Читать интересную книгу Его Америка - Акпер Булудлар

этого пассажа. Таким же образом совершенно разные определения получат такие понятия как правосудие, равноправие, свобода, защищённость, толерантность, достоинство, совесть и пр. Салют Сократу.)

В целом, в условиях такой относительности субкультур, речь может, в лучшем случае, идти о маленьких, локальных хороших обществах, где свобода и благополучие реализуются строго в границах данного — религиозного, националистического, коммунистического, консервативного, феминистического и пр. — мировоззрения. А Всеобщая Декларация Прав, другой большой контр-нарратив, ломается, мутируется и отбрасывается как чужеродное тело большинством стран планеты, ибо общим-всеобщим она на самом деле не является. Она так же навязывается, как и видение группы Pussy Riot образа церкви. И с этой точки зрения между этим актом и попыткой церкви отобрать у горожан их парк для прогулок нет большого различия. В обоих случаях одна субгруппа пытается навязать свои ценности и свой дискурс другой. Одна сторона кем-то демонизируется, другая получает симпатии.

Поэтому предложить и обустроить десять правил хорошего общества (пусть даже теоретического разработанного в литературе о good society), которые без возражения приняли бы все люди и которые явились бы основой для всех остальных, кажется богоподобным поступком, так как эти правила вполне попадают под богословские категории трансцендентности и имманентности, то есть они не вопрошаемы и они включают в себя всё остальное, вездесущи. Раз они самые главные правила, значит они не вопрошаемы так же, как и, допустим, Вторая поправка в Конституцию США о праве на ношение оружия. Насколько бы потерявшим свою историческую значимость и чреватым массовыми стрельбами в американских городах это правило не было, из-за своей конституционности оно не подлежит отмене; оно трансцендентно в этом смысле. Кроме всего прочего, не кажется ли нам странным совпадение количества христианских Заповедей и количества запрошенных конкурсом правил?

Итак, задача подразумевает, что какой-то источник смыслов может и должен водрузиться над всеми остальными и управлять ими. В связи с этим, предлагая следующие десять правил хорошего общества, я страдаю нависшим вопросом: а кто я такой, чтоб указывать людям, как жить? Но естественно, необходимо преодолеть скатывания к анархизму, если мне хочется пройти конкурс и попасть в школу, так как я горю желанием послушать лекторов и узнать, что думают о мире другие молодые люди. Просто я счёл нужным обосновать для читателя свою неуверенность в этой попытке (то есть в этом эссе) и вербализировать её.

Введение

Как Фрейд определил в своей работе «Недовольство культурой», человека в его бытии подстерегают три источника страдания: первый, его болеющее тело, второй, природные силы и, уместный для нашего контекста, третий — другие люди как угроза его свободе и защищённости. Так уж получилось, что «men are asked to choose between security and liberty» (Lippman, The Good Society, стр. х). На одном конце этого континуума лежит обещанная максимальная физическая безопасность, которая обеспечивается в рамках модернского государства за многочисленные налоги и большее количество навязанных правил; и чем меньше денег и больше правил, тем меньше свободы.

На другом конце — минимальная государственная регламентация жизни, меньше налогов и защищённости, за счёт чего увеличивается свобода, в частности экономическая. Визуально это можно выразить следующей кривой. Как мы видим, чем больше правил, тем меньше свободы; чем больше свободы, тем меньше правил. Кривая всегда стремится к одной из осей, но никогда не касается их. То есть полная свобода, как и полная урегулированность правилами, никогда не достигается.

Если этот график пригоден для описания данной проблемы, то милая зелёная точка на кривой может символизировать мою позицию в данной дихотомии. Так, эта точка симметрична началу координат, то есть она пытается принадлежать одной оси столько же, сколько и другой. Также, если разместить на одном конце кривой левых, а на другом — правых, то моя позиция будет центристской или Третьим путём. Хотя я, разумеется, не хотел бы навешивать на себя никакой идеологический ярлык и попросил бы читателя тоже отступиться от подобных категоризаций. Но доля моей аргументации всё же базируется на работе The Third Way to a Good Society (2000) социолога Этциони Амитая.

Определение или не-определение хорошего общества

Но прежде, чем перейти к обоснованию подхода Третьего пути и дальше к выводимым из него правилам, следует коротко остановиться на вопросе: что же, собственно, такое хорошее общество? Двигаясь от известного к неизвестному, попытаемся дать несколько отрицательных определений, то бишь чем хорошее общество не является. Большинство стран и мировоззрений определяют хорошесть мироустройства в границах одного общества через экономический показатель — ВВП на душу населения. У этого метода несколько недостатков. Первое, количество денег в пределах одной экономики ничего не говорит об их распределении. Например, Нигерия, которая является самой большой экономикой Африки, в то же время остаётся страной с одной из самых низких показателей соцзащиты населения в континенте (источник: ПРООН).22 Второе, сосредоточившись на одном экономическом прогрессе как источнике хорошести общества, человечество большей частью забыло или упустило из виду вред такого прогресса природе. По оценкам Межправительственной группы экспертов по изменению климата, если никаких мер по уменьшению или вообще прекращению выбросов CO2 — издержек экон. роста — не будет, то к концу этого столетия земля превратится в пекло, а именно глобальное потепление достигнет трёх градусов и — «Мир, каким он был в 2020, больше не [будет] узнаваем с понижающейся ожидаемой продолжительностью жизни, сокращенной производительностью труда на открытом воздухе, более низким качеством жизни во многих регионах из-за слишком частых тепловых волн и других климатических экстримов».23

В противовес этому показателю — ВВП на душу населения — некоторые страны вроде Бутана или некоторых штатов в США приняли за меру хорошести общества так называемое Валовое национальное счастье. Кроме экономики, сюда включены также пакет соцзащиты, экологическая и психологическая благосостояния и пр. Мерят это счастье через опросы, что и является основной слабостью этого метода. Потому что, как было сказано выше, интерпретация счастья — когда человека спрашивают насколько он счастлив, — зависит от того, в чём разные люди находят счастье и как они относятся к его источникам. Так, какой-то скрытый маньяк, наслаждающийся пыткой жертв в своём подвале, может указать тот же уровень счастья и психологического благополучия, что и какой-то альтруист, любящий помогать жертвам такого рода преступников. Таким образом, счастье — это, наверное, самое трудно определимое понятие человеческого общежития, поэтому оно не может служить основой хорошести общества. Из всего этого следует, что дать положительное определение хорошему обществу почти невозможно. Однако, есть робкие дескриптивные, отнюдь не прескриптивные, попытки обозначить свойства общества, где всем — или хотя бы почти всем — было бы «хорошо» в самом оголённом фундаментальном смысле этого слова.

Община как игрок хорошего общества

Как уже было отмечено, часть моих доводов строится на рекомендациях социолога Этциони Амитая. Он предлагает балансировать между такими составляющими хорошего общества, как государство, рынок и общины. Теоретическая разработка и разнокалиберная практика первых двух элементов нам хорошо известна из политфилософий, с одной стороны, социализма, где государство является гарантом хорошести общества, а с другой — либерализма, где индивид с лёгкой невидимой руки рынка и своим неотъемлемым правом на частную собственность творит чудеса благоденствия, то бишь строит хорошее общество. Социализм даже рассматривать не стоит. А в случае с либерализмом всё-освобождающийся субъект доходит до такой степени освобождения от всяких коллективных идентичностей, будь это сословная, религиозная, национальная, половая и пр., и становится настолько успешным потребителем частной собственности, что в своей квартире, заваленной мебелью от IKEA, в позе эмбриона начинает от безумия сосать большой палец, в то же время другим большим пальцем тыкая в экран телефона, чтоб в чате выйти хоть на какое-нибудь другое человеческое существо и снова пережить праздник принадлежности к чему-то большему, чем он сам и его полёт в экзистенциональную бездну нигилизма, которая, к сожалению, не может превратиться в его частную собственность. Говоря менее образно, такой человек