родственники еще месяц назад, и повалилась на спину. Она отчаянно пыталась почесать ее всю разом об жесткую рельефную кору. Шерсть сыпалась из-под нее и, подхваченная ветром, уплывала вдаль.
Забрав свое, зуд отступил. Ми-Кель несчастно оглядела свои плечи. Линька закончилась, и теперь она изучала свою новую, легкую и короткую как пушок шерсть. Она блестела и сладко пахла, почти не ощущалась на коже, но Ми-Кель чувствовала себя как никогда незащищенной и какой-то… скользкой. Такую наготу ничем нельзя было прикрыть.
Чтобы успокоиться и хоть на что-то отвлечься, Ми-Кель содрала с ближайшего сука горсть розовых цветов и затолкала в рот. Она пережевывала их, пока от вязкой массы во рту не замутило. Девушка выплюнула горький липкий ком и меланхолично укрепила им стенку давно готового гнезда. За время линьки она сжевала столько цветов, что хватило на жилье.
Уши резанул долетевший до нее снисходительный смех родителей. Глаза Ми-Кель увлажнились. Если бы только мог весь мир разом оставить ее в покое!
Она уткнулась лицом в ладони и залилась слезами.
Отец тем временем несдержанно поцеловал супругу в шею, осторожно, чтобы не задеть бивнями, и крепче обнял за талию. Мать перехватила его взгляд.
– Думаю, нам уже пора, – сказал он и погладил ее под грудью.
– Но Ми-Кель…
– Не мучай меня. – Отец провел пальцами по внутренней стороне бедра самки и сорвал коварный смешок. – Ты ведь знаешь, что будет лучше ее сейчас оставить. Давно пора…
– Исчезните, сделайте милость! – взвизгнула Ми-Кель. Она жгла их взглядом, полным бессильной ненависти.
Родители переглянулись между собой. Их мнимое понимание еще больше выводило Ми-Кель из себя. Знают, мол, сами были молодыми. Вот только ничего они на самом деле не понимают.
Ми-Кель вновь захлебнулась рыданиями.
– Ладно. – Отец поднялся на ноги с матерью на руках. – Не плачь, родная. Он обязательно придет.
– Никого не пущу на древо! И не надейтесь! – вопила она и стучала кулаками по коленям. Кто только дал им право думать, что они хоть что-то знают о ее настоящих нуждах?
Мать и отец бросили последний взгляд на рыдающую Ми-Кель, улыбнулись друг другу и скрылись в гнезде. Ми-Кель продолжала громко плакать. То ли потому, что в самом деле была безутешна, то ли кому-то на зло.
***
На Плодородную долину опустился вечер.
Ми-Кель давно замолчала. Она мрачно глядела вниз и обнимала колени. Родственники разбрелись по гнездам, на соседних древах тоже никого не было видно. Кончики ее длинных ресниц уже начинали мерцать мягким зеленым свечением, в тон к огонькам сотней притаившихся меж цветов светлячков.
Несколько раз мимо древа Ми-Кель пробегали те самые молодые йакиты, о которых рассказывали родители. Они не были такими же матерыми, как отец, но их габариты все же заставляли ее отступать в листву погуще. У некоторых Ми-Кель подмечала еще свежие раны, но только мельком, потому что припадала к ветви всякий раз, когда те приближались. Но юноши пробегали мимо и высматривали кого-то другого. Тогда Ми-Кель гордо выпрямлялась и провожала беглеца презрительным взглядом. Правильно. Пусть идет. А через три дня родители выйдут из гнезда и застанут ее в одиночестве. Она в сердцах крикнет: «А я говорила!» и злорадно рассмеется в их озабоченные лица.
Третий, четвертый и наконец пятый обогнули ее древо стороной. Вечер сменился ночью. Ми-Кель ползала взад и вперед, от гнезда, в котором жила отдельно уже некоторое время, до ствола и обратно. От чего-то на душе у нее было паршиво. Самое время лечь спать и забыться, вот только Ми-Кель не надеялась так скоро уснуть.
Заскучав, она потянулась к персику и сорвала его с ветки. Жевать цветы больше не тянуло: с последним выпавшим волоском на место злости и раздражению пришла опустошенность. Она вонзила зубы в податливую кожицу и стала сосредоточенно заедать грусть.
***
Дыхание Ти-Цэ перехватывало от нетерпения. Полдня назад редкий ветер принес ему клочки шерсти с самым необыкновенным запахом из всех, что ему доводилось чуять. Как одержимый он спешил найти источник сводящего с ума аромата. Он бросался с одной тропы на другую, скакал по деревьям, лианам, и рвался вперед. Его выворачивало наизнанку от одной мысли о том, что где-то здесь, почти под самым носом, томилась ожиданием девушка, страдала от нетерпения, как Ти-Цэ, но не могла сдвинуться с места и была вынуждена его так долго ждать.
Но вот наконец, аккурат к наступлению ночи, он ее нашел.
Ти-Цэ крадучись приближался к древу семьи, частью которой уже сейчас намеревался стать. Усталость от целого дня поисков сняло как рукой, стоило ему увидеть ту, которая была ему предначертана.
Глаза пересохли: он не моргал, потому как боялся, что чуткие девичьи уши услышат движение его век. Он подходил все ближе, уже почти показался из укрытия, не сводя с нее влюбленный взгляд. Чувства Ти-Цэ обострились настолько, что он мог буквально ощущать вкус персика, который гулял по ее пищеводу. Он следил за тем, как самка ловко разгрызает персиковую кость, как посасывает острую крошку. Какие у нее, должно быть, сильные зубы…
Ти-Цэ неосторожно поставил ногу в особенно вязкий участок земли. Девушка вздрогнула от едва слышного всхлипа почвы.
Она повернулась. Ее огромные глаза отразили в себе свет встревоженных шорохом светлячков, а затем нашли вышагнувшего из зарослей самца. Пах Ти-Цэ накрыло невыносимым жжением и зудом. Он встряхнулся от прокатившейся по телу дрожи. Девушка прильнула к ветке, спрятала лицо в пышно растущих цветах и слилась с окружением. Может камуфляж и сработал бы, но, к ужасу Ми-Кель, Ти-Цэ ее уже заметил. И отменно чуял.
Ти-Цэ улыбался от уха до уха. Он расслабил хвост, который до этого плотно обнимал его бедра восьмеркой. Обнаженный йакит нетерпеливо завилял длинным, тонким и гибким как змея хвостом и издал призывный рык полной готовности.
На лице самки отразилась настоящая паника. Ми-Кель попятилась еще глубже в заросли. Она отчаянно искала пути отступления, хоть одно место, где могла бы скрыться от пожирающих глаз. Ми-Кель еще туже стиснула на бедрах собственный хвост, красноречиво дав понять, что предложением не соблазнилась.
Но Ти-Цэ отказов не принимал. Он знал, что расположить ее к себе издали не получится: надо каким-то образом заставить ее полной грудью вдохнуть его запах. У Ти-Цэ было всего два варианта: подняться к ней или спустить к себе. И долго обдумывать план действий у него настроения не было.
Ти-Цэ вприпрыжку подошел к древу вплотную и ухватился за одну из свисающих до земли сучьев-лиан. Испуг в лице Ми-Кель с комичной скоростью сменился яростью. Она бросила поиски убежища и предупреждающе зарычала. Ти-Цэ ответил все той же глуповатой улыбкой. Он запрыгнул на гибкий сук и на одних руках полез вверх, красуясь мышцами.
Ми-Кель взвыла. Она затравленно смотрела, как дерзкий чужак подбирается к