я забралась на полку. Они быстро улеглись и подтянули колени к груди.
– Не бойся, вытягивай ноги, – сказала моя подруга. – Мы все поворачиваемся одновременно.
– Я и раньше всегда так спала, – сказала девушка, пальцы ног которой находились совсем рядом с моими глазами. – Мне так удобно.
Девушка слева, прежде чем лечь, погладила меня по голове, и мне стало безумно больно. Раньше я всегда спала с Лией. Даже в этом жутком, страшном и тесном месте мне посчастливилось делить постель с этими добрыми девушками. С этой утешительной мыслью я провалилась в голодный сон.
Глава 18
Ибо не навсегда забыт будет нищий,
и надежда бедных не до конца погибнет.
Псалтирь 9:18
Красна. 1937. Мне 11 лет.
Накануне дня святого Николая учительница Думитру вызвала меня после уроков. Я стояла возле ее большого деревянного стола, заложив руки за спину, и ждала, что она скажет.
– Школьный комитет собрал праздничные подарки для некоторых семей, – сказала она.
С широкой улыбкой учительница порылась под столом, достала пакет из коричневой бумаги и вручила его мне.
– Спасибо, – поблагодарила я, принимая пакет.
На выходе из холодного здания школы уже ждала Лия. Она тоже держала в руках пакет. Когда мы пришли домой, мама пакеты распечатала. Внутри лежали отрезы синего бархата.
– О, как красиво! – сказала мама, поглаживая пальцами мягкую ткань.
Бархат мерцал и переливался под ее руками, но он не казался мне красивым. Я знала, что это благотворительность, и не хотела принимать милостыню. Иногда в наш город приходили нищие. Когда они приходили к нам, мама всегда приглашала их что-нибудь выпить и всегда давала им деньги. Однажды она услышала, как соседка говорит: «Не ходите туда, там живет вдова, у нее нет денег». Мама страшно разозлилась! Она выскочила из дома, побежала за нищим и сунула ему деньги.
– Никто не может лишить меня возможности творить милостыню, – сказала она.
Но сейчас она явно была не против. Лия сшила нам платья – очень красивые. Но при одном взгляде на них меня начинало мутить. Мама повесила платья в наш шкаф.
– Завтра можете надеть свои новые платья, – сказала она.
Когда мама ушла, я сказала Лии:
– Ты сшила чудесные платья, но я их ненавижу. Это милостыня.
Лия пожала плечами.
– А мне они очень нравятся.
Она просто не поняла меня.
На следующее утро я надела платье и пошла на кухню.
– Очень красиво, – похвалила мама, когда я вошла.
Мне показалось, что меня поставили у позорного столба.
– Лучше бы оно сгорело! – сказала я Лии так, чтобы мама не слышала.
Через несколько дней мама послала меня к господину Балану за молоком. Я продрогла до костей и, вернувшись, устроилась перед плитой, чтобы согреться. И вдруг я почувствовала что-то странное.
– Ты горишь! Ты горишь! – завизжала Лия.
– Ой! Я горю!
Я выбежала из дома и кинулась ничком на землю. Огонь с шипением погас. Я перекатилась на спину. Выскочившая за мной Лия помогла мне подняться. Мы изумленно смотрели друг на друга.
– Похоже, мне нужно лучше следить за своими словами, – пробормотала я.
– Думаешь? – изумленно ахнула Лия.
Мы озадаченно смотрели друг на друга, а потом расхохотались. На моем платье образовалась огромная дыра прямо на животе. Платье, в буквальном смысле, сгорело.
После этого приключения, когда мы уже заканчивали ужин, а я нежилась в своем старом платье, раздался стук в дверь.
– Зэйде! – воскликнула я.
Он обнял нас и сел к столу.
Сделав большой глоток чая, он сказал:
– Я тут подумал… Может быть, кто-то из вас хочет составить компанию нам с буббэ сегодня вечером?
– Я хочу! Мама, можно? Ну пожалуйста!
Я чуть не запрыгала от восторга. Мама улыбнулась.
– Ну пожалуйста, пожалуйста! В прошлый раз ходила Лия!
Лия не стала спорить. Ходить к зэйде и буббэ она любила не так, как я. И она будет рада спать в одиночку.
– Ну хорошо, – согласилась мама. – Но не забудь сделать уроки!
– Конечно, мы не забудем, – сказал зэйде, подмигивая мне. Иногда мы так увлекались играми, что до уроков дело не доходило.
– Да!!!
Я побежала за своим портфелем. Мама вручила мне белье, пижаму и чулки.
Рука об руку мы вышли из дома и зашагали по холодному двору. Где-то вдали выли волки. Деревья желали нам доброй ночи, рядом журчал ручей. Я всегда любила ночь – мне казалось, я становлюсь частью некоего тайного мира. В эту ночь город казался пустым, словно мы остались единственными людьми во всем мире.
– Рози! – улыбнулся мне дед.
– Зэйде! – улыбнулась я, размахивая руками.
– Знаешь, что я очень горжусь тобой?
– Правда? Мной?
– Да, тобой! Ты рождена для великих дел, детка!
Я буквально раздулась от гордости.
– Но я не сделала ничего особенного.
– Ты сама особенная, – он обнял меня за плечи и притянул к себе. – Я очень горжусь быть твоим зэйде.
Я страшно обрадовалась, щеки у меня запылали, губы сами собой растянулись в широкую улыбку.
– Я люблю тебя, зэйде.
– Я тоже тебя люблю, Рози.
Мы дошли до дома и принялись перескакивать через ступеньки, как делали всегда. Буббэ ждала нас на кухне.
– Я знала, что захочет прийти она!
Словно меня нужно было уговаривать!
– Ты не представляешь, как нам повезло!
– Как дела у Хаи Нехи?
– Все хорошо, слава Богу.
– День за днем, – грустно сказала буббэ.
– День за днем, – ответил зэйде.
Буббэ не была моей настоящей бабушкой – та умерла еще до моего рождения, и эта буббэ стала моей бабушкой вместо нее. Она, конечно, хорошая, но не такая, как зэйде. Иногда я смотрела на нее, качала головой и думала: «Как мой зэйде мог жениться на такой женщине?»
Зэйде сел за стол, достал из кармана какую-то бумагу, положил на стол и разгладил. Я села рядом, помогла выложить табак на бумажку и кончиками пальцев скрутила в тугую сигарету.
– Ты – отличная табачница, – похвалил меня он. – Кто тебя научил?
– Ты!! Ты меня научил!!!
– Я? Надо же! Значит, я хороший учитель!
Мы расхохотались.
Когда пришло время ложиться спать, буббэ сказала, что я могу спать с ней. Я умылась и надела ночную рубашку. Зэйде еще что-то читал в столовой. Я подошла поцеловать его перед сном. Он поцеловал меня в макушку и продолжил читать. Сильным и приятным голосом он пел:
– Амар Абая…[32]
Голос его согревал весь дом. В мире не было звука приятнее и роднее. Я залезла в кровать буббэ и зарылась в простыни