Она ходила к буку едва ли не каждый день. Ненадолго и только утром, лишь чтобы убедиться, что Анна не придет. Сибилла не могла поверить, что ее сестра, что по словам их же родителей подарила ей жизнь, могла вот так просто ее бросить. Да, Сибил понимала, что теперь в душе Анны живет тьма, но она не верила, что это может помешать сестре любить ее. Она понимала, что это говорит в ней ее эгоизм, но ничего не могла поделать.
Анна отправила ее в церковь. В ту черную ночь Сибилла проснулась от грохота и обжигающей боли. Ее руки пылали. Сибил даже казалось, что стоит ей открыть глаза, как она увидит пламя, но этого не произошло. Когда она подскачила с кровати, все, что предстало перед ее взглядом — это разнесенная в хлам комната и судорожно сжимающая свои веки Анна. Сибилле даже показалось тогда, что вот-вот и сестра выколет себе глаза, но нет. Анна была на удивление собрана, словно произошло то, чего она и ждала. Может быть поэтому Сибилле и не верилось, что что-то идет не так, как запланировали взрослые.
Норман тогда действительно все понял с первых слов. На удивление он унял панику за считанные мгновения, да так, что даже осталось время проверить, вся ли деревня собралась в церкви. Они так и просидели в ней, вознося молитвы, пока не рассвело. Может быть просидели бы еще дольше, но с первыми лучами солнца вернулся Гилберт.
И привычная жизнь Сибил рассыпалась в прах.
Первое время она злилась. На отца, на Анну, но больше всех на Гилберта. Несмотря на то, что Сибилле не рассказывали слишком многого, она понимала, что именно Гилберт должен был стать для Анны кем-то вроде их отца для матери. Защитником, опорой, якорем, что удержит ее от соблазна. Но Норман сказал, что это изначально было невозможно. Что Анна была не такой, как мама.
Тем не менее Сибилла так и не общалась с Гилбертом с того дня. Иногда ей было даже стыдно за это, ведь охотник, несмотря на ее полное игнорирование, приносил еду, колол дрова. В общем молча и незаметно делал то, что раньше делал отец, и уходил. Сибилла думала, что возможно он и сам считает себя виноватым в случившимся.
Что-то мелькнуло в кустах около дороги и Сибилла замерла, испуганно прижав к себе корзинку. Она и не заметила, как в своих размышлениях прошла мимо дома, оказавшись на самом краю деревни, близ леса, через который шла прямая дорога в город. Еще несколько десятков шагов и можно увидеть и бук, и ключ. Но сейчас в Сибилле это не вызывало чувство радости. Наоборот, девушке вдруг стало жутко. Обычно говорят, что от страха леденеют, но сейчас Сибилле стало ужасно душно, так, что воздух сперло в легких, а волосы плотно прилипли к шее.
— Не оборачивайся, — голос сестры обжег ухо, а Сибилла подпрыгнула не месте, тут же кинувшись вперед.
Но сделав два шага, она тут же остановилась, не в силах поднять ноги от земли. Она сама была сейчас как тот бук, что своими корнями глубоко проникал в почву, достигая наверное самого царства тьмы. Страх, что возникает всякий раз, стоит человеку оказаться связанным, практически оглушил Сибиллу. Сердце билось часто-часто, вынуждая не вдыхать, а глотать воздух, тут же давясь им.
— Успокойся, я не причиню тебе вреда, но у меня мало времени, — прошептала Анна, по прежнему удерживая Сибил, — где Гилберт?
Сибилла даже забыла про страх. Ей вдруг стало до жути обидно. Ее сестра, с которой Сибилла думала уже и не увидится никогда, стояла в каких-то жалких шагах, но все, что сейчас ей было интересно, это Гилберт?
— Сиби, пожалуйста, это важно.
— Так если так важно, почему ты сама его не найдешь? — съязвила Сибилла, уперев руки в боки.
От злости ее взгляд затуманили слезы, но она лишь шмыгнула носом, смаргивая соленые капли.
— Потому что я не могу найти его в такой день сама, но он нужен именно сейчас, — медленно проговорила Анна, стараясь донести важность своих слов до сестры, — Сиби, послушай, у нас будет еще очень много времени, я тебе обещаю. Но сейчас важно именно это.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я даже посмотреть на тебя не могу, — прошептала Сибилла, обессиленно опуская руки, — ты не хочешь спросить, как я была все это время одна? Что я ела? Как жить буду дальше? Ты просто наплевала на все и оставила меня, а теперь хочешь, чтобы я тебе помогла?
— Сибилла, — процедила сквозь зубы Анна, но Сибилл лишь вздернула подбородок, вытянувшись струной, — это говорит твой эгоизм, послушай…
— А чей эгоизм говорил, когда ты решила прянь тьму, сестра? С чего ты решила, что я сейчас буду тебе верить? Вот сейчас закричу и сбежится вся деревня, понятно!
— Сибилл, я могу заставить тебя! — гаркнула Анна, а Сибилла замолчала, крепко стиснув зубы, — Но я прошу.
— Зря, — спокойно сказала Сибилла, стряхивая все набежавшие эмоции. Ей вдруг стало совершенно все равно. То существо, что сейчас стояло за ее спиной, не было ее сестрой. Так говорил Норман и ему сейчас она верила больше, чем родному голосу, — потому что я не стану помогать тебе сама. Ave Ma…
— Сиби, перестань! — взвизгнул нечеловеческим голосом нечто за спиной Сибиллы, придавая девушке лишь уверенности, — Я не могу объяснить всего, — тараторила Анна, — я сама не понимаю до конца, но у меня получается. Мне нужен Гилберт сегодня, в следующий раз я смогу говорить открыто только через пять дней. Это же Его дни, понимаешь? Большие праздники, когда от числа молитв зло слабеет. Мне нужно сегодня, до полуночи, пожалуйста.
Только Сибилла ее уже не слышала. Анна говорила чистую правду. В такие дни зло теряло свою силу, а тьма уступала свету. И как бы не кричала сейчас Анна, Сибилла слышала лишь визг от слов ее молитвы, удаляющийся все дальше и дальше. Когда Сибилла обернулась, она уже не видела Анну, что слилась в единое целое с ночью, опустившейся на деревню.
Сибилла уж давно была дома, когда Анна, сидя у ручья, задумчиво разглядывала тени в ветвях старого бука.
— Ну и на что ты рассчитывала? — спросила ведьма, что отрицала существование одежды, кутаясь лишь в черный шелк своих доходящих до пят волос.
Анна сжала в кулак молодую траву, с корнем вырывая ее. Острые листья порезали ее ладонь, тут же отдавая кровавую жертву земле, завершая обмен. Равновесие. Жаль, что Вигмар начал понимать все так поздно.
— А с чего мне с тобой откровенничать? — спросила Анна, вытирая кровоточащую ладонь о подол грубой робы.
Ведьма усмехнулась, обнимая ствол бука. Да сделала это настолько неприлично, словно перед ней не дерево было, а желанный ей мужчина. Хотя Анна ничего в этом и не понимала, ей было противно.
— А с того, что я размышляю, что же любимица нашего хозяина готова отдать за то, чтобы он не узнал о том, что сейчас произошло, — засмеялась ведьма, перекинув волосы через одно плечо, от чего ее молочная кожа засверкала фарфоровым блеском в лунном свете, — я бы, например, не отказалась от пары десятков лет твоей прекрасной сестрицы.
Анна хмыкнула, взглянув на отражение ведьмы в ручье. Старость сказывалась на ведьмах, хотя многие и знали секреты, как обмануть природу. Жертвоприношения, шабаши с оргиями, кровь девственниц и младенцев — все это помогало скрыть за личиной внешней привлекательности истинный возраст. Только вот найти способ перехитрить возрастное слабоумие, видимо, не нашли.
— То есть ты думаешь, что у тебя получится обмануть его? — усмехнулась Анна, поднявшись на ноги.
— Но ты же как-то рассчитываешь это сделать, — тут же нашлась ведьма, отлипая от дерева, — вот и меня научишь.
Ведьма прищурилась, пытливо разглядывая Анну, но ничего не могла прочитать за перекосившей ее лицо ухмылкой. Анна подошли ближе, но ведьма не испытала и капли страха. В такой день новенькая точно не могла причинить вреда старейшей ведьме ковена, будь она хоть главной любовницей дьявола. Для этого нужна другая сила, чтобы убить сестру.