заменявшие в то время ордена; немецкой гвардии в виде премии выдали разом сумму годового жалованья.
Но больше всех царь отличил Басманова, на чью долю выпали такие милости, которые вызвали зависть у других воевод, бывших выше его по породе и по званию. Когда Басманов приехал по царскому вызову в Москву, Борис выслал ему навстречу богато украшенные сани и самых знатных вельмож. Храбрый воевода был произведен в думные бояре и получил из рук царя золотую чашу, наполненную червонцами, и несколько серебряных кубков. Борис оставил без внимания досаду родовитых бояр, он хотел купить преданность единственного дельного военноначальника.
Порой Годунов совсем терял голову, обуреваемый сомнениями, с кем же он воюет: с самозванцем или настоящим сыном Грозного? Однажды, терзаемый этими мыслями, он распорядился привезти в Новодевичий монастырь царицу Марфу, мать царевича. Летописец так повествует об этой драматической встрече.
Ночью Марфу тайно привели в спальню Бориса, где он находился вместе со своей женой, царицей Марьей, дочерью Малюты Скуратова.
– Говори правду, жив ли твой сын или нет? – спросил царь.
Марфа ответила, что не знает.
Жена Годунова в ярости схватила с туалетного столика зажженную свечу.
– Ах ты, б…! – крикнула она. – Смеешь говорить: не знаю – коли верно знаешь!
С этими словами она хотела ткнуть свечой в глаза инокине, но Борис удержал ее руку. Марфа испуганно отшатнулась от разъяренной женщины и сказала:
– Мне говорили, что сына моего тайно увезли из Русской земли без моего ведома, а те, кто мне так говорили, уже умерли.
Большего от нее не могли добиться. Борис велел увезти ее подальше от Москвы и держать в строгости и нужде.
Возвращаясь к теме подлинности Дмитрия, замечу: можно ставить под сомнение достоверность этого диалога, можно возражать, что встреча Бориса и Марфы действительно состоялась, но нельзя отрицать того факта, что Годунов ни разу не сослался на свидетельство Марфы о смерти ее сына и не позволил ей говорить с народом – вместо этого он держал ее вдалеке, в строгой изоляции. А между тем ее показания могли бы положить конец всей этой истории. Однако Борис явно боялся их! Если бы царевич действительно был мертв, Годунов сумел бы сторговаться с Марфой о цене ее свидетельства, какова бы она ни была. И, конечно, он ждал, чтобы она назвала свои условия – и не услышал их! Молчание Марфы говорит в пользу Дмитрия красноречивее любых слов.
В отчаянии Борис думал найти утешение в предсказаниях прорицателей. В то время в Москве жила затворница Алена, юродивая старица, устроившая себе келью в земле. Она славилась своим даром прорицания. Москвичи говорили про нее: «Что Алена предскажет, то и сбудется». Борис не побрезговал прийти к ней с вопросом о своем будущем, но затворница даже не впустила его. При вторичном посещении царя она велела принести в келью колоду, похожую на гроб, позвала попов с кадилами и велела им отслужить панихиду и кадить над этим бревном.
– Вот, что ждет царя Бориса, – будто бы сказала она.
Царь снова заперся во дворце и ежедневно посылал своего сына Федора молиться о нем по церквям. Одновременно он продолжал беспощадно наказывать москвичей за любое неосторожное слово.
Не надеясь вполне на помощь Божью, Борис цеплялся за людей, чьей преданности он еще доверял. Однажды он позвал к себе Басманова и целовал перед ним крест на том, что Дмитрий – не настоящий царевич, а расстрига Гришка; заклинал воеводу достать злодея, за что сулил ему свою дочь вместе с Казанью, Астраханью и Сибирью – приманку, которой несколько раньше махал перед носом Мстиславского.
Польщенный Басманов, выйдя от царя, не удержал язык за зубами и поведал об обещанной ему небывалой награде первому встречному, которым оказался Семен Никитич Годунов, родственник Бориса. Того разобрала зависть и досада и, чтобы хоть немного испортить счастливое настроение Басманову, он сказал:
– Ох, мне сон был, что этот Дмитрий истинный царевич…
Эти слова погрузили воеводу в раздумья. Вспоминая трусливое поведение Бориса, он все тверже убеждался в том, что царь неспроста боится того, кого называет самозванцем и расстригой. С этого времени он и стал искать удобного средства доставить престол Дмитрию. Так объясняет летописец причины скорой измены Басманова.
Начался Великий пост. Измученный страхами и подозрениями, Борис совсем потерял сон и здоровье. Но 13 апреля, во время недели жен-мироносиц, он почувствовал себя бодрее обыкновенного. Отстояв службу, он весело сел за праздничную трапезу в Золотой палате и ел с таким аппетитом, что встал из-за стола с сильной тяжестью в желудке. После обеда царь поднялся на вышку, с которой часто любовался Москвой. Вдруг он пошатнулся, быстро сошел вниз и закричал, чтобы позвали лекарей, так как у него страшно колотится сердце и ему дурно. Когда прибежали иноземные врачи, Борис был уже так плох, что бояре сочли нужным заговорить с ним о наследнике.
– Как угодно Богу и земству! – равнодушно отвечал царь.
Вслед за этими словами кровь рекой хлынула у него изо рта, носа и ушей, и он бессильно откинулся на руки врачей. Патриарх Иов с духовенством наскоро соборовали умирающего царя и совершили над ним обряд пострижения. Борис, нареченный Боголепом, умер около трех часов пополудни, успев еще благословить сына на царство; лицо его, искаженное предсмертными судорогами, почернело.
Внезапная смерть Годунова привела бояр и духовенство в полнейшую растерянность. Они не решились сразу объявить новость народу, боясь волнений. Москвичи узнали о случившемся лишь на следующий день. 15 апреля тело Бориса погребли в Архангельском соборе; 70 тысяч рублей из царской казны было роздано в течение сорокоуста за упокоение беспорочной и праведной души его, мирно отошедшей к Богу. Немногие искренне пожалели о нем. Столь любимые им иностранцы почтили его память следующими словами: «Вошел, как лисица, царствовал, как лев, умер, как собака» (К. Буссов). Для большинства же русских Борис уже давно стал «рабоцарем», то есть царем из рабов, холопов, искусным и коварным лицедеем, хищником на престоле законных государей. В народе шептались, что царь-злодей сам отравил себя, не вынеся мучений совести. Впрочем, немало людей считало, что его отравили бояре.
Смерть Годунова не вызвала никаких беспорядков в столице. Федор Борисович спокойно занял опустевший престол. По описанию современника, Борисов сын имел очи великие черные, лицо белое, рост средний, телом был изобилен; от отца своего научен был книжному писанию и всякому философскому естествословию и благочестию, в ответах был дивен и сладкоречив, пустошное же и гнилое слово никогда из уст его не выходило. Борис очень любил его и сызмлада готовил к царскому венцу. Он выписал для Федора иностранных учителей и посвящал его во все государственные дела. Ярким свидетельством образованности молодого царя была вычерченная им карта Российского