− Замолчи, − Венсан прикрыл глаза, глубоко вздохнул, открыл: они стали вновь синими, − Не смей больше так делать!
Он перевел взгляд на Циану и произнес только одно слово:
− Пойдем!
Женщина не стала спорить, спокойно подошла. Венсан взял её под локоть, ощутимо, но не до боли сжал и повлек по лестнице, к общей теперь спальне.Усадив пытающуюся оправдаться Циану на кровать, вампир плотно прикрыл дверь, опустился рядом, нежно обнял, одарил долгим, тягучим словно зимний мед, поцелуем, а потом прошептал:
− Прости меня! Я серьёзно!
Он робко заглянул ей в глаза, опять притянул к себе и прошептал куда-то в макушку:
− Я слышал ваш разговор – ты же знаешь, какой у меня слух. Как этот…фанфарон пушил перья перед Бадбой. Да, я заметил, не первый год живу на свете. Но, когда увидел тебя в его объятиях…Это смешно, согласен: сто двадцать три года прожить на свете и ревновать любимую к какому-то бродяге! Я ведь почти потерял контроль! Ещё немного, и разорвал бы его на части! Как же стыдно!
Он опять немного отстранился, чтобы поцеловать женщину. На этот раз их поцелуй длился дольше, постепенно заставляя кровь бежать быстрее. К щекам Цианы подступил жар, отдаваясь сладким ноющим чувством где-то внизу. Венсан прервал поцелуй, уложил её в кровать, лег рядом, подсунув свою руку ей под голову, другой рукой собственнически пододвинув к себе поближе, посмотрел прямо в глаза и сказал:
− Знаешь, что меня отрезвило? Страх в твоих глазах. Я никогда не хочу больше его видеть, тем более, чтобы он был связан со мной. Я чувствую себя мерзким, недостойным жить существом!
− Ты не мерзкий! – возразила Циана, млея под его поглаживающей рукой, запуская свою ему под рубашку.
− Ещё какой! Особенно, когда ты глядишь на меня с ужасом. Не думаю, что когда-нибудь забуду этот взгляд.
− Прости меня! – произнесла женщина, нежно целуя Венсана в шею. Мужчина вздохнул раз, другой, потом перевернулся на живот, придавив её верхней частью тела, принялся с интересом изучать её лицо, словно не видел до этого.
− Какая ты все-таки удивительная! Иногда ведешь себя, как ребенок: хочется тебя то ли отшлепать, то ли зацеловать! А иногда… Как будто ты старше меня! Даже робость берет!
− Я люблю тебя! – прошептала Циана, снова потянувшись к его губам. Они любили друг друга медленно, не торопясь, лаская и с восторгом принимая ласки, упиваясь ощущениями прикосновений обнаженной кожи, губ, языков… Погружаясь друг в друга глубже и глубже, сплетаясь, превращаясь в одну безбрежную бездну с качающимися звездами восторга, абсолютного, какого-то дикого счастья, бесконечного прекрасного единения.
Глава 7
Вечером, пребывая в отличном настроении, Венсан предложил:
− Пойдемте на карнавал! Еще завтра – и все снова станет как обычно! В десять назначен фейерверк: полюбуемся?
Все с радостью согласились. Женщины немедленно достали полумаски, купленные накануне, вампир тоже успел обзавестись похожей, только черного цвета. Гарт, улыбаясь смотрел на атрибуты карнавала, похоже, даже не собираясь участвовать в прогулке.
− А ты пойдешь? − спросила его Бадба, − Будет красиво и весело! Мы купим сахарные погремушки – по поверью, они приносят счастье!
Олсен стушевался, протянув:
− Ну, не знаю… У меня ведь нет ни костюма, ни маски!
− Тебя и так никто не узнает! – не удержалась от шпильки улли.
− Я знаю альтернативу, − Венсан, похоже до сих пор испытывал неловкость за учиненную сцену ревности, − Одежду оставим, какая есть, а маску заменит грим: у нас его предостаточно, целая лавка. Выбирай образ: какой-то особо заковыристый не обещаю, а с персонажами Парфуцианской комедии вполне справлюсь.
− Не стоит беспокоиться! – попытался отвертеться Гарт, но Бадба серьёзно посмотрела на него и произнесла:
− Пойдем, пожалуйста! Будь моим кавалером на сегодня!
Это решило дело.
Из дверей дома на площади Джиа появилось две колоритные пары. Зима в серебристой шубке, цеплялась за локоть Сказочника, в высокой шляпе-цилиндре – лица обоих прикрывали белая и черная полумаски. Также, скрывшаяся под атласной коломбиной7 Субретка, под руку с Солдатом, под алым напомаженным носом которого красовались преувеличенно жирные черные усы, чинно прошествовали в направлении Главной площади.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У еловой статуи Зимы резвились, играя в снежки дети в самых причудливых костюмах. Те, что победнее, обошлись обычной одеждой, просто всяк на свой лад раскрасили лица сажей. Ребятишки из разных семей и сословий весело кричали, бегали, валялись в снегу, выпавшем так кстати. С нижних веток Зимы уже давно сняли все сласти и игрушки, на верхних еще осталось кое-что. Родители стояли тут же, приветствуя друг друга, весело переговариваясь. В дни карнавала сильнее чем когда-либо стиралась грань между бедными и богатыми, рабочими и лавочниками, чиновниками и судомойками. Вилею часто осуждали в других государствах, за царящие во время карнавала вольные нравы, но вилейцам все было нипочем. Они говорили: «Приезжайте к нам, вдохните воздуха свободы и, кто знает, может в следующем году дух карнавала приведет вас в Вилею снова! Мы рады всем!».
Крыльцо городской ратуши превратили в подобие сцены, где с относительным удобством разместился маленький оркестр, наигрывавший популярные мелодии. Музыканты, все, как один, были в гриме сеньора Каприччио, даже две женщины-лютнистки, что выглядело особенно забавно, потому что вместо брюк, они надели простые черные юбки. На самом деле, здесь не было ничего удивительного: для музыканта считалось к удаче, играть на карнавале в костюме сеньора Каприччио. Демонический персонаж, дьявольский скрипач, которого не удалось переиграть никому, а его творения остались в вечности, бросая вызов умениям всё новых и новых музыкантов, повинуясь свойству характера, отраженного в его прозвище, мог благословить кого-то из собратьев по искусству особенным мастерством.
Люди танцевали прямо на улице: дамы то и дело оскальзывались, кокетлив взвизгивая, цепляясь покрепче за кавалеров; те их подхватывали, немедленно пользуясь возможностью прижать прелестниц покрепче к себе, а иной раз и распустить руки! Веселье с налетом куртуазности царило в эти дни повсюду. Люди в дни карнавала старались сполна воспользоваться возможностью побыть, пусть недолго, кем-то другим.
Старая Мэг, торговка рыбой, и та нарядилась по такому случаю, отчаянно насурьмив брови и поставив «мушку» на щеке — видимо, желая предстать в образе Герцогини. Её муж семенил за нею в припрыжку, пытаясь вразумить заигравшуюся жену:
— Пойдем домой, Мэг! Не позорься! Даже в страшном сне никто не спутает тебя с Герцогиней! Думаешь, надела платье, что тебе подруга-блудница Кити из своего рабочего перешила, намазала брови сажей и готово? Если уж ты Герцогиня, то уж никакая не знатная, там таких как ты, дальше порога не пускают! Да один запах рыбы чего стоит! Если уж ты и Герцогиня, то наша, рыбацкая!
Как на грех, эти слова услыхали вездесущие мальчишки и побежали горланить на все лады:
— Рыбацкая Герцогиня идет! Кланяйтесь! Рыбацкая Герцогиня идет!
Это прозвище накрепко прилипло к толстухе Мэг, отныне её никто иначе как «Рыбацкая Герцогиня» и не звал, а уличные комедианты, показывающие сценки из Парфуцианской комедии, отныне – только в Вилее! — разыгрывали маленький спектакль «Рыбацкая Герцогиня», конечно, безмерно опошлив происшедшее, на потеху толпе.
Став свидетелями этой забавной сценки, Циана и Венсан, танцевавшие вместе со всеми на площади, дружно тихонько посмеивались над торговкой Мэг, плясавшей с молодым портовым рабочим, подкрасившим щеки и губы свекольным соком, в попытке создать образ избалованного мальчишки Пепино. Вокруг них притоптывал старый рыбак, тщетно силясь отнять свою разошедшуюся супружницу у резвого партнера. Наконец над стариком сжалилась та самая престарелая кокотка Кити, наблюдавшая за весельем со стороны. Ей, в силу профессии, видимо, прискучило рядиться в разные костюмы, поэтому она оделась очень просто, от этого став совершенно неузнаваемой. Женщина взяла за руку рыбака и повела в танце. Шаг за шагом, старик вошел во вкус, забыв о коварной супруге, заулыбался партнерше. Вот теперь уже Мэг пришел черед волноваться!