Читать интересную книгу "Политика и театр в Европе XX века. Воображение и сопротивление - Марго Морган"

на его философском тексте.

«Критика диалектического разума» Сартра, его грандиозная попытка соединить экзистенциализм с марксизмом, оказалась неудачной и не смогла разрешить противоречие между его политической практикой и философией. Он утверждает, что основой любого коллективизма является серийность (то есть множественность индивидов), а не общность. Изолированное «Я» из его ранних работ, которое может объединяться с другими только в психологическом плане и никогда в онтологическом, теперь является изолированным индивидом, который работает бок о бок, но никогда не в коллективе с другими. Как пишет Рональд Аронсон, «общество – особенно отчужденная и противоречивая общественная жизнь классовых обществ – это недостающий элемент социальной мысли Сартра и основная проблема “Критики диалектического разума”» [Aronson 1980:263]. Сартр пытается обсудить индивида реально существующего, однако его основные предположения на самом деле приводят к описанию только изолированных людей, населяющих одно и то же физическое пространство, но не одно и то же онтологическое или даже психологическое пространство.

Понимание Сартром личности как перманентно изолированной отражено в его выборе терминов. Его любимый термин «ответственность» отличается от понятий, используемых другими философами. Аронсон утверждает, что «мы должны противопоставить это чувство ответственности идее солидарности, одному из ключевых терминов, отсутствующих в Я-концепции (концепции самости) Сартра. Солидарность – взаимодействие с угнетенными, а не от их имени; она влечет за собой чувство сопричастности их борьбе и упраздняет дистанцию, где «ответственность» укрепляет ее. Солидарность предполагает признание того, что человек уже тесно связан с другими, но Сартр или никогда этого не признавал, или никогда не был связан с другими» [Ibid.: 292]. Чувство отстраненности Сартра, пронизывающее «Бытие и ничто» и его ранние пьесы, с течением времени стало более выраженным. Без общего опыта оккупации, который связал бы его с соотечественниками-французами, и без здорового западного марксизма в качестве альтернативы сталинизму, Сартр был одинок и писал об абстракциях, политико-философских единствах, которые он не мог реализовать ни в теории, ни на практике.

Заключение

Значение Сартра как философа невозможно переоценить. Как сказал Дуглас Келлнер: «Участие Сартра в деле человеческой свободы – величайшее интеллектуальное приключение века» [Kellner 1974:201]. В исторический момент, когда многочисленные тоталитарные режимы стремились к абсолютному господству, Сартр разработал философию, которая ставила личность и ее свободу превыше всего. Противостоя ужасам сталинизма, конформизму и отчуждению западного капитализма, Сартр пытался создать гуманистическую альтернативу. В мире, где люди делали все возможное, чтобы скрыться от собственной свободы, Сартр призывал их взять на себя ответственность за свои действия.

Ранние пьесы Сартра были напоминанием гражданам Франции о том, что у них есть выбор и действия их имеют значение. Его голос был важен в секретном разговоре о том, как сопротивляться и почему. Его театр является ярким примером способности драмы говорить подтекстами, общаться с аудиторией так, чтобы угнетатели ничего не могли понять. Его театр ситуаций затрагивал проблемы, с которыми сталкивались все те, кто жил в Европе XX века, принимая во внимание субъективный опыт, чувство вины и изоляцию человека.

Однако озабоченность Сартра индивидуальной ответственностью и индивидуальной свободой лучше всего понимать в терминах Арендт, то есть как дополитическую. Это верно, что каждый человек в политической сфере должен быть готов взять на себя ответственность за свои действия, но для существования политики требуется нечто большее, чем «аутентичность»: необходимо сообщество, группа людей, которые собираются вместе, чтобы участвовать в диалоге и совместно добиваться общих целей. Хотя Сартр обращался к согражданам, он говорил с ними как с отдельными людьми, а не как с группой. Если бы ему удалось сделать это, его драма могла бы сохранить свою актуальность и после войны. Как бы то ни было, он является одним из важнейших политических драматургов военных лет, который не только понимал все ужасы тоталитаризма, но и призывал к сопротивлению.

Глава 5

Эжен Ионеско: театр абсурда

Эжен Ионеско родился в Румынии в 1909 году в семье француженки и румына, переехавших во Францию еще до того, как Эжену исполнился один год. В 1916 году его отец вернулся в Румынию, после чего потерял связь с семьей, и та долгое время считала, что он погиб во время войны. В действительности же он снова женился и начал новую жизнь. Когда Эжену было 13 лет, его отец потребовал, чтобы Эжена и его сестру отправили в Румынию жить с ним и его новой женой. Эжен прожил в Румынии следующие 16 лет и вернулся во Францию в 1938 году. С началом Второй мировой войны он перебрался обратно в Румынию, но не смог покинуть ее во время войны, так как у него не было соответствующих документов. Наконец в 1942 году он смог вернуться во Францию, в которой жил до самой своей смерти в 1994 году[130]. Обстоятельства юности – появление вновь в его жизни отца, словно воскресшего из мертвых, трудности с мачехой и испытания, через которые он прошел, чтобы покинуть Румынию в 1940-е годы, – преследовали его на протяжении всей жизни и определили его представления о себе в мире. Всегда оставаясь аутсайдером, Ионеско чувствовал себя не принятым французской культурной элитой и не ощущал себя полностью «своим» в своем окружении.

Ионеско начал карьеру драматурга с пьесы «Лысая певица», премьера которой состоялась в Париже в 1950 году. Вместе с Артюром Адамовым, Жаном Жене, Гарольдом Пинтером и Сэмюэлем Беккетом, Ионеско был пионером нового театрального движения. Так называемый «театр абсурда», посвященный исключительно субъективному опыту жизни в мире абсурда и случайностей, казалось, принял экзистенциалистское наследие Сартра. Однако крупнейшие драматурги этой группы развивали явно антиполитическое направление экзистенциализма, отказавшись от дидактизма и рациональной коммуникации в пользу драматических образов, которые возникают из подсознания и мифа, способствуя деконструкции, а не реконструкции социальной жизни.

Карьера Ионеско представляет собой интересный контраст с карьерой Сартра. В то время как последний олицетворял увлеченного интеллектуала, для которого литература была средством политического освобождения, первый открыто отвергал эту позицию, рассматривая ее как источник высокомерия и оскорбление достоинства искусства. Пьесы Ионеско изображают мир без политической надежды, и его недраматические произведения – эссе, дневник и ответы критикам – последовательно отвергают политические критерии, по которым многие стремились судить его.

Ужасы войны, террор, насаждаемый тоталитарными режимами, уничтожение открытой публичной сферы, уничтожение языка с помощью демагогии, рост и расцвет культурной индустрии и ее поглощение борющимися идеологиями – для таких писателей, как Ионеско, эти события сигнализировали об абсурдности любой концепции «аутентичности» или «освобождения». При таком мировоззрении политика вызывает страх и недоверие, а художественное творчество является средством самовыражения и неразборчивого социального комментария. Театр