А кто у нас ещё интересуется брошью, да и брюликами вообще? Правильно, Галя Б., супруга товарища Чурбанова, высокопоставленного лица из конкурирующей силовой структуры, на которого у господина Лимончика, везущего Еву в Геленджик, имеется некий компромат.
Тра-та-та, тра-та-та, мы везём с собой кота…
Есть ещё и бриллиантовый мальчик Боря, беспочвенно подозреваемый в причастности к ограблению Толстой… Насколько я помню, он не имеет к этому ограблению отношения, зато к другим будет иметь… В конце этого года… или в конце следующего? Блин… точно не помню… ограбят дрессировщицу… как же её фамилия? Ладно, неважно…
У неё украдут драгоценности, которые изымут у некоего гражданина в Шереметьево. И лететь он будет в ФРГ… У гражданина или у гражданки? Хм… А толстовские сокровища так и не найдут вроде…
Чижика, собаку, Петьку-забияку…
И зачем всё это нужно мне? Ни-за-чем… Мне вообще никакой пользы, и быть вовлечённым в эти поиски сокровищ совсем неинтересно и даже вредно… Капитаны Флинты и одноногие Сильверы остались в далёком детстве.
Обезьяну, попугая — вот компания какая…
А мне нужно от этого всего держаться подальше. На Еве, разумеется, свет клином не сошёлся, и она не единственная иностранка, но было бы удобно работать с ней, тем более, что со Злобиным она уже связана и с миром финансов тоже. И как же её выдернуть из этого бриллиантового дела?
А где она взяла брошь? Купила у некоего фармазона. И что это за фармазон? Фармазон явно завербованный. Он ведь ей и книгу продал. Надо, кстати, поинтересоваться, что за книга такая, что привлекает внимание органов. Тоже краденая небось… Историческая и букинистическая ценность, запрещённая к вывозу? Скорее всего. Первое издание «Слова о полку Игореве», например. Фармазон, кстати происходит от франкмасона, так масонов называли на Руси матушке. Причём здесь торговля краденым и фальшивыми драгоценностями? Не знаю…
Прийти к какому-то однозначному мнению ни по масонам-фармазонам, ни по операциям КГБ я не успеваю. Дверь открывается и заходит лейтенант. Тот, который второй.
— Егор Андреевич, пройдёмте, — бесстрастно говорит он, не обращая внимания на мою весьма вызывающую позу.
Я встаю и иду к двери.
— Уже на расстрел? Решили даже время на разговоры не тратить?
Он смотрит на меня очень серьёзно, без тени улыбки.
— Юмор, — кивает он, — это хорошо. Юмор помогает пережить тяжёлые и даже страшные моменты в нашей жизни. Вы согласны?
— Не думал об этом, — пожимаю я плечами. — Видать не было таких моментов ещё.
— Ну, это временно, — с уверенностью заявляет лейтенант. — Глядя на вас, ни секунды не сомневаюсь. Это временно.
Оптимист.
Мы идём по коридорам. Он молчит, я тоже. Не хочу давать ему повод каркать и выступать в роли античного прорицателя Тиресия, с его дурными вестями. Идём, идём, идём и, вдруг приходим к кабинету Злобина. Надо же, такое чувство, что звёзды, отвечающие за мою судьбу, сегодня перекатываются по небосводу и перемешиваются, как стёклышки в калейдоскопе. Увлекательное и, как будут говорить в будущем, залипательное зрелище, между прочим.
Лейтёха толкает дверь и заходит в приёмную. Там вместо секретарши ещё один лейтенант. Лейтенантское царство.
— Брагин Егор Андреевич, — говорит, сопровождающий меня лейтенант лейтенанту-секретарше.
Тот молча кивает на дверь, мол заходи, и я захожу. Вступаю в Злобинский кабинет. Он стоит в центре, под семирожковой люстрой, будто ждёт моего появления.
— Разрешите, Леонид Юрьевич?
— А-а-а, Брагин, — кивает он со своей гримасой-улыбкой. — Проходи.
В кабинете, кроме Де Ниро находится ещё один человек. Он в сером кондовом костюме, белой рубашке и коричневом галстуке. На вид ему лет сорок, хотя чёрные волосы уже тронуты ранней сединой. Он сидит за длинным столом для совещаний ближе к краю и спиной к окну. За окном вечер, темнота, а у нас тут вот, не пойми что…
— Извините, что долго, — говорю я. — Меня, наверное по ошибке, в комнату для допросов отвели.
Злобин ничего не отвечает и, засунув руки в карманы, чуть нахмурившись, проходит к окну. Оказавшись вне поля зрения посетителя, сидящего за столом, он опирается задом о подоконник и делает мне знак — прикладывает палец к губам.
Хех…
— Присаживайся, — говорит он показывая на место напротив незнакомца в тёмно-сером костюме. — Это Майор Кухарчук Пётр Николаевич. Он тебе задаст пару вопросов.
Ладно, давайте ваши вопросы.
Выглядит этот Кухарчук немного неопрятным. Шевелюра у него пышная, как у Листьева, а на плечах перхоть и рубашка не первой свежести. Глаза выпуклые, красные. Много работает, наверное. Или травку курит, не знаю.
— Я хотел с вами наедине поговорить, — сухо сообщает он, — но Леонид Юрьевич настоял, что должен присутствовать. Скажите мне, пожалуйста, вы являетесь агентом полковника Злобина?
Я смотрю прямо в его глаза, напоминающие глаза морского окуня, а боковым, периферийным зрением замечаю, что Злобин пожимает плечами. Интересно, приходит мне мысль, а вдруг это не глаза, а разработанные в недрах КГБ оптические приборы, позволяющие видеть практически на триста шестьдесят градусов.
— На этот вопрос я вам ответить не могу, Пётр Николаевич, — говорю я. — Об этом вам нужно справиться у товарища полковника.
Сказав это, я бросаю взгляд на Де Ниро и тот едва заметно кивает.
— Понял вас, — хмурится Кухарчук и склонившись над бумагами, делает отметку и, не глядя на меня продолжает задавать вопросы. — А с гражданкой ФРГ Евой Кох вы знакомы?
Злобин кивает.
— Да, знаком.
— Хорошо, — ставит галочку майор и отрывается от бумаг. — При каких обстоятельствах познакомились?
От бумаг он отрывается, но смотрит мимо меня. Это ж уметь надо. Некоторые мои собратья-менты виртуозно владеют этим навыком, а вот я нет-нет да и сорвусь, посмотрю человеку в глаза. Смайлик.
Злобин качает головой.
— Да, на неформальном мероприятии под названием «Квартирник», — отвечаю я. — На прошлой неделе.
Злобин кивает.
— А что вы там делали?
— Как что? Я же в ЦК ВЛКСМ работаю, вот и слежу за последними молодёжными трендами, чтобы никто не стал более передовым отрядом советской молодёжи, чем комсомол.
— Па-а-нима-а-а-ю, — тянет он, а Злобин снова делает утвердительный жест головой. — А вы что в ЦК идеологическими вопросами занимаетесь?
— За воспитание патриотических чувств отвечаю, — говорю я.
— Яс-с-сно… Хорошо. Значит, вы познакомились с гражданкой Евой Кох на квартирнике…
— Полагаю, так, — соглашаюсь я.
— Полагаете? — удивлённо переспрашивает мой собеседник и обращает-таки взор на меня. — То есть не уверены, получается?
— Понимаете ли, пожимаю я плечами, я выпил немного. Вообще-то я не пью, а тут поддался на уговоры присутствующих, чтобы казаться своим парнем и, как результат… сами знаете, к чему такое приводит. Как в мультфильме «Непьющий воробей», помните?
— М-м-м… Да. Воробья в мультфильме судья морально осудил перед лицом общественности… Так что вы поаккуратнее со спиртным. А на следующий день?
— На следующий день голова раскалывалась, — пожимаю я плечами.
— А вы куда-то ходили со своей раскалывающейся головой? — снова смотрит мимо меня майор Кухарчук.
Злобин утвердительно кивает.
— Ходил коллегу навестить.
— Какого?
— Анатолия Георгиева.
— Зашли к нему?
Злобин отрицательно мотает головой.
— Нет, — говорю я. — Никто дверь не открыл.
— И что, вы постояли и пошли?
Злобин кивает.
— Ну, а что было делать?
— А вы не заметили, что дверь была открыта?
— Нет, — удивляюсь я. — Если бы была открыта, я бы зашёл, разумеется.
— Понятно. А вы один были?
— Нет, с товарищами по патриотическому движению «Факел». Они офицеры в отставке, а создание нашего движения сам генеральный секретарь одобрил. Лично пришёл на совещание и вот эту самую руку мне пожал. Так что в ближайшие дни на съезде партии Леонид Ильич об этом нашем начинании с высочайшей трибуны сообщит. Вы партийный, кстати?