Читать интересную книгу Его Америка - Акпер Булудлар

эти деньги были нужны на что-то другое. Многие могут предположить, что если бы это происходило в очень далёком царстве, то девочке деньги могли бы понадобиться на аборт, но в очень недалёком царстве существовал табу на секс до брака. А девочка пока не выходила замуж. Версию аборта родители тоже отбросили бы.

Но что тогда? Зачем девочке нужны были эти деньги? Мать сокрушалась, что вот же они её всем обеспечивают: и едой, и крышей, и аксессуарами, и макияжем, и прокладками. Что же ей еще нужно? Мать не понимала, что может быть нужнее всего шестнадцатилетней девочке. Отец нервно курил на сторонке. Девочка не отвечала на вопросы.

Впрочем, репетитор оказался проворным. Через свои контакты он узнал, что у девочки есть содержанец, которому она уже второй месяц сливает айлыг за все подготовки. Обмен вполне элементарный: она ему деньги, он же ей любовь в разных проявлениях: смски, что-то похожее на отношения тинейджеров из американских фильмов. Репетитор, в свою очередь, слил эту информацию родителям. В очень недалёком царстве он был вторым, после царя, далёким человеком.

Отца девушки настиг инфаркт миокарда.

Весь абитуриенто-репетиторский истеблишмент стал злословить за девочкой. Мол, ай-ай-ай, какая же она птичка, невоспитанная, ill-mannered, etc. Парня никто публично не дешифровывал, хотя и все знали его. Другие lay парни ему завидовали, другие лживые девочки мечтали о нём, мол, дышать воздухом одного и того же города.

Девочка перестала ходить на подготовки, перестала готовиться ко вступительному экзамену. Вскоре её обручили за жениха на 10 лет старше, и она обречена на жизнь с нелюбимым челом.

Эти недалёкие люди, которые обрушились на девочку, коей нужна была любовь, кою её семья заменяла 4 умножить на 400 яиц и 5 кг мяса ежемесячно, составляли основной constituency очень недалёкого царства, которое далёкий царь, персонофицируясь с ним и проецируя свою личность на него, пытался потащить далеко.

Декабрь, 2014

Заря ниже горизонта

«Ну, вот! Наконец-то я сумел.

Ну, вот! Наконец-то я студент.

Правда, папа очень уж шумел,

Что у меня большой ассортимент:

Что я мог бы стать ювелиром,

Что мог бы электриком стать.

Но я выбрал правление миром.

Наконец-то я будущий депутат.

Теперь только остается подниматься,

Найти место; словом — адаптация», —

Так думал молодой Адалят,

Ехавший учиться в столицу.

Он был безумно тому рад,

Что открывает новую страницу.

Двухлетней подготовки плод

Его в Баку с почестями ожидал.

А пока он без гитары и забот

Один приехал в автовокзал,

Не дал отцу его провожать,

Попусту тратиться, руку жать.

Отец Адалята не пожилой,

После смерти жены упиваться стал.

Воспитание сына серой полосой

Прошло в драках за лишний бокал.

Вечные ссоры за трезвость

Между алкашом и сыном

Рождали отвращение и мерзость

К алкоголю небеспричинно.

Но все ж Адалят любил отца,

Из одной крови отлиты сердца.

Автовокзал Гянджи нищий,

Грязный, немытый, малолюдный.

Последний перрон излишний,

А в автобусах выбор не скудный.

Адалят слышал, помощники шофера

Выкрикивали: «Через полчаса…»;

С клиентом в расчете ссора

Тоже происходила на его глазах.

У пассажиров шофёры такси

Спрашивали: «Куда отвезти?»

Адалят замечал издалёка,

Пустовало перед кассой,

Хоть автобусы полные потоком

С вокзальной прощались трассой.

Какая царила нечистота

В месте, где продавали пирожки.

И как продавщица молода;

Как её взгляды кратки.

Адаляту её было жалко,

Но не заговорил с ней, однако.

Какую музыку благую ставили

Там, где продавали диски.

Какие певцы их вкусами правили!

А Адалят сам слушал Mysticals.

Он видел, как ходил участковый —

Ступни сорок шестой размер.

Как он ловил голос новый;

Как он сам был хмур и сер.

Никто Адалята не замечал,

А он наблюдал, ждал и молчал.

В этот год все выбрали электричку:

Автобусами ехал мало кто.

Потому Адалят по привычке

Не спешил: купит билет потом.

Пока посидит, понаблюдает;

Изучит недостатки вокзала — запишет.

В полночь сядет, времени еще хватает.

В Баку прибудет — работу поищет.

Столько раз он мечтал об этом,

Об обучении в городе воспетом.

В глаза — отражатели душ —

Смотрел внимательно Адалят.

Видел из злости кустов глушь,

Болото лжи и его дрожащую гладь.

Глаза играли, метались, выдавали

Всю натуру хозяина своего.

Он видел и крупинки печали,

Но печаль входила с ложью в родство.

Адаляту всегда смотреть нравилось,

Как честь пред жизнью плавилась.

Особенно его удивляли

Склад ума, быт, поведение,

Нажива методов детали,

Слепой веры значение

В жизнях людей его окружения.

Госпожа Удача, ему казалось,

Порвала все свои отношения

С ними за их лень, за вялость,

За вечные жалобы, за бездействие,

За невежества победное шествие.

«О, Боже! Сколько в этих людях

Боязни совершить мечту!

Сколько в них, в мнимых судьях,

Склонности выбрать дремоту!

Неужели они по-другому

Пожить не попытались?

Ужель к сословию золотому

Ни разу ни срастались?

Правда, для них примера нету —

Такая болезнь охватила планету.

Неужели их alter ego

Не зовет их к лучшей жизни?

Молчит и он, и его коллега —

Чувство развития отчизны.

Захлебнутся… Но что толку?

Будто Адалят не знаешь их!

Они готовы судить без умолку,

Но вместе взято их голос тих.

Все исправить, наверно, путь есть,

И начало может быть где-то здесь».

Адалят раскрывал душу отцу.

Но тот не понимал,

Говоря: «Какому подлецу

Надо вбивать в голову сына идеал?

Сынок, будь далёк

От таких беспочвенных идей.

Этот мир сам великий порок.

Ты не исправишь никаких людей.

Будь к истине, сынок, поближе,

Например, моё положение видишь?»

Песня за песней звучали

В недорогих наушниках Адалята.

Они ничего не давали,

Кроме, конечно, жаргонного клада.

Время-таки быстро шло,

Но Адалят всё сидел.

Его внутри ожидание жгло,

Какой ж будет новый удел?

Час до полночи остался.

Адалят воспоминаниям поддался:

Как все говорили ему,

Что пусть он далеко не гений,

Но он положить конец клейму,

Которого поставили на Родину тени…

Он слепо верил во всё это —

Ведь все верили в него.

Он думал, что будет согрето

Сердце народа его торжеством.

Как он питал сладкую надежду,

Что вернёт Карабах, все как прежде.

Отец, Нуреддин, учитель

Рядовой в школе, педагог.

Читал Макаренко, кому-то мучитель,

И ни для кого ни полу-, ни сам Бог.

Потенциала он Адалята

Ни в детстве, ни сейчас не видел.

Видел пустослова,…

Которого…

Он, как собака, знал,

Что сын не лидер, не идеал.

Нуру утешало лишь одно:

Сын проживет во все удобства.

Сыну счастье будет дано;

Сын не увидит жизни уродства.

Какой-то малый чин

Адалят в министерстве получит.

Поженится иль проживёт один,

Иль все-таки детям чести научит.

Но что бы там ни было,

Нуру пророчил сыну много прибыли.

Нуру отлично знал, что вскоре

Все мечты возвышенные сына:

Родина, народ, народа горе

Взорвутся, как старая мина.

Он знал, что сын поймёт,

Что такие глупые слова

Как «благополучие» и «народ»

Пустая, пустая лишь молва.

Объяснить это сыну не смог.

Не преподнёс он жизни урок.

Мол, пусть жизнь сама

По полочкам Адалята расставит;

Пусть развитие ума

Разочарованиями его потравит.

Пусть мужчиной становится;

Художником жизни да будет.

Пусть под натиском ломится;

Пусть его превратности посудят.

Одним словом, в жизнь бросается пусть!

И высь, и падение, и неизбежности грусть…

Но отказать в поддержке

Чувство отцовства Нуру бы не дало.

Его взгляд ежеминутно в слежке

За сыном, но Нуру и того было мало.

Самая важная забота, сын

Ощущал отца руку на плечах.

Пусть он алкаш, а не властелин,

Зато сила его в советах, словах.

Адалят уверен был и знал, что

Папа жив — есть у него, значит, гнездо.

Половину двенадцатого часы

Без особой сварливости показывали.

Он захотел в кассе спросить,

Есть ль билет, но службу не оказывали.

Вышел