах нет даже тени сонливости. Он внимательно следил за каждым хранителем, проходившим мимо.
Наконец, Рэми сдался, и мы направились вниз по винтовой лестнице. Откровенно говоря, я не думал, что после посещения великого хранилища единственное, о чем я буду мечтать – это как можно скорее уснуть.
Рэми ошибся, солнце уже взошло, хотя небо оставалось мутно-серым из-за тоскливых осенних туч. У выхода из башни нас встретил Артур. Он выглядел так, словно проспал всю ночь безмятежным сном младенца. Голодный человек так же относится к сытому, как уставший к выспавшемуся – то есть слегка недолюбливает.