— Что происходит? — удивился Графыч, отвлекшись от своего занятия. — Ты его зачаровал?..
— Мне кажется, это Лёха его приручил, — озадаченно проговорил я.
— Просто я напомнил ему хозяина, — пояснил Лёха — Энергия некромантов производит ощущение, похожее на энергию смерти. Обычно четвероногие не выносят эту ауру, но, видимо, если уж привыкают — то крепко. Попробуй-ка выпустить его?
Я открыл дверь денника, и жеребец Азры неспешно вышел наружу, ткнулся мордой в Лёхин череп и, закрыв глаза, замер.
Я погладил его.
— Ну, видимо, до «Жареного лося» мы все-таки доберемся без приключений.
Чистить жеребца я не стал — какой смысл, если все равно не седлать. Только поменял недоуздок на более надежный.
И тут из угла донесся сдавленный вопль.
— И-иии-ааа!
Буцефалище подал голос из дальнего загона.
Я вздохнул.
Конечно, он еще та срань, но почему-то оставлять его здесь мне тоже не хотелось. За время нашего сотрудничества я как-то прирос к нему, и теперь осел был как чемодан без ручки — и с собой тащить хлопотно, и вроде бросить жалко.
— Осла тоже привяжем, — принял я решение. — Начнет слишком выкобениваться — продам по пути или вообще в лесу брошу. Понял, черт коротколапый? — прикрикнул я на осла.
— Иии-ааа, — словно соглашаясь, выдохнул Буцефал.
А я принялся чистить лошадей для девчонок.
Столицу мы покидали на рассвете. Бесславно крадучись, будто воры. Сопровождавшие меня стражники показали на выезде какие-то документы, и городские ворота со скрипом отворились, выпуская нас во внешний мир.
Вот, блин, и съездили на турнир.
Миновав притихшую Шутиху, мы направились в сторону Вышгорода.
За время пребывания в столице все как-то подзабыли, что вообще-то на дворе не май месяц, а самая что ни на есть настоящая зима. Переход от мороза к теплу в свое время показался таким естественным и приятным, а вот наоборот…
Размякшие от теплого солнышка тела никак не хотели переключаться на зимний режим. От вида заснеженных полей и ухабистых грязных дорог мы все тихо матерились и ёжились. Морозный воздух бил по лицу, озноб пробирался в рукава и за шиворот.
Как только мы вернулись в зиму, краденый отросток я стал заворачивать в тряпочку и носить за пазухой, чтобы не замерз. Каждую ночь делал маленький надрез на руке и подкармливал вампиреныша, который в длину уже был сантиметров шесть. Из почки на самом верху проклюнулись два новых листочка, крошечных, размером с булавочную головку. Корешок тоже немного подрос, а рядом с ним проклюнулся второй, так что жрали они меня теперь вдвоем и вполне ощутимо, будто пиявка присосалась.
Настроение у всех было устойчиво-похоронное. Еще и Лидия без конца ныла и жаловалась — без любимого няня по имени Тень ей было неуютно и плохо. Пару раз я попытался через девочку вызвать на диалог Оракула, но в итоге только напугал Лидию и настроил женскую половину нашего отряда против себя, потому что я «бессердечная сволочь» и «нашел, когда приставать к ребенку». Ладно Лилит, но от Ники я такого отпора не ожидал. В итоге заткнулся и оставил свои попытки.
Тем более, что кроме спиритических воззваний мне реально было чем заняться.
Жареный петух под названием «час расплаты Самеди» уже маячил на горизонте. Время шло, и нужно было уже что-то решать и делать в этом направлении.
Второй жареный петух касался финансов. Никто из моих друзей пока не задавался вопросом, на что они теперь будут жить. По крайней мере, вслух.
Впрочем, кто из них вообще был способен париться о деньгах? Ника с ее детским мировосприятием? Лилит? Или Графыч с его имперским мышлением и целой колонией дорогущих белоснежных платочков? О том, что деньги иногда умеют заканчиваться, он имел настолько же смутное представление, насколько рядовой россиянин разбирается в бытовых проблемах народов Африки.
До сих пор мы существовали за счет королевских выплат на содержание учеников и заказов через Багряное святилище. Но теперь ни выплат, ни доступа к официальным заказам больше не будет. Конечно, у нас все еще оставалась таверна, но она уже давно работала в режиме штаб-квартиры нашей школы и не приносила дохода. Впрочем, если верить высказываниям Януса, она никогда и не была прибыльным предприятием. Не таверна подкармливала кошелек его школы, а наоборот. Так что сделать из нее что-то путное теперь будет задачкой не из простых. Чем привлечь посетителей? У кого закупать продукты, и сколько? И главное, хватит ли нам на все это денег, имеющихся на руках? Допустим, я заберу из банка все свое золото и вложу в таверну. Будет ли этого достаточно? Ведь нам предстоит содержать Камиллу с ребенком, Нику, Лилит, Леандра, вышибалу-Августина, Графыча, меня и еще лошадей. И, кажется, во всей этой банде я остался за старшего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кроме того, в начале весны за «Жареного лося» придется выплатить городу налог на землю и налог на торговлю. Откуда нам взять на это деньги?..
И вообще, кому теперь принадлежит таверна? По праву наследования все имущество Януса перешло к Азре и школе. Но школы-то больше нет, а ее магистр-наследник — за решеткой. Сможем ли мы доказать свое право официально распоряжаться этим имуществом?
И все это было лишь фоном для таких гигантских проблем, как возвращение друзей из застенков, создание врат и сохранение собственной личности. Потому что та хреновина, которую я разглядел внутри своего источника, меня не на шутку испугала.
Размышляя над вариантами решения всех этих проблем по очереди, и я провел первые дни пути.
Потом погода испортилась еще больше, и мы были вынуждены осесть на неопределенный срок в крошечном городишке, который вырос аккурат промеж обширных охотничьих угодий двух графств благодаря пролегавшему здесь торговому маршруту.
Затянувшаяся метель согнала на этот островок безопасности всех торговцев и путешественников, оказавшихся поблизости. Так что обе городские таверны были переполнены, и мне пришлось побегать, чтобы найти человека, готового сдать нашей компании комнату. Так мы всей толпой обосновались в крошечной, но зато теплой каморке в доме местного сапожника.
Жена его не была рада постояльцам, хотя мы неплохо платили. Одной из причин ее недовольства мог быть я — глядя на мою черную одежду и она сама, и сапожник приняли меня за палача, и я не стал их разубеждать.
Зато старшая дочь, сутулая девица с плохими зубами и голодным взглядом старалась всячески нам услужить. При встрече она неизменно краснела до корней волос и раздражающе хихикала, широко демонстрируя всю свою стоматологическую катастрофу. Причем своей эстетической атаке она почему-то подвергала только меня.
Нет ничего хуже, чем вынужденное бездействие, когда обстоятельства требуют спешить и мчать вперед во весь опор. На вторые сутки нашего невольного постоя мне хотелось выть на луну вместе с волками, ошалевшими от мороза и пурги. Бедняги завывали с таким отчаянием, что даже в доме сквозь поскуливание ветра были слышны их голоса. От волчьей песни неуютные сумерки за окном становились еще холодней, а будущее, которое и без того представлялось не слишком веселым, казалось беспросветным.
После ужина хозяин дома устроился на маленькой скамеечке возле самого очага и принялся набивать свою трубку — он тоже был курильщиком. Трое его младших мальчишек развлекались тем, что гоняли кошку. Старшая дочь села под лампу штопать белье, время от времени посматривая на меня и каждый раз заливаясь краской. Ника помогала хозяйке собирать посуду, Лилит неторопливо допивала свое пиво. Лидия вместо куклы баюкала полено, завернутое в тряпочку.
А Графыч с тоской в глазах смотрел в окно.
— Интересно, когда уже все это успокоится? — проговорил он со вздохом.
— Ты это… неправильный вопрос ставишь, — хриплым голосом отозвался сапожник, пожелтевшими пальцами приминая табак в глубокой чашке своей трубки. — Лучше спроси, какое лихо следом придет. Вот это дело будет.
— Опять свое завел, — недовольно взглянула на мужа хозяйка, громыхнув плошками. — Тебя послушать, так хоть ложись да помирай!