Я зевнул во весь рот. О, это невыносимо. При всем моем почтении к Пророку, неужто его спутники не могли научиться писать четче? Я еле добрался до конца этой истории. Как и следовало ожидать, все закончилось хорошо: крестьяне простили барона, а тот раскаялся. Иначе, кроме как чудом Лазериана, это объяснить было нельзя, поскольку раскаявшихся баронов я в своей жизни еще не встречал. Но суть моего чтения была не в этом, а в названии деревни, которое я с трудом разобрал в одной из почти стершихся строк. Тервер. Отлично. Не знаю, насколько нам это поможет, но лучше, чем ничего. Я бегло просмотрел остальные свитки, но не нашел больше ничего стоящего. Что ж, нужно было отнести это Рэми. Конечно, я не собирался кланяться, чтобы задобрить его, но сделать его ненависть ко мне немного меньше, пожалуй, стоило.
Рэми сидел за столом и сосредоточенно разбирал собственные находки. Я поднес ему свой свиток и на вопросительный взгляд ответил:
– Тервер.
Он кивнул и положил мой свиток сверху на остальные, возвращаясь к изучению другого текста. Мне оставалось только плечами пожать. Ночь обещала быть длинной и невероятно скучной. У меня устали глаза, и желание наслаждаться древними сведениями испарилось, как вода из лужи в жаркий день. Своё любопытство я уже удовлетворил, Орлиное Гнездо во всей его красе увидел, теперь можно было бы перекусить и в кроватку. Но Рэми только вошел во вкус, и вряд ли из него выйдет, пока не докопается до истины. Перед ним лежал лист бумаги, на котором пока значилось только два места: Гнилая Кузня и Ондалия. Как я сказал, ночь будет долгой.
Я направился вдоль стеллажей, заглядывая в коридоры. Хранители то и дело проходили мимо, освещая себе путь свечой. Чего они боятся? Неужели кому-то взбредет в голову что-то украсть здесь? То есть, конечно, за каждый такой свиток на черном рынке в Доках можно было бы выручить приличную сумму, а если добыть парочку, то безбедное существование в собственном домике обеспечить. Но ведь они сами выбирают, кого впускать, а кого нет, могли бы уж хоть каплю доверия проявить. Или хотя бы следить не так явно и не смотреть с таким подозрением, будто я в рукав пытаюсь целый том «Житие Морхи» запихнуть.
В одном из коридоров я увидел Лиса. Он сидел под факелом, скрестив ноги, и читал какую-то толстую книгу. Судя по всему, чтение казалось ему занимательным, вот только я помнил слова брата Рэми: мы ищем свитки, а не книги. Не пойму я этого сармантийца, вечно ему нужно отличиться. Зачем только наместник вообще его послал? Мог бы отправить пятерых шраванцев без присмотра: они толковые, молчаливые и не заставляют других сдувать с них пылинки.
Один из хранителей прошел мимо меня в этот коридор и медленно двинулся вдоль стеллажей. Лис посмотрел ему в спину, затем быстро достал из голенища сапога спрятанный нож и провел по середине книги. Прежде чем хранитель развернулся и двинулся в обратном направлении, Лис успел вернуть нож в сапог вместе со свернутыми в трубочку страницами. Он повернул голову ко мне и задумчиво произнес:
– Знаешь, с таким умением появляться в ненужное время в ненужном месте удивительно, что ты все еще жив.
Прошедший между нами хранитель, вероятно, не понял его слов. Во всяком случае, его волновали книги, а не мы, поэтому он спокойно продолжил свой путь. Я подошел к Лису и встал напротив него. Он даже не смотрел на меня, снова изучая книгу.
– Ты ведь знаешь наш язык, – произнес я.
Сармантиец поднял на меня озадаченный взгляд.
– То есть, ты понимаешь значение слов «наказание» и «смерть», – уточнил я. – И когда хранитель говорила об этом, тебе не пришло в голову, что речь идет о чем-то существенном?
Мне было плевать, что он грозно хмурится. Дело уже не принципиальности, а в том, что я жаждал сохранить свою жизнь, которая то и дело пыталась выскользнуть у меня сквозь пальцы, начиная с того самого злокозненного вечера в Доках.
– Если о чем-то не говорить, то это остается тайной, – Лис приложил палец к губам и заговорщицки мне подмигнул.
Он думает, это забавно? Хранители не похожи на людей с хорошим чувством юмора, а он только что варварски поступил с одним из их сокровищ. Рэми, если узнает, конечно, будет в бешенстве. Но недолго. Потому что нас всех казнят. Видимо, мысли отразились у меня на лице, потому что Лис резко поднялся.
– Я взял то, что предназначалось мне, – сказал он и показал книгу.
Я просмотрел страницы разворота, но так ничего и не понял. Язык был незнаком и состоял из символов, напоминающих отпечатки птичьих лапок на снегу. Впрочем, Лис уже потерял к нашему разговору всякий интерес. Он всучил книгу мне в руки, а сам двинулся вдоль полок. Мимо снова прошел хранитель, и я поспешно убрал книгу на полку, даже не глянув, куда именно ее поставил. Лис остановился возле другого стеллажа и, пробежав взглядом вдоль полки, достал одну из книг в истертом кожаном переплете с тиснеными узорами. Ну, хватит, это уже действительно переходит все границы!
– Послушай, если тебе так хочется прочувствовать гнев местных сторожей, я не против, только давай ты не будешь…
Я оборвал себя на полуслове, так и не успев сказать «… подставлять нас». А дело было в том, что в открытой Лисом книге отсутствовали все страницы. То есть окантовка-то осталась, а весь текст был вырезан, судя по всему, очень острым стилетом. Почему я так решил? Да потому что этот самый очень острый стилет лежал здесь в книге, с засохшей кровью на лезвии. Похоже, местным сторожам стоило быть осмотрительнее: у них под носом варвары уродуют исторические ценности! Не храм знаний, а проходной двор какой-то. Я в недоумении продолжал смотреть перед собой, а хранитель, дежуривший в этом коридоре, направился в нашу сторону. Лис поспешно убрал книгу обратно на полку и задумчиво нахмурился. Он подождал, пока хранитель пройдет мимо, и, повернувшись ко мне, спокойно сказал:
– Нужно поискать свитки для брата Рэми, а то он вновь будет сердиться, и мне придется делать вид, будто это меня беспокоит.
– То есть мне не стоит волноваться относительно того, что я только что увидел? – я вложил в эту фразу столько сарказма, что не расслышать его было невозможно.
Но сармантийца это не смутило, он с самым серьезным выражением лица покачал головой: