будешь за Амандой. Она клянётся, что Ночь Искупления Шеннета покажется зачинщику лёгким отдыхом. Извела на местного Мастера половину эликсиров правды — похоже, тот не при делах.
— Значит, дело в стряпчем. Этот-то где?
— Был эвакуирован вместе со всеми, но во втором поместье его не оказалось. То ли отлучился, то ли ударился в бега. Его ищут.
Голос у Грызи похоронный. Видать, Морковка не нарыл — кто может быть возлюбленным Дамы? Гриз мотает головой. Но работу Его Светлости оценивает на высший балл — говорит, он там присох к Водной Чаше, несмотря на ночное время. И как-то пережил трёхчасовую беседу со вдовой Олсен.
Янисту придётся потом пару девятниц успокоительное пить.
Грызи предлагает остаться. Я предлагаю ей быть поближе к Даме, которую кто-то так настойчиво хочет ухлопать. Кто там знает, может, во дворце куча слуг, купленных Хромцом. И нужно же кому-то в оранжереях проверять патрули. И расставлять со слугами ловушки в коридорах.
Подруга бормочет что-то про то, что замок окончательно превращается в крепость. Оставляет меня с моей рыбалкой.
И местность отличная, и наживка, да вот — не клюёт.
— Ш-ш-шесть сволочей на территории, куда ж они подевались все…
Слуги молчат — посапывают только из углов. Тот, что с Даром Воздуха — худой и длинный, один из «снеговиков» вообще жестами общается, второй всё шею вытягивает.
Жердь, Молчун и Лебедь.
В дверь заглядывает Шипелка — свистит чего-то про безумных Людей Камня. Приносит с собой резкую вонь чеснока, камфары и помёта. Взамен обычного крапивно-жухлого амбре. То ли думает отпугнуть ящериц, то ли у терраантов такое понятие о духах и светских церемониях. Ещё через час приходит Грызи.
— Нашли стряпчего, он к семье отлучился. Допрашивают с эликсирами, результат пока нулевой. Заодно опросят тех, кто тут комнаты убирает. И тех, кто ответственен за одежду Касильды — на всякий случай.
Голос у неё хриплый — ясно, почему.
Раз это не Мастер, не стряпчий, не слуги — это мы. Кто-то из нас. Да какое — кто-то.
— Тербенно же говорил — он из Гильдии?
Грызи молчит с ожесточением кирпичной стены. Пухлику бы лучше не возвращаться во дворец подольше. Если это его рук дело — такое ему устрою…
Только очереди дождусь.
— Свяжись с Мясником — пусть тот понажимает на слабые точки.
Молчание становится гранитным, и между мной и подругой воздвигается невидимая стена с башнями и бойницами.
— Что? Раз в жизни принесёт пользу.
Без толку. Грызи не может отдать приказ пытать одного из «тела». Дело даже не в варжеских запретах. Как человек не может. Она кучей принципов прямо с Морковкой может померяться.
— Ты хотя бы сказала за Пухликом следить?
Кивает с больным видом. Ладно, надеюсь, Палач не прошляпит, если что.
Слуг приходится отпустить и запросить в дозор новых — а то концентрацию потеряют. Веретенщиков упорно нет. Через час после полуночи приходит известие о новой атаке — тварь схоронилась под подушкой слуги. Мантикора их жри — теперь ещё подушки перетряхивать! Слуга не в «чёрном сне», но заработал фингал от супружницы, потому что её поцелуй не сработал, а поцелуй её лучшей подруги — очень даже.
На всякий случай осматриваю место семейной драмы — сперва так, потом с туфлей Касильды. Туфлю держу в перчатках и через ткань. Без толку. Неужели ошиблась в расчётах?
Надо бы проветрить башку. Оставляю усиленный патруль в комнате с ловушкой и обхожу оранжереи. Они освещены — мерцающим, рассеянным светом, в зелени повсюду прячутся светильники-артефакты. Даже регулируются — от «солнечный день» до «интимный полумрак». Папаша сказал бы, что кто-то дурной ввалил сюда сотню пудов золотниц.
В одной руке — фонарь, во второй — арбалет. Со мной два кота, так что нескучно. Чёрный Барон ступает рядом. Прыгучий Резвун убегает вперёд и облизывается на певчих тенн.
Тенны распелись вовсю — густая, переливчатая музыка, оркестр арф и свирелей. Каждая выводит свою мелодию. Видят меня, радуются и поют погромче — артистки.
У ночных оранжерей — строгий наряд: снег и серебро, приглушённые переливы розового и сиреневого. Раскрываются и скромно пахнут ипомеи, подлунницы — серебристые маргаритки, ночные гладиолусы. Голову поднимает «Леди Ночь» — разодевается в пышный белый траур. И повсюду искрис-трава. Днём — незаметная пушистая травка, а ночью выпускает длинные стебли, опушённые синими искрами.
Я пытаюсь понять — что могла прошляпить. Какого вира веретенщики не ловятся на тот же состав? С Касильдой и двумя служанками вон как пёрли. Разве что он может вычхаться. Рассеяться. Спросить Конфетку — как сделать запах гуще… Главное при этом самим не вляпаться. Вляпаться… самим…
Впереди мелькает что-то быстрое, разноцветное, как оживший цветок. Каплей скользит по крылу фонтана-феникса, соскальзывает в траву. Бесшумно, но вижу, как колыхнулись стебли: идёт на меня. Перехватываю правой ладонью артефакт холода.
Шорох, боевое урчание. Рыжий кот с размаху, грудью падает в траву. Воинственно завывая, вцепляется во что-то зубами, отпрыгивает, бьёт лапой. Рычит и снова напрыгивает, кусает, отпрыгивает.
— Уходи, Резвун! — ору я. — Брысь оттуда!
Не могу бить холодом — попаду по коту, а он не уходит. Мелкая, переливающаяся ящерица взвивается из травы прыжком — пытается уйти в кусты. Рыжий кот кидается ей вслед, оскаленный и вздыбленный. Хватает юркую дрянь и валяется, шипя, колошматя зубами и когтями.
— Резвун, уходи, уходи!
Вёрткая ящерка выворачивается, выскакивает на дорожку — и попадает под тяжкую лапу Барона. Тот делает мгновенное движение, клацает челюстями.
Голова веретенщика у него в пасти.
Это точно веретенщик. Переливающееся тельце в пядь длиной. Крупный для своей породы — я три чучела видела, из самых последних, прибитых каким-то там Орденом лет семьдесят назад. Те были меньше и не такими разноцветными.
Барон отплёвывает голову, тело веретенщика бьётся в конвульсиях. Подходит Резвун, с вопросительным мявом шевелит тушку рыжей лапой. Тушка замирает совсем. Кот разочарованно вздыхает, разворачивается и начинает закапывать трофей.
Достойный конец для мелкой дряни. Глажу котиков, говорю им, какие они умнички. Барон мурлычет, Резвун носится вокруг и предлагает играть.
Разжимаю ножом челюсти у головы веретенщика. Зубы складываются внутрь пасти, как у змеи. Железы с ядом — будь здоров. Яд, скорее всего, способен размягчать древесину — неудивительно, что они откуда угодно выбираются.
В пасти полно шерсти. Резвуну досталось несколько укусов, но в основном зубы веретенщика просто вязли. Сказать всем — одеваться поплотнее, перчатки, шарфы, на лица маски…
Резвун мурлычет, носится — по нему не скажешь, что укусили. Ну да, веретенщиков выводили как оружие против магов. На кошек вряд ли действует.