место на свете, но только здесь я могла отмыться добела.
Однажды, когда Бейлу вернулась с работы, я почувствовала запах бензина.
– Бейлу! – сказала я, когда она подошла ко мне. Запах был так силен, что я почувствовала бы его за милю.
– Что?
– От тебя пахнет бензином!
Она пожала плечами.
– На фабрике мы работаем с бензином.
– Но почему от тебя стало пахнуть так сильно?
Она опустила взгляд на ноги. Я посмотрела туда же. Длинные, узловатые ноги ее были обернуты тряпками, смоченными в масле.
– Так мне теплее.
Лето подходило к концу. Мы чувствовали это, потому что ночи стали холоднее. Бейлу была такой худой, что не могла согреться.
– Дай их мне, я постираю.
– Я не хочу их потерять.
– Я верну их тебе, просто дай мне.
– Нет, – категорически отказалась она.
Я усадила ее на пол и размотала тряпки. Бейлу напряглась, но не возражала. В детстве я устраивала в нашем городе танцевальные представления. Маленьких девочек я одевала в обрезки тканей со склада. Ноги их я обматывала мягкими, яркими полосами ткани – не жесткими, грязными тряпками, с которых сочилось легковоспламеняемое масло.
– Бейлу, сегодня я выстираю это для тебя и отдам утром. Ты меня слышишь?
– Отдай!
– Честное слово, отдам.
Бейлу тоскливо посмотрела на свои тряпки.
Ночью я выскользнула из барака, стараясь не шуметь. На улице я дождалась, когда белые лучи удалятся на достаточное расстояние. Я осторожно пробралась по пустому лагерю до здания с туалетами. Вокруг никого не было, только одинокий охранник с фонариком и лучи прожекторов над головой.
Я добралась до здания и вздохнула с облегчением. Сначала я выстирала тряпки Бейлу, потом вымылась сама. Тряпки стали совершенно чистыми. На следующее утро до поверки я усадила ее и снова замотала ей ноги. Чистые тряпки вызвали у нее восхищение.
– На них нет масла, – изумленно пробормотала она.
– Поняла? Я забочусь о тебе.
– Я знаю…
И мы вместе отправились на поверку.
Глава 22
Он создал сердца всех их и вникает во все дела их.
Псалтирь 32:15
Красна. 1936. Мне десять лет.
На реке лед потрескался, а потом растаял. С гор с веселым журчанием потекли холодные ручьи. Восхитительно! И вместе с весной в наш город прибыл цирк. В школе только об этом и говорили.
– У них есть слоны и тигры! Огромные! – твердила Река. – Слоны высоко поднимают огромные ноги, но наездница не падает! А еще там выступают гимнасты на трапеции! Они умеют летать!
– Летать? Как это возможно? – удивилась я.
– Они стоят на маленькой платформе на высоком шесте – выше второго этажа! Держатся за трапецию, а потом прыгают, делают сальто в воздухе – и гимнаст на другой трапеции ловит их, не давая упасть!
У меня голова закружилась от одной только мысли о подобном!
– Расскажи ей про жонглера! – сказала Ханна.
– О! Жонглер стоял посреди ринга, но жонглировал не шариками, а огромными, острыми ножами!
Я ахнула!
– А потом ножи подожгли! – добавила Ханна. – Во время его выступления они просто запылали!
– А потом он их съел! – воскликнула Река. – Девушки ходили по высоко натянутой проволоке. Тоненькой-тоненькой, тоньше пряди волос. Все затаили дыхание: если бы девушка упала, то разбилась бы насмерть. Но она прошла весь путь!
– Такое надо обязательно увидеть! – сказала я.
– А больше всего тебе понравятся танцы, – сказала Река. – Там так красиво танцевали.
– Вряд ли еврейским девочкам можно ходить в цирк, – с сомнением сказала Ханна.
– Точно! Ни одной еврейской девочки из нашей школы там не было.
Я знала, что она права. Еврейские девочки не могут ходить в цирк. И все же мысль эта запала в душу, и я уже не могла думать ни о чем – мечтала увидеть цирковое представление. Думала про цирк на уроке арифметики, думала, когда мыла посуду, думала, когда просыпалась на следующее утро и когда вечером ложилась спать. Мне необходимо туда попасть!
Маму можно было и не спрашивать. Достаточно представить, как сурово она на меня посмотрит. Но забыть про цирк невозможно. И тогда, улучив момент, я отправилась к зэйде. Когда вошла в дом, он сидел за столом.
– Рози, чему обязан?
Я села рядом с ним.
– Зэйде, мне нужно с тобой поговорить.
Я принялась болтать ногами.
– О чем угодно, моя Рози.
– Понимаю, что не должна этого хотеть, но мне очень, очень хочется.
– Так часто бывает, – улыбнулся он.
Собравшись с духом, я выпалила:
– Зэйде, в город приехал цирк, и мне очень, очень хочется пойти.
Он посмотрел на меня, и поначалу мне показалось, что он сердится. Желание быть хорошей и мечта увидеть танцы в ярких костюмах рвали мою душу. Я смотрела на зэйде с замиранием сердца. Он медленно улыбнулся, прекрасно понимая ту борьбу, что идет сейчас в моей душе, затем достал из кармана несколько банкнот.
– Этого хватит на билет, – сказал он, вкладывая деньги мне в ладонь.
– Ты такая хорошая девочка, моя Рози. Повеселись, мамале.
Я изо всех сил обняла его, а он обнял меня и погладил по голове. Как хорошо, что он целиком и полностью меня понимает!
В цирке смотрела представление от начала до конца. Постаралась запомнить танцы, чтобы повторить дома. Мне понравилась девушка, которая ходила по канату, и воздушные гимнасты. Но было жалко бедных животных, хотя выступали они смешно. А от выступления укротителя львов стало совсем грустно. Вернувшись домой, я принялась повторять цирковые танцы – прыгала и кружилась во дворе.
– Почему зэйде позволил тебе пойти в цирк, а мне нет? – возмущалась Лия.
– Ты не просила, – я закружилась вокруг нее.
Лия показала мне язык.
Я запела громче и попыталась вовлечь сестру в танец.
– Мне нужно уроки делать, – буркнула она.
– Ну и ладно, – отмахнулась я и продолжила танцевать.
И тут я поняла, как порадовать Лию.
– Лия, – сказала я. – Давай устроим собственный цирк. Только с танцами.
Она повернулась ко мне.
– И как мы это сделаем?
– Я покажу. Пошли со мной.
Я привела ее к дому Раисы Фишман. Отец ее торговал яйцами, и возле его дома всегда стояли деревянные ящики. Я постучала.
– Здравствуйте, Рози и Лия, – сказала мама Раисы.
– Здравствуйте, госпожа Фишман. А Раиса дома?
– Раиса! Твои подружки пришли! – крикнула госпожа Фишман.
Вышла Раиса.
– Привет! – сказал она. – Мама, я пойду погулять?
Мы вышли во двор.
– Итак, Раиса и Лия, – сказала я. – У меня есть план! Хотите участвовать в нашем собственном цирке?
– Конечно! – воскликнули они хором.
– Но ты