так и не рассказала, как мы это сделаем, – сказала Лия.
– Мы возьмем ящики! И сделаем сцену.
– Хорошая мысль! – одобрила Раиса.
– Можешь спросить у папы?
– Обязательно, как только он вернется домой.
– А ты, Лия, поможешь нам сделать костюмы. Мы научим танцевать всех наших подруг и устроим представление для всего города.
– Наш собственный цирк! – захлопала в ладоши Лия.
Отец Раисы позволил нам взять ящики. Мы притащили их в наш двор и построили сцену. А потом мы собрали всех наших подружек, и я стала учить их танцевать. Накануне выступления мы прошли по всему городу и всех пригласили. Мы поставили во дворе скамейки и стулья. Лия сшила чудесные костюмы из обрезков ткани, напоминавших цветную бумагу. Юбки были короткими, поэтому я обмотала ноги девочек тканевыми лентами – как трико. Зрителей собралось очень много. Они смотрели, а мы выступали для них. Когда мы закончили, зрители вскочили на ноги и принялись хлопать.
Мы выступали несколько недель, а потом нам надоело, и вскоре мы об этой затее забыли. Наступило лето, и цирк отправился в другой город. Я забыла о жгучем желании увидеть представление, забыла о слонах и шпагоглотателе, девушках-танцовщицах. Но я на всю жизнь запомнила доброту своего зэйде.
Глава 23
Господь сохранит его и сбережет ему жизнь;
блажен будет он на земле.
И Ты не отдашь его на волю врагов его.
Псалтирь 40:3
Освенцим. Сентябрь 1944.
По утрам и вечерам становилось все холоднее. В лагере не было ни деревьев, ни травы, и я не знала точно, но полагала, что летняя жара осталась позади. Выходя на поверку, мы дрожали от холода, но старались стоять неподвижно, чтобы нас не отбраковали. С каждым днем девушки таяли на глазах. Я больше не узнавала Лию. Ее красивые миндалевидные глаза выпучились, тело стало костлявым и угловатым, скулы торчали. Под платьем я угадывала очертания костей таза, а бедра стали напоминать ножницы. Ханка тоже превратилась в скелет. А раньше она была такой красивой! Помню, как ревновала к ней Давида после обручения. Она никогда не была худой, у нее были пышные бедра и румяные щечки. Она была полна жизни. А сейчас Ханка высохла на глазах. Наверное, и со мной произошло то же самое. Я пыталась понять, как такое могло с нами случиться, но мозг мой был слишком голоден, чтобы думать о чем-либо. Я думала только о маме, о том, что скажу ей, когда вернусь домой и мы снова встретимся.
Однажды Эйди сказала нам, что грядет отбор.
– Они будут выявлять больных и отправлять их в лазарет для лечения.
– Я бы хотела попасть в лазарет, – шепнула мне Бейлу. – Работы там наверняка будет меньше.
– Кто знает, что они задумали, – усомнилась Ханка.
– Хуже, чем здесь, быть не может, – сказала Лия.
– Или может, – добавила я.
– На поверку! – скомандовала Эйди.
Мы вышли и построились. Бейлу стояла рядом со мной. Казалось, ветер вот-вот унесет ее с плаца.
– За мной, ленивые свиньи! – закричала эсэсовка с широким лицом и маленькими голубыми глазками.
Светлые волосы ее были собраны в низкий хвост. Она шагала так быстро, как позволяла ей узкая шерстяная юбка. Мы последовали за ней на поле.
Там мы увидели мужчин в полосатых костюмах. Лица у них были желтые, а головы бритые, как у нас.
– Построиться! Я сказала, построиться!
Мы выстроились в шеренгу.
– Снять одежду! Немедленно!
Мужчины стояли и смотрели на нас, заложив руки за спину.
– Раздеться, я сказала!
Эсэсовка подошла к первой девушке в шеренге, та уже начала медленно раздеваться. Но от удара дубинкой в висок рухнула на землю.
– Вот что будет с каждой, кто не выполнит приказ достаточно быстро, – прошипела охранница.
Мы быстро сняли одежду и остались совершенно голыми – длинный ряд живых скелетов. Торчащие бедра, впалые животы, ребра можно пересчитать.
– Вам не о чем беспокоиться. Эти мужчины – врачи, они проверят состояние вашей кожи. Если у вас есть сыпь или какие-то признаки болезни, вас отправят в лазарет на лечение. – Эсэсовка сделала жест докторам. – Идите, осматривайте их.
Доктора подошли и начали осмотр. Они обходили вокруг каждой из нас, ощупывали спину, оттягивали кожу, искали признаки сыпи. Я знала, что у меня никакой сыпи нет. Я здорова. Постепенно на другой стороне поля сформировалась группа девушек. Они оделись и сидели или лежали на земле. Доктор подошел ко мне. Эсэсовка стояла поодаль, словно считая меня заразной. Доктор осмотрел меня, пощупал щеки, заставил открыть рот и посмотрел на язык. Потом он провел пальцами по моей спине и остановился на царапине. Я знала, что это не язва и не сыпь – просто царапина от деревянных досок нар.
– Она больна? – спросила эсэсовка.
«Пожалуйста, только не говори, что я больна», – мысленно твердила про себя я.
– Да, она больна, – сказал доктор.
Эсэсовка отодвинулась подальше и жестом отправила меня в сторону.
Я не двигалась.
– Ты его слышала. Иди туда!
Подбородок у нее трясся. Она тыкала пальцем туда, где стояли больные девушки. Лия, не шевелясь, стояла рядом со мной.
– Ты меня слышала!
Я не двигалась.
Лия слегка подтолкнула меня.
– Я не больна, – сказала я. – Это просто царапина.
– Пошла! Шагай!
Я не шевелилась.
Эсэсовка ударила доктора палкой.
– Заставь ее идти!
Доктор подхватил меня под мышки и потащил к больным.
Я стояла с девушками, которые действительно казались больными. У многих пожелтевшие лица и запавшие красные глаза.
– Я здесь по ошибке, – твердила я.
Они пожимали плечами.
– Кому есть дело, больны мы или нет, – сказала одна из девушек. – В лазарете будет больше еды.
– Может быть, и так, но я не больна, и мне здесь не место. И никто не убедит меня в обратном.
С этими словами я перебежала на другую сторону и встала рядом с Лией.
– Рози! Что ты делаешь?
Эсэсовка вернулась. Я отвела глаза, но она меня узнала.
– Что ты здесь делаешь?! – взвизгнула она. – Ты! – она ткнула пальцем в доктора. – Отведи ее обратно!
– Я не больна!
– Доктор сказал, что ты больна, значит, ты больна!
Эсэсовка больно ударила меня дубинкой по плечу. Я упала. Лия закричала. Дубинка обрушилась на мой живот. У меня перехватило дух.
– Отведи ее на другую сторону!
Доктор подхватил меня под мышки и потащил на другую сторону. Я лягалась и пиналась. Как только он меня отпустил, я побежала к Лии. Рядом с ней я простояла не больше минуты,