этого. Она мне всё вопросы задавала – как здесь жизнь устроена, какой уклад. Но, знаешь, странно как-то… – пробормотал Дениска, хлопнул ещё водки.
– Что странно?
– Я спросил её, когда она последний раз тут была, ну у отца, а она сказала, что никогда…
– Верно. Серж с Анатолем говорили, что Бонье не видел свою дочь лет тридцать или больше.
Дениска ухмыльнулся:
– Откуда этим голубям знать-то?
– Они дружили с Бонье.
– Он был не из таковских! Какая может с ними дружба быть?!
– Пусть так. А в чём странность?
– Я точно видел её здесь, в деревне, раньше. Только не могу припомнить – когда… И мне кажется, что я встретил её на днях в лесу, ей Богу, Паша! Я так ей и сказал, а она смеётся. Говорю, может, у Вас сестра здесь есть, на Вас похожая? Она улыбается, говорит и сёстры есть, и братья… Шутит. По-русски балакает как мы с тобой, только вот это «р», знаешь такое мягкое, за душу берёт… – он посмотрел на бутылку с остатками водки, сказал в раздумье, – Нехорошо на дне недопитое оставлять… Слушай, наработался я на сегодня, пойду домой спать, после обеда к Покровским, а вечерком опять наведаюсь к Эжени.
– Зачем?
Марченко пьяно лыбился:
– Сама звала, – Дениска подмигнул Максу, – Как думаешь, вдруг выгорит? Чем чёрт не шутит!
Макс только вздохнул.
Он сидел на причале, болтал ногами в тяжёлых резиновых сапогах и думал. Решил: «Схожу к ней сам и поговорю».
Он понимал, что купить землю сейчас он уже не сможет, только взять в аренду. Предстояли большие траты. Макс мыслями был уже в весне. Алекс хотела тихую свадьбу, Макс был не против, но собирался сделать ей подарок, да не какой-то там обыкновенный, а такой, от которого она ахнет, схватится за сердце, прослезится и всё в таком духе. В этом деле он очень рассчитывал на помощь Макарыча. А ещё он мечтал уехать с Алекс в путешествие, куда-нибудь далеко-далеко, на острова, где будут только двое – он и она… На все эти мечты, от которых в животе бушевали гигантские тропические бабочки, нужны были деньги.
«Вечером возьму блокнот, посчитаю, что к чему, и тогда уже…»
Он услышал позади себя шарканье по мокрому песку, резко обернулся.
– Снежа!
Она вздрогнула, потом улыбнулась:
– Паша!
Макс встал, пошёл к ней.
– Ты ходила в лес в такой дождь?
На Снежане был длинный, в пол, дождевик, голова повязана по-деревенски старым ситцевым платком, в руках она держала большую корзину с грибами, сверху укрытыми листьями папоротника. Она приподняла несколько листьев:
– Вот, набрала рыжиков для Влада. Его любимые грибы.
– А сам он где?
– Дома. Работает. Он отпустил меня в лес. А потом к нам из опеки приедут и Денис…
Макс не слушал:
– Снежа! «Отпустил в лес»?! Скажи мне, неужели правда, что когда он уезжает, то запирает тебя дома?
Она испуганно замотала головой, Макс выругался:
– Да может ли это быть! Почему ты позволяешь такое с собой делать?!
– Он просто волнуется за меня…
– Что ты говоришь?! Услышь, вдумайся! Ведь он твой муж, а не хозяин! – Макса колотило от ярости, – Я сейчас пойду к нему и всё ему скажу! Он думает, что на него нельзя найти управу, что тебя некому защитить, но он очень удивится…
Она вдруг, с неожиданной силой, вцепилась ему в запястье:
– Не смей! Если я не буду его слушать, то он уйдёт, уйдёт навсегда, и тогда я руки на себя наложу, слышишь? Ни дня без него жить не буду!
Они стояли, молча, потом она разжала пальцы, погладила Максу плечо:
– Ты такой хороший, Пашенька. Почему так бывает, вы ведь были лучшими друзьями, везде ходили вместе, но я полюбила его, а не тебя? Всё было бы по-другому… – она потёрла лоб, уставилась пустым взглядом на озеро, – Но у него такие синие глаза… Это судьба была, Иванов день, папоротник расцвёл, и он сказал, что любит… Он бог Паша, и полюбил меня!
Макс в ужасе смотрел на неё:
– Какой бог, Снежа?! Девочка моя золотая, что с тобой? Какими таблетками он тебя кормит, что ты вот такое говоришь?
Она не слышала:
– Если б ты меня нашёл в лесу и полюбил, то ничего бы не было, и были б дети, много… Я была бы здорова, счастлива, меня бы не сжирали днём и ночью страшные мысли, чёрные сны! Он целует, ласкает, всех женщин мира, но не меня… Не меня! Как, как мне сделать его счастливым?! Я не могу есть, не могу спать, в голове и сердце демоны!
Макс схватил её за плечи, стал сильно трясти, кричать:
– Снежа! Снежа! Очнись!
Она провела ладонью по глазам, потом посмотрела на Макса, жалобно улыбнулась, погладила худыми пальцами его щёку:
– Я напугала тебя, Пашенька? Прости… Поговорить не с кем…
– Вам нужно расстаться и каждому пойти своей дорогой. Он держит тебя на привязи, но неужели ему самому нравится такая жизнь?!
Она покачала головой:
– В том то и дело, что он меня не держит. Он дважды уходил к… к ней, – она вздохнула, – Он зовёт её Береника. Он влюблён и ему это имя кажется красивым и звонким. Влад с ранних лет много читал, почти как я, но вот историю он не очень любит. И сам того не понимая, дал своей любовнице такое подходящее ей имя. Имя шлюхи.
– Ты… про Эсфирь говоришь?
– Про Эсфирь. Дважды он пытался уйти и дважды я его возвращала. Он мой. Не её.
Она стояла, глядя себе под ноги, на мокрый оранжевый песок, потом подняла взгляд, посмотрела по сторонам, посмотрела на Макса, потрясла головой, стала прежней, начала теребить укрывавшие грибы резные листья, суетливо заговорила:
– Я пойду, Паша. Влад спохватится, что меня долго нет. Сегодня приедут из опеки и Денис… Я говорила тебе, да?… Да, говорила… Влад очень нервничает, боится, что ему не отдадут девчат… Он окончил специальные курсы для опекунов, читал, готовился, как школьник… Вчера заставил меня весь дом надраить от пола и до потолка, а сегодня велел себя в порядок привести, по-городскому, сказал, что у меня вид, как у сумасшедшей… Не знаю, что и делать, я не умею краситься и уж забыла, как волосы укладывать… Побегу…
Она быстро пошла прочь, часто перекидывая с руки в руку свою тяжёлую корзину. Макс смотрел ей вслед. На душе было темно и пусто.
«Что же есть у него такого, чего нет у других?! Никогда я не поверю в то, что прекрасные, умные, состоявшиеся женщины теряют голову