я узнал в комендатуре, что ты остановился в городе в доме по адресу: 2-й Садовый переулок, 12. Этот адрес тебе порекомендовали там, потому что хозяйка Нина Матвеевна Серегина зарегистрирована в комендатуре как желающая сдавать комнату командированным офицерам.
— Ну, так и есть! — пожал плечами Гараев, напряженно глядя на Зыкова. — А в чем дело?
— Стоп, сначала вопросы задаю я! — остановил его Алексей. — Еще кто живет в этом доме, кроме Нины Матвеевны Серегиной?
— Никто. Ее муж погиб еще в сорок первом, дочь перед самой сдачей города фашистам успела эвакуироваться к родственнице в Саратов. Нина живет одна.
Зыков отметил себе, что Денис назвал женщину не хозяйкой, не по фамилии или по имени и отчеству. Он назвал ее просто Нина. Значит, с ней он целовался на рассвете у дверей, значит, с ней у него сложились близкие отношения. Ах, как нехорошо получается!
— Во сколько вчера ты вернулся в ее дом? Точное время?
— Если точно, то в три пятнадцать ночи, — не задумываясь, ответил Гараев, становясь все мрачнее и мрачнее.
— Серегина была уже дома?
— Да, была. У нее дежурство в госпитале до двадцати часов.
— Бывают срочные дела, которые заставляют ее задерживаться на работе?
— Разумеется, как и у всех в военное время. Это все?
— Денис, у тебя любовные отношения с Серегиной?
— А вот это уже к моей службе никакого отношения не имеет! — начал злиться Гараев. — Если вас интересует мой моральный облик, то он в норме. Я хочу на ней жениться. Она порядочная женщина, вдова военного моряка, у нее дочь есть, и я ее удочерю. Смерш против? Я что-то вот этого не пойму. Вам какое дело, товарищ старший лейтенант? Она не подозреваемая, не ваша сотрудница, да и я не ваш подчиненный, я вам рапорт о намерении жениться писать не должен.
— Она подозреваемая, Денис, — спокойно ответил Зыков и, встав со стула, отнес его к своему столу.
— Что? — Гараев вытаращил на Алексея глаза и остался сидеть, подавшись всем телом вперед и не сводя глаза с оперативника.
— Что слышал, — буркнул Зыков. — Она подозреваемая. Тем более что у тебя с ней доверительные отношения. Это не может беспокоить меня как офицера Смерша, который проводит сложную операцию по противодействию работе вражеской диверсионной группы в Новороссийске.
— Рассказывай, с каких пор Серегина стала подозреваемой и какие для этого у тебя появились основания. Рассказывай, или я не уйду из этой комнаты, пока не услышу вразумительного ответа. Хоть под трибунал, хоть в штрафбат, но я не уйду добровольно. Говори, Алексей!
— Гражданка Серегина ведет двойную жизнь, Денис, — заговорил Алексей. — Да, она вчера задержалась в госпитале, но оттуда она ушла в двенадцать часов ночи. Где она была, мы пока не установили, но в два часа ночи она шла по ночной улице с подозрительным свертком. Она оглядывалась по сторонам и с неизвестными целями заходила на несколько минут в развалины. Потом она пришла домой.
— Я не знаю, где Нина была с двенадцати до двух ночи. Я думаю, что следует ее саму спросить об этом. Но я догадываюсь, что она выменяла у кого-то из женщин на еду или продуктовые карточки красивое шелковое нижнее белье. Это не запрещено законом военного времени. За исключением того, что она шла ночью без ночного пропуска. А в развалины зайти может любой человек, прости за пикантную подробность, по нужде. Но мы с тобой не будем это обсуждать. Мы мужчины и офицеры, а она женщина и вдова офицера. Надеюсь, на этом все подозрения закончились?
— Нет, на этом они продолжаются с новой силой. То, о чем я тебя спрашивал, это второстепенные подозрения, а самое главное впереди. Зачем сегодня утром после того, как проводила тебя на службу, Серегина с каким-то узелком отправилась в горы? Я шел за ней, Денис, до самой окраины, но она подсела на двуконную повозку к кому-то неизвестному и оторвалась от преследования. Тебе известны цели ее поездки в горы? Ты знал о ее намерениях утром?
— Нет, не знал, — медленно проговорил Гараев, опустив голову. — Но я знаю, что следует задать вопросы самой Нине, и мы получим от нее все ответы на эти вопросы. Это так сложно?
— Это не сложно, Денис, но не будь наивным! — резко сказал Алексей. — А если подозрения подтвердятся? Нельзя задавать вопросы сразу в лоб. Бывают такие ситуации в работе контрразведки, когда вопросы задавать рано, когда информацию следует получать оперативным путем. Вся разница в том, что ты веришь Серегиной, у тебя есть основания ей верить, а точнее, у тебя нет оснований ей не верить. А у меня такие основания есть. Я ее не знал до того момента, когда она сама попалась мне на глаза благодаря своему подозрительному поведению. К сожалению, я узнал, что она хозяйка дома, в котором ты остановился, и что у тебя с ней личные отношения. Все это всплыло сразу и за время менее суток. Вот так-то вот, Денис!
— Черт бы тебя побрал и всю вашу контрразведку, — тихо выругался Гараев, опустив голову. — Насколько проще на фронте. Ты здесь — враг там. Ты стреляешь туда и, значит, во врага, а он в тебя оттуда. А рядом только те, с кем ешь из одного котелка и с кем плечом к плечу сражаешься. А у вас тут… Нельзя доверять даже тому, кого любишь…
— Если любишь, то ты доверяешь, — неожиданно для себя ответил Алексей. — Какая же это любовь, если ты не веришь человеку?
— Да ты же сам меня в это дерьмо носом сунул! — вспылил снайпер.
— Нет, это твое сознание сопротивляется с непривычки, — покачал головой Зыков и продолжил говорить с терпеливыми нотками, как говорят с детьми. — А ты переступи через это. Нина для тебя все, ты ее любишь, и она тебя. Так верьте друг другу. Разобраться надо, очистить свое сознание от подозрений. А вдруг она в беде и ей нужна твоя помощь? Да кто, как не ты, Денис, кинется с головой, не думая ни о чем, спасать свою любимую?
— И что мне делать? — непонимающе посмотрел на оперативника Гараев.
— Да чего же проще? Спрашивать нельзя, потому что, если женщина в беде, она может дров наломать, чтобы и себя, и тебя спасти. Или ради тебя себя в жертву принести. А мы с тобой мужчины, офицеры. Мы должны узнать, куда и зачем она ходит. Если все хорошо, то помочь надо, если все плохо, то тем более нам нужно вмешаться.
За окном с ревом проехала машина, потом