К счастью, крошечную тонкую веточку, потерявшуюся вдоль шва, никто не смог нащупать.
Хотя счастье это было сомнительное. Сколько этот побег сможет продержаться без нужного ухода? Когда теперь я смогу передать его Нергалу?
И смогу ли вообще.
Потом всех начали разводить по камерам.
Я только Азре успел сказать «прости». И опять очутился в пылище на земле, и пара стражников тяжелыми сапогами вломили мне по ребрам, после чего утащили в полагавшуюся мне одиночку.
Первые минут пятнадцать я просто лежал на голом полу, пытаясь проморгать звездочки в глазах. Потом, наконец, приподнялся, вытер раскровавленный нос и на заднице отполз к стене.
Номерок мне, надо сказать, выдали зачетный — квадрат размером два на два, где с одной стороны стояло ведро для справления нужды, а с другой лежал большой мешок, набитый соломой. И крошечное окошко под потолком, из которого в мою конуру попадал свет луны.
Прижавшись к стене, я выпрямился и со стоном расстегнул куртку. Потрогал свои бока. Кажется, с одной стороны, мне все-таки сломали пару ребер. Даже дышать было больно.
Твою мать.
Сунув руку в карман, нащупал веточку. Вынул ее.
Три узких вытянутых листочка и хвостик длиной сантиметра четыре. Побег, из которого должны были вырасти врата, которыми мог бы вернуться в наш мир Янус.
Я держал его в окровавленной руке, ужасаясь беззащитной хлипкости помявшегося в кармане отростка.
И что мне с ним теперь делать?
Тут я почувствовал странное легкое покалывание. Разжав ладонь, я с изумлением обнаружил, что с места среза проклюнулся маленький белый хвостик корешка, плотный и крепкий.
Я переложил его в другую руку. И снова — в окровавленную.
Прикоснувшись к алой влаге, маленький корешок шевельнулся.
От неожиданности я едва не выронил его. А потом поднес к царапине на руке, и корешок опять ожил, как почуявший добычу червячок. Мое безумное предположение оказалось не таким уж безумным! Я позволил корешку найти ранку, а потом почувствовал покалывание — это корень потянулся в мое мясо, приняв его за влажную почву.
А ты, оказывается, маленький вампир?
Ну что ж, тоже неплохо. Как мать вскармливает свое дитя молоком, я буду кормить тебя кровью! Только живи. Подумать только — ведь от этого крошечного кровососа зависит моя собственная жизнь.
Я печально улыбнулся. Вот так меня тут и найдут лет через двадцать — с развесистым деревом, выросшим из руки. Почти как того парня в пещере с оливковым деревом. Офигенная перспектива!
Хотя вряд ли у меня есть в запасе целых двадцать лет.
Я убрал руку с вампиренком в карман, перебрался на солому и отрубился.
Утром мне принесли кружку воды и половину столовой лепешки, безвкусной и сухой. Осторожно вытащив из руки подросший корешок, я спрятал веточку в карман и сожрал весь свой завтрак до крошки и запил водой.
На это мой желудок ответил недовольным урчанием — лепешка утонула в его глубине, при этом оставляя ощущение, будто я и не ел вовсе. Еще и пить захотелось.
Сейчас бы кружечку пива, холодненького, да погуще!
Покосившись на дверь, я прислушался. Вроде никого в коридоре нет.
— Бухалово, — тихо проговорил я, создавая хорошо знакомый конструкт.
Раздалось странное шипение. Пол, потолок и стены засияли алыми начертаниями, и мой конструкт съежился и погас, так и не создав для меня желанного пива.
Начертания медленно угасли, оставив меня ни с чем.
Вот как, значит. Эффект почти как в колодце безопасности для тренировок.
Впрочем, я должен был это предвидеть, ведь заключенные здесь могли обладать очень сильным источником, и этот момент требовал соответствующего решения.
Я огорченно вздохнул.
Хоть бы папиросы оставили, в самом деле. Что я тут могу натворить с помощью коробка спичек и курева? Сам себе постель подпалю? Или каменную кладку расковыряю?
Заставив себя подняться, я пошатался в камере от стены к стене, пытаясь хоть немного размять затекшее тело. Каждое движение отзывалось острой болью в боку. В итоге я улегся на свой мешок соломы и принялся наблюдать, как пятно света ползет по моей камере.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Потом мне еще раз принесли воду и пол-лепешки, от которой смердело плесенью. Поколебавшись, стоит ли это есть, я обошелся только водой.
В ужин меня ожидал целый пир — плошка сухой пшенной каши. Я готов был проглотить ее прямо вместе с жестянкой, такой вкусной она мне показалась.
Ночью я расковырял свою царапину и принялся подкармливать отросток. На ощупь он больше не казался таким уж хлипким. Листочки стали плотнее, как и сама веточка.
Хоть кому-то из нас хватало жратвы.
Делать было совершенно нечего, но и спать я не мог. Неопределенность и гадливое чувство вины не давали забыться.
А когда поднялась луна, я отчетливо услышал шаги. Освободившись от «вампиреныша», я сел, напряженно уставившись на дверь. Потому что ничего хорошего этот внеурочный визит посреди ночи не сулил.
Звякнули ключи, и дверь в мою камеру отворилась.
На пороге стояли стражники с факелом.
— На выход, — с суровым лицом приказал один из тюремщиков.
Я встал.
— Палач согласился на сверхурочные? — попытался я пошутить.
— Еще одно слово — и сверхурочные получит гробовщик, — хмуро ответил мне второй стражник, который был постарше.
Я вздохнул, но продолжать разговор не стал.
Меня вывели из камеры, провели по длинному коридору вдоль множества дверей в другие камеры, а потом приказали спуститься в подвал.
Беспокойные кошки заскребли у меня на душе.
Подвалы в тюрьмах и крепостях обычно используются творчески. И, кажется, сегодня объектом чьего-то творчества будет моя шкура. Вспоминая блестящие орудия мастера Гая, я внутренне содрогнулся.
Честно — даже умереть не так страшно, как представить себе ощущения человека, из спины которого по живому вырезают кожаные ремни. Или еще что-нибудь такое же увлекательное.
Спустившись вниз, мы оказались в еще одном коридоре, на этот раз — небольшом.
И здесь была всего одна дверь.
— Заходи! — потребовал стражник.
Я подчинился.
Мои конвоиры остались снаружи, и я вошел в комнату в гордом одиночестве.
И первым, что я увидел, была старая добрая дыба. Рядом стоял большой стол, на котором хищно поблескивали всякие приспособления для превращения человека в кусок кричащей плоти. Справа от входа у стены стоял еще один стол, большой и длинный. На нем кроме ярких больших ламп и письменных принадлежностей не было ничего. Стулья тоже пустовали.
Я покрутил головой, пытаясь понять, что, собственно говоря, происходит.
Тут вдруг в стене со скрипом отворилась неприметная маленькая дверца.
Внутри было сумеречно, но на маленьком письменном столе, видневшемся в приоткрывшуюся щель, горела свеча.
Я прошел через пыточную и опасливо подошел к порогу потайной комнаты.
— Здравствуй, Даниил, — услышал я знакомый голос.
Альба?..
Он был один. Сидел за столом с бокалом вина — в черном траурном костюме, от которого лицо и волосы казались еще бледней, чем обычно. И внезапно старше.
— Ваше… величество?.. — осторожно предположил я, не имея ни малейшего представления, как к нему теперь обращаться.
— Пока еще высочество, — отозвался Альба, наливая вино во второй бокал. — Коронации еще не было. По правилам она может состояться только если присутствует положенное число князей и представителей графств. А это дело небыстрое, — проговорил он и жестом указал мне на стул напротив. — Присаживайся.
Стиснув зубы, я осторожно уселся на стул, удерживая спину максимально ровно.
Альба внимательно наблюдал, как я это делаю. Потом спросил:
— Досталось?
Я усмехнулся.
— По мелочи.
Взяв бокал, я сделал глоток. Посмотрел на принца.
Тот помолчал, глядя на пламя свечи. А потом сказал:
— Не люблю лампы. Живой открытый огонь мне всегда нравился больше.
Я вздохнул.
— Странная ситуация. Я смотрю на вас и не понимаю, кого вижу перед собой. Принца? Будущего короля? Или друга?..