«У-д-а-ч-и», – набрал я пальцами на своей алфавитной доске, и она долго-долго вглядывалась в меня.
Через несколько дней мама вошла в нашу гостиную, поговорив по телефону с дочерью этой женщины.
– Кажется, мой звонок ее не обрадовал, – вздохнула она. – По-моему, ее это просто не интересует.
Больше мы об этом не говорили. Мы оба понимали, что той женщине не суждено выбраться из смирительной рубашки собственного тела – ей просто не дадут шанса это сделать. Она навеки будет заперта в своем молчании, потому что никто не собирается ее освобождать.
Впоследствии я часто вспоминал о той женщине, гадая, как у нее дела. Но всякий раз, вспоминая о ней, я вспоминал и ее взгляд, когда она смотрела на меня при нашей последней встрече в супермаркете. Ее глаза были полны страха. Теперь я понимал, почему.
31: Речь
Мне даже не верится, что я здесь. Сейчас ноябрь 2003 года, и я сижу на невысокой сцене в огромном лекционном зале вместе с моей коллегой Муньяни, которая только что выступила перед сидящими в зале слушателями. Здесь собралось около 350 человек, которые ждут моей речи. Я проработал в коммуникационном центре уже четыре месяца и был избран, чтобы выступить перед участниками конференции профессиональных медиков.
Вначале Муньяни кратко рассказала об ААК, и теперь пришла моя очередь. Несмотря на то что мне нужно всего лишь нажать кнопку, заставляя голос «Идеального Пола» зазвучать из динамиков, к которым подключен мой ноутбук, я не уверен, что сумею это сделать. Руки у меня дрожат так сильно, что я не знаю, смогу ли контролировать их.
Каким-то образом получилось так, что в последние месяцы я время от времени выступаю на публике, и статья обо мне была даже напечатана в газетах. Меня удивляет то, что полный зал людей, собравшихся в общественном центре, хочет выслушать меня, и я не могу не задумываться о причинах, по которым столь многие приехали сюда сегодня. Хотелось бы мне, чтобы Эрика была здесь, поддержала меня улыбкой!
Она вернулась в Штаты, и в такие моменты, как этот, мне ее особенно не хватает. Дружба, которой я так дорожил, теперь ограничивается электронной почтой, и те двери в мир, которые она открывала для меня, закрылись.
Мне следовало бы догадаться, что это большое мероприятие, когда мы с мамой прибыли сюда и нам предложили пообедать за столом, уставленным невиданным количеством блюд. Перспектива выбирать то, что я хочу съесть, едва не лишила меня душевного равновесия, и клейкий тоффи-пудинг, которым я закончил свою трапезу, теперь неуютно ворочается в желудке, когда я смотрю в зрительный зал.
Муньяни улыбается.
– Они готовы вас слушать, – шепчет она.
Я нажимаю крохотный рычажок, которым управляется моя новая электрическая коляска, и скольжу к центру сцены. Как и предсказывала профессор Алант, эта коляска сделала меня гораздо более независимым. Сейчас, за месяц до моего 28-го дня рождения, я наконец впервые могу сам решать, куда мне отправиться и когда. Теперь я волен выехать из комнаты, когда пожелаю (например, потому, что мне наскучила телепрограмма); и если захочу исследовать улицы, окружающие дом, где мои родители живут с тех пор, как я был ребенком, то смогу это сделать.
Я получил это кресло-коляску после того, как опубликовал открытое письмо на веб-сайте, на который был подписан, с просьбой делиться любыми идеями и предложениями по приобретению такого устройства, поскольку знал, что полную его стоимость родители не смогут себе позволить. За последние несколько месяцев у меня появились друзья в таких странах, как Англия и Австралия, я вступил в интернет-группы и познакомился с другими людьми, принадлежащими к сообществу ААК. Понимать, что теперь у меня есть множество друзей в разных странах, непривычно, но приятно. Знакомство с людьми через Интернет создает ощущение освобождения. Я исследую мир, и люди, с которыми я знакомлюсь, не видят моего кресла: они знают лишь меня самого.
Однако я не представлял себе всего могущества Интернета до тех пор, пока мое письмо не прочел один человек из Канады, у которого был родственник, живущий недалеко от меня в Южной Африке. Вскоре он связался со мной и сообщил, что группа движения «Круглый стол», участником которой он является, хочет купить мне новое кресло-коляску, потратив на нее часть тех денег, которые они собрали на благотворительность. Невозможно описать словами, как я благодарен за эту возможность, хотя и не уверен, что все окружающие столь же довольны моим новым приобретением, как я сам.
Как это интересно – впервые в жизни контролировать свои передвижения! И я предавался исследованиям со всей страстью малыша, который учится самостоятельно ходить. Я врезался в двери, падал с тротуаров, отдавливал ноги зазевавшимся прохожим, упиваясь своей новообретенной свободой.
Я стал более независимым и в других отношениях. Моя коллега Китти, специалист по гигиене труда, проработала со мной мельчайшие детали, которые облегчили мою жизнь на работе. Теперь на двери моего кабинета появилась новая дверная ручка, и я могу открывать ее без посторонней помощи. Кроме того, я начал носить браслеты-утяжелители на запястьях, стараясь укрепить мышцы и стабилизировать дрожь в руках. Я упрочил свое знакомство с питьевым йогуртом, и теперь нет нужды кому-то кормить меня в обеденный перерыв, и я стараюсь не просить сделать мне чаю или кофе, если кто-нибудь сам не предложит, поскольку я полон решимости не обременять никого из коллег. Что касается одежды, то теперь я ношу рубашку с галстуком. Надеюсь, вскоре у меня появится мой первый костюм.
Жизнь моя меняется во многих отношениях, но, пожалуй, самое страшное в ней – публичные выступления. Я вновь обвожу взглядом аудиторию и заставляю себя сделать глубокий вдох. Руки мои дрожат, и я усилием воли заставляю их слушаться, управляя ноутбуком. Медленно поворачивая голову влево, я направляю инфракрасный луч головной мыши на экран и щелкаю одним из переключателей.
– Я хотел бы, чтобы все вы на минуту остановились и всерьез задумались о том, каково это – не иметь голоса или каких-либо средств коммуникации, – говорит мой компьютерный голос. – Вы никогда не смогли бы попросить: «Передайте, пожалуйста, соль», – или сказать другому человеку что-то очень важное, например «я тебя люблю». Невозможно никому сообщить, что вам неудобно, холодно или больно.
Когда я впервые осознал то, что случилось со мной, мне пришлось пройти через сложный период, во время которого я был готов искусать себя от отчаяния и разочарованности той жизнью, в которой невольно оказался. А потом я просто сдался. Я стал абсолютно и полностью пассивным…