Читать интересную книгу Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма - Георгий Голохвастов

Глава четырнадцатая

В огне прощальном предсмертною славойЗакат пылает; и пурпур густойВулкана рдяной медлительной лавойПолзет, втекая рекою кровавойВ разлив лучистый парчи золотой.И сходит Солнце в багрянец заката,Как феникс в пламень багровый костра.Я, жрец верховный, с высот ЗиггуратаТворю молитву Вечернему Ра.

Вдали от мира, от жизни далеко,Как в море кормчий — один на руле,Парю я в небе душой одинокой,Пред близким Богом молясь о земле:

Вечность, как миг, Рассекающий,Двух Горизонтов Орел,День Свой, для жизни сверкающий,С мертвенной ночью Ты свел!

В час положенного срока,От раскрытых врат востокаВсходишь Ты в лучах Своих,Как из брачного чертогаОт заветного порогаТоржествующий Жених.

И стезя Твоя едина:Ты грядешь в извечный путьМощным бегом исполинаКупол неба обогнуть.

Замыкаешь Ты от краяИ до края круг небес, —С каждой ночью умирая,С каждым утром Ты воскрес!

Как царь, во славе державных регалий,В Своей ладье золотой без ветрил,Плывешь Ты в те молчаливые дали,Куда дорога чрез тленье могил.

Земля и небо, смутясь, замолчали;Таятся знаки незримых светил,И шелест ветра исполнен печали,Зане создавший их Бог опочил.

Но завтра брызнешь, как творческой кровью,Во мрак бессильный Ты светом Своим,И вновь настанет пора славословью,Пора молитвы пред Ликом Живым.

Просторы неба, как песнь восхваленья;Земли дыханье — хвалебный тропарь;В росе — слезами сверкают растенья,Цветы дрожат в наслажденьи цветенья,И рада жизни мельчайшая тварь.

Довольны звери и радостны птицы,В озерах рыбы играют с утра;И в час явленья Твоей колесницы,От снов ночных размыкая ресницы,Воскликнут люди: «Да славится Ра!»

Утро Твое блаженноИ дивны Твои вечера!..

Владыка Вселенной,Хвала Тебе, Ра!

Но солнце село. На мир сиротливыйСпустился сумрак, подобно крылуСовы угрюмой. И я, молчаливый,Поднес свой факел зажженный к котлу:Лизнул проворно огонь торопливыйИзвивом беглым густую смолу;Шипя, метнулось с треножника пламя,Развившись буйно, как гордое знамя,Как песня света, будящая тьму;И столп, горящий причудливым блеском,Поднялся к небу, с гуденьем и трескомКолеблясь в мрачном тяжелом дыму.

Его призыву послушным ответом,Из черных, властно нависших теней,Везде и всюду приветливым светомБлеснули очи поминных огней.Мгновенно вспышкой бессчетных светиленВнизу так ярко зажегся Ацтлан,Что мрак ночной, пред лучами бессилен,Бежал и таял, как зыбкий туман.В каналы отсвет роняя дрожащийС литых колонн посреди площадей,Бросал сиянье зажженный елей;Огнем сверкали древесные чащи;В аллеях сфинксов, как звенья цепей,Огни тянулись двойными рядами;Средь первых — первый, в торжественный часБлистал дворец, окруженный садами,И свет от лестниц, аркад и террасСтруился в ночь, отраженный прудами.

Высоко в небе — земли маяки —Старинных храмов светились пиннакли;Внизу, у взморья, зажгли рыбакиНа лодках клочья промасленной пакли,Галеры — бочки смолы на корме;И пламя билось тревожно во тьме.Любовь и вера нигде не иссякли;Огни, всё множась, рождались везде:Их отблеск в небе, их трепет в воде.

Вдали тепло озарились поселкиМерцаньем скромных домашних лампад,Как будто роем лучистые пчелкиСпускались в каждый задумчивый сад,Кружась, слетались ко всякому дому;Огни, как бусы, вились вдоль оград,Вдоль смолкших улиц, ползли по изломуБольшой дороги, безлюдной уже;Огни мигали в полях на меже,Гляделись в воды канав орошенья;И даже где-то на кручах, меж гор,Горел простою молитвой прошеньяУгодный Богу пастуший костер.

При тихом свете, во мраке разлитом,Земля и небо вели разговорО чем-то давнем, родном, неизжитом,Тогда живом, но умершем с тех пор.Земля и небо сближались взаимно:К бессмертью звезды приветно влекли,Огни любовно и гостеприимноМанили к жизни на лоне земли.

И снова в ветре ночном тиховейномАтланты ждали от предков вестей;Под каждой кровлей, в приюте семейномНакрыт был ужин для дальних гостей.Готовы яства для родственной встречи:Маис вареный и, прямо из печи,Парная смесь отварных овощей;Творог с изюмом, и хлеб, и овечийОтжатый сыр, и тисками клещейДробленый мелко орех, заслащенный,Как чистый слиток, в янтарном меду;В густых кистях виноград, позлащенныйРодимым солнцем в родимом саду,И спелый персик, и сочные груши.Сменяясь, блюда идут чередой;И в старом доме за общей едойНезримо предков присутствуют души;Они сошлись к своему очагу,Чтоб праздник встретить в любимом кругу.

Но час свиданья — без кликов веселых,Как будет снова разлука — без слез:Вино, наследье праотческих лоз,В молчаньи строгом из чарок тяжелыхАтланты с думой поминною пьют.И веют мир, тишина и уют.

Глава пятнадцатая

Светлы лампады под звездным мерцаньем;Земля согрета небес созерцаньем,Помин священный раздумчиво тих.Но вдруг в молчанье минут дорогихВорвались крики со струнным бряцаньем,И, словно вызов, в тиши прозвенев,Мятежной песни раздался напев.

Среди домов, что вздымаются рядомОдин другого роскошней, пышней,Большой дворец, с величавым фасадомИз черных, белых и красных камней,Горит огнями над сонным каналом:Здесь вождь Атлантских полков и галерДает Ацтлану открытый примерГреха, в размахе досель небывалом.Шумит толпа говорливых гостей;Уже похмельем вина и страстейОвеян пир их в кругу одичалом.Здесь сонм несчастных и страшных людей,Чернее черных, как ночь, лебедей,Надменно сделал наш праздник предлогомДля новой битвы с величьем Творца,И силы зла, в состязании с Богом,Сплотились дружно в твердыне дворца.

Порока дети, слепые созданья!Они не верят ни в час воздаянья,Ни в жизнь бессмертья; их совесть глухаК заветам правды; небес откровеньяДля них безмолвны. В утехах грехаБезумцы ищут для сердца забвенья,Больной отрады на краткость мгновенья.

Безбожье — веру грозит пошатнуть:«Спешите, люди! Недолог наш путь,И нет нигде нам от смерти спасенья;За ней — ни жизни, ни дня воскресенья.

Рожденье наше — случайности дар,Кончина наша — случайный удар;Пред нами — склепа безмолвного дверца…И вот, дыханье ноздрей наших — пар,А слово — искра от трепета сердца.

Когда ж угаснем, рассыплется в прахЗемное тело, а дух, нас живящий,Развеян будет, как ветром в лесахПолдневный воздух нагревшейся чащи.

О нас в грядущем забудут века,Потомство нас не помянет приветом.Как сумрак ночи бледнеет с рассветом,Как, тая, в небе идут облака,Так наша жизнь — прохождение тени,А дни и годы — к могиле ступени:За вечным тленом — ни кар, ни наград,И нет оттуда дороги назад.

Так, будем жить, наслаждаясь мгновеньем,С беспечным смехом, с живым дерзновеньемЗемные блага изведать спеша;И пусть, как счастьем, как юностью, миромВ короткий праздник упьется душа.Мы маслом роз умастимся и миром,Мы сердце хмелем утешим за пиромИ будем песни слагать, чтоб для насВесенний свет бытия не угас.

Пока ни мы, ни цветы не увяли,Пусть дышит грудь благовонием их!Вспугните тени! Гоните печали,А с ними — Мудрых, Святых и Благих!

Зовем лишь тех мы, кто просит участьяВ разгаре жизни, кто ищет, как счастья,Утех минутных, кто всем пренебрег,Чтоб слышать зовы в бряцаньи серег,Чтоб жаждать страсти, победней похмелья,Чтоб пить лобзанья, язвительней стрел:Нам тот попутчик, кто молод и смел.Промчимся в жизни, как ветер ущелья,И след повсюду оставим веселья,Гирлянд измятых и пролитых вин,Как нас достойный и верный помин!»

Они в безделья изнеженных трутнейПроводят время безрадостных дней.И срок их — полночь. Пороку уютнейВдали от Солнца; под кровом тенейПорывы плоти смелей и алчней:Чем смена острых желаний минутней,Чем злей кощунство, чем чувства распутней,Чем хмель угарней, — тем радость полней,Тем яд скифосов заздравных нужней,Тем громче струны ликующих лютнейРокочут в блеске неверных огней.

В святую полночь — вновь зло налетело.Толпились лодки у пристани белой,Пестро огнями светился портал;И вождь радушно приезжих встречалВверху, у ярко раскрашенных сходней,Связавших пристань с вертепом-дворцом.Его хозяин был первым жрецомВ безверьи, мрачном, как тьма преисподней:Служил греху всё смелей и свободнейИ был, могучий, с прекрасным лицом,Кумиром жен и мужей образцом.

Герой, он был бы по праву достоинЛюбви, почета и лавров венца.Плечистый, рослый, выносливый воин,С душой, горящей отвагой бойца,Он с бурей спорил в набегах далеких,Просторы жарких морей бороздя,Прошел пустыни и в битвах жестокихБыл взыскан громкой удачей вождя.

Ходя по миру в поход из похода,Круша упорство враждебных нам стран,Везде любимец царя и народаКупил победу ценой своих ран.

Но в годы странствий Атлантских флотилий,В заморских землях средь диких племен,В трудах военных душой закален,Он сжился с долей боев и насилий;Разящий бич побежденных владык,Рабов-народов гроза, он привыкВ чужих дворцах к расхищенью богатства,А в чуждых храмах к делам святотатства;Как вепрь свирепый, вонзающий клыкВ живое тело, он трепет злорадныйВпивал при стонах мученья; и в немПри виде крови восторг плотоядный,Волнуя страсть, разгорался огнем.

Усвоив нравы суровых колоний,Любил он темных религий уклад;Ни в чем он, в жажде всечасной погониЗа бредом жизни, не ведал преградИ шел всё дальше путем беззаконий,Забыв, что трудны дороги назад.

Когда же сердцем свободолюбивым,Привыкшим счастье ловить на лету,На миг внезапно прозрел он тщетуПлотских стремлений за призраком лживымИ понял вдруг пред лицом красоты,Что есть предел и его своеволью,Что в этом мире в лучах чистотыЕсть рай, закрытый для грешной мечты, —Тогда палящей, мучительной больюДуша пронзилась… И снова он в ночьУшел от света за прежним обманом,Стремясь тяжелым дурманным туманомМинутный проблеск добра заволочь.

Никто не знал в его свите безбожной,Что вождь надежно от взоров укрылСвой мир любви, дорогой и неложной,И грезы чистой невиданный пыл:В полночном буйстве кощунственных оргийКипела в сердце тоска, как смола;В объятьях женских слепые восторгиДуша, как чашу забвенья, пила;И он, безбожник, погрязший преступноВ зловещей тине порока и зла,Святые грезы любви недоступнойСжигал в пожаре разврата дотла.

Глава шестнадцатая