Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава пятнадцатая

Светлы лампады под звездным мерцаньем;Земля согрета небес созерцаньем,Помин священный раздумчиво тих.Но вдруг в молчанье минут дорогихВорвались крики со струнным бряцаньем,И, словно вызов, в тиши прозвенев,Мятежной песни раздался напев.

Среди домов, что вздымаются рядомОдин другого роскошней, пышней,Большой дворец, с величавым фасадомИз черных, белых и красных камней,Горит огнями над сонным каналом:Здесь вождь Атлантских полков и галерДает Ацтлану открытый примерГреха, в размахе досель небывалом.Шумит толпа говорливых гостей;Уже похмельем вина и страстейОвеян пир их в кругу одичалом.Здесь сонм несчастных и страшных людей,Чернее черных, как ночь, лебедей,Надменно сделал наш праздник предлогомДля новой битвы с величьем Творца,И силы зла, в состязании с Богом,Сплотились дружно в твердыне дворца.

Порока дети, слепые созданья!Они не верят ни в час воздаянья,Ни в жизнь бессмертья; их совесть глухаК заветам правды; небес откровеньяДля них безмолвны. В утехах грехаБезумцы ищут для сердца забвенья,Больной отрады на краткость мгновенья.

Безбожье — веру грозит пошатнуть:«Спешите, люди! Недолог наш путь,И нет нигде нам от смерти спасенья;За ней — ни жизни, ни дня воскресенья.

Рожденье наше — случайности дар,Кончина наша — случайный удар;Пред нами — склепа безмолвного дверца…И вот, дыханье ноздрей наших — пар,А слово — искра от трепета сердца.

Когда ж угаснем, рассыплется в прахЗемное тело, а дух, нас живящий,Развеян будет, как ветром в лесахПолдневный воздух нагревшейся чащи.

О нас в грядущем забудут века,Потомство нас не помянет приветом.Как сумрак ночи бледнеет с рассветом,Как, тая, в небе идут облака,Так наша жизнь — прохождение тени,А дни и годы — к могиле ступени:За вечным тленом — ни кар, ни наград,И нет оттуда дороги назад.

Так, будем жить, наслаждаясь мгновеньем,С беспечным смехом, с живым дерзновеньемЗемные блага изведать спеша;И пусть, как счастьем, как юностью, миромВ короткий праздник упьется душа.Мы маслом роз умастимся и миром,Мы сердце хмелем утешим за пиромИ будем песни слагать, чтоб для насВесенний свет бытия не угас.

Пока ни мы, ни цветы не увяли,Пусть дышит грудь благовонием их!Вспугните тени! Гоните печали,А с ними — Мудрых, Святых и Благих!

Зовем лишь тех мы, кто просит участьяВ разгаре жизни, кто ищет, как счастья,Утех минутных, кто всем пренебрег,Чтоб слышать зовы в бряцаньи серег,Чтоб жаждать страсти, победней похмелья,Чтоб пить лобзанья, язвительней стрел:Нам тот попутчик, кто молод и смел.Промчимся в жизни, как ветер ущелья,И след повсюду оставим веселья,Гирлянд измятых и пролитых вин,Как нас достойный и верный помин!»

Они в безделья изнеженных трутнейПроводят время безрадостных дней.И срок их — полночь. Пороку уютнейВдали от Солнца; под кровом тенейПорывы плоти смелей и алчней:Чем смена острых желаний минутней,Чем злей кощунство, чем чувства распутней,Чем хмель угарней, — тем радость полней,Тем яд скифосов заздравных нужней,Тем громче струны ликующих лютнейРокочут в блеске неверных огней.

В святую полночь — вновь зло налетело.Толпились лодки у пристани белой,Пестро огнями светился портал;И вождь радушно приезжих встречалВверху, у ярко раскрашенных сходней,Связавших пристань с вертепом-дворцом.Его хозяин был первым жрецомВ безверьи, мрачном, как тьма преисподней:Служил греху всё смелей и свободнейИ был, могучий, с прекрасным лицом,Кумиром жен и мужей образцом.

Герой, он был бы по праву достоинЛюбви, почета и лавров венца.Плечистый, рослый, выносливый воин,С душой, горящей отвагой бойца,Он с бурей спорил в набегах далеких,Просторы жарких морей бороздя,Прошел пустыни и в битвах жестокихБыл взыскан громкой удачей вождя.

Ходя по миру в поход из похода,Круша упорство враждебных нам стран,Везде любимец царя и народаКупил победу ценой своих ран.

Но в годы странствий Атлантских флотилий,В заморских землях средь диких племен,В трудах военных душой закален,Он сжился с долей боев и насилий;Разящий бич побежденных владык,Рабов-народов гроза, он привыкВ чужих дворцах к расхищенью богатства,А в чуждых храмах к делам святотатства;Как вепрь свирепый, вонзающий клыкВ живое тело, он трепет злорадныйВпивал при стонах мученья; и в немПри виде крови восторг плотоядный,Волнуя страсть, разгорался огнем.

Усвоив нравы суровых колоний,Любил он темных религий уклад;Ни в чем он, в жажде всечасной погониЗа бредом жизни, не ведал преградИ шел всё дальше путем беззаконий,Забыв, что трудны дороги назад.

Когда же сердцем свободолюбивым,Привыкшим счастье ловить на лету,На миг внезапно прозрел он тщетуПлотских стремлений за призраком лживымИ понял вдруг пред лицом красоты,Что есть предел и его своеволью,Что в этом мире в лучах чистотыЕсть рай, закрытый для грешной мечты, —Тогда палящей, мучительной больюДуша пронзилась… И снова он в ночьУшел от света за прежним обманом,Стремясь тяжелым дурманным туманомМинутный проблеск добра заволочь.

Никто не знал в его свите безбожной,Что вождь надежно от взоров укрылСвой мир любви, дорогой и неложной,И грезы чистой невиданный пыл:В полночном буйстве кощунственных оргийКипела в сердце тоска, как смола;В объятьях женских слепые восторгиДуша, как чашу забвенья, пила;И он, безбожник, погрязший преступноВ зловещей тине порока и зла,Святые грезы любви недоступнойСжигал в пожаре разврата дотла.

Глава шестнадцатая

Идет служенье. И в капище круглом,С двумя жрецами, в полуночный срок,Иштар встречает безбожный пророк:Восторг в лице истомленном и смуглом,Густые кудри над сумрачным лбом,Как хищный клюв, переносье — горбом;В губах румяных и чувственно-пухлыхУсмешки дрожь. Богохульный девиз,Как вызов, выткан по трауру риз.Кажденье серы дыханьем протухлыхЯиц дымится. В костлявой рукеЛже-маг сжимает орудье закланий —Трехгранный нож, и на сизом клинкеЧернеют кровью запекшейся грани.

Со стен свисает гирлянда-змеяРазрыв-травы с жестколиственным терном,И пурпур ягод на мраморе черном,Как кровь, пылает. Высоко царя,На своде красны, как кровь, острияШестиконечной звезды из коралла.В средине храма высокий помост;На нем, литой из цветного металла,Стоит кумир в человеческий рост, —Источник жизни в прообразе фалла.Узором грубых и гнусных фигурПокров помоста умышленно вышит;Огонь алтарной жаровни чуть дышит,Клубится дым мандрагоры и хмурЗловещий идол, окутанный чадом.Пред ним, от хмеля и страсти слепа,Беснуясь, пляшет и скачет толпа:Мужи и жены — все вместе; и градомС их лиц спадает струящийся пот;Их щеки бурным огнем разогреты,Дыханье жарко и руки воздетыВ порыве дружном. Как водоворот,Несет их пляски стремленье, и тесенИх круг под ритм завывающих песен:

В смерче вращенья —Пламени крещенья…Прославлен Лингам!В смерче вращенья —Дух очищенья…Прославлен Лингам!В смерче вращенья —Тайна общенья…Прославлен Лингам!

В страсти общенья —Тайна крещеньяИ очищенья!..В смерче вращенья,Исходит Лингам!

Но сразу жалким тоскующим плачемПрервало песню блеянье овцы:К закланью жертву готовят жрецы.И с мрачным блеском во взоре незрячемСвой нож заносит поющий пророк.Еще блеянье, как будто спросонок,Объятый страхом, заплакал ребенок…И в сердце жертвы вонзился клинок.Овца метнулась; и хлынул потокНевинной, жарко дымящейся крови.А жрец, насупив сращенные брови,Ее сливает в чугунный котел.В кровавых пятнах и пол, и треножник;В кровавых брызгах недвижный безбожник;Он кровь вдыхает, он очи возвелК звезде на своде; в лице — напряженье.Внезапный шорох… Меж женщин движенье…

Пронесся смутным жужжанием пчелНевнятный шепот неясной тревоги:В толпе со стуком копытцев прошелИ вдруг вскочил на помост — длиннорогий,Как полночь черный, мохнатый козел.Вскочил и замер видением мрачнымУ ног кумира, как будто прирос,И лишь привычным движением жвачнымШевелит быстро свой чувственный нос.

Огонь оживший пылает в жаровне,Костей и мяса удушлива гарь;Ужасен кровью залитый алтарь.Чернее мысли… желанья греховней…И снова пляски томящий недугЛюдей свивает в танцующий круг.

Девы, вас зовет ЛингамВ мир, открытый лишь богам!

Полумесяц — серп Лингама —В небе всплыл, как челн рыбачий,

Чуждый в море берегам.Чу! гремит эпиталамаУзам сладостных безбрачий, —Девы, вас зовет Лингам!Умащайтесь ароматомДрагоценных благовонийС безбоязненной мечтой:Близок Он в челне рогатом,Близок миг его погониЗа влекущей наготой…Гуще волны фимиама, —И Двурогий Гость в зените!..Пойте гимн его рогам!В свите светлого ЛингамаТело кровью окропите:Девы, вас избрал Лингам!

И девы, с песней, спешат, как для пира,Надеть из веток терновых венцы;А маг с помоста, во имя кумира,Кропит их кровью закланной овцы.

Он бросил травы на угли в каганце;Волной поплыл белладонны угар,И все помчались в ликующем танце,Как птицы, стаей трепещущих пар.

Он грядет!Он придетВ просветленьи!Вихрь несет,Как полет,В устремленьи.Свергнут гнет:Мир цвететВ преломленьи.Дух поет,Плоть зоветВ окрыленьи…Он придет,Он возьметВ исступленьи!..

И блещет похоть в горящих глазах:«Вращайтесь!.. Вейтесь!..» Не бешеный скоп лиПодземных духов на черных крылах,Взметая, носит подхваченный прах?«Лингам!.. Вращайтесь!..» Пронзительны вопли;Терзают люди одежды в клочки;Хватают ветки и терном колючимСо свистом хлещут; из язв ручейкиГорячей крови текут, и под жгучимДождем уколов восторгом летучимПьянеют люди, вертясь, как волчки.

Вторично кровью из чаши алтарнойКропит безумцев неистовый маг;И пляшет сам, окровавлен и наг,Вращаясь вихрем в горячке угарной:«Сливайтесь!..» — кинул он радостный клич,И возглас души ужалил, как бич…Толпа в смятеньи дробится попарно.«Лингам!.. Сливайтесь!.. Сродняйтесь!.. Лингам!..»И люди ищут, подобно врагам,В борьбе бесстыдной — победы любовной.Тела змеятся от судорог, словноСтремится с плотью расстаться душаПод хрип дыханья прерывисто-частый.Достигли страстных верхов оргиасты…Снуют старухи, лампады туша…

А рядом — комнат и зал анфилада;Сады разбиты на крытых дворах;Журчат фонтаны, и ночи прохладаПриветно веет в древесных шатрахРазлиты крепких духов ароматы,Лазурной пылью покрыты полыИ всюду говор и смеха раскаты.В хрустальных сводах столовой палатыОгни в хрустальных лампадах светлы;Чертог богато цветами украшен,Хлопочут слуги и гнутся столыВ убранстве пышном под тяжестью брашен.

Здесь всё, что может порадовать взорИ тонко вкуса утешить причуды:Меж чаш заздравных и звонкой посуды,Затейлив кубков чеканный узор;Цветов тепличных искусен убор;Обильны яства на кованых блюдах,Несчетны сласти и, в красочных грудах,Плодов привозных изыскан подбор;Душисты вина в прозрачных сосудахИ в красной глине тяжелых амфор.Но пир окончен. Истомно и душно.На пищу гости глядят равнодушно,Забыты чаши и вял разговор.

Насытясь вдосталь, как варвары, мясом,Упившись хмелем отведанных вин,Следят мужчины лениво за плясомРабынь под сиплый напев окарин.Другие женщин, почти оголенных,Влекут, и тут же на шкурах пантерСлепая похоть, пьяней, чем сикер,Сплетает змеи их рук воспаленныхИ будит, трепет животный в телах…Печально вянут цветы на столах…

Глава семнадцатая