женщина вышла к нескольким домам за дорогой, которые не пострадали в результате боев. Там были тенистые старые сады, много яблок. Игорь не бывал в этой части города, но знал, что дорога ведет к вокзалу и в другую сторону — на выезд из города. Интуиция подсказывала, что женщина достигла цели. Она еще раз обернулась и торопливо подошла к одному из домов, просунула руку в калитку и открыла ее. Сделал она это так, что сразу понятно, что она умеет открывать этот запор и делала это сотни и тысячи раз. Все, теперь запомнить приметы этого дома и завтра первым делом передать их Алексею. Зыков обрадуется. И он придумает, как обыскать развалины. Ведь зачем-то женщина в них заходила.
Денис Гараев устало опустился на траву между двумя большими камнями и снял с ремня фляжку. Да, подумал он, странное у него в этот раз задание. Он, снайпер, чуть ли не впервые обходится без своей винтовки, не лежит в засаде и разгадывает ходы немецкого снайпера или не выслеживает другую важную цель по другую сторону линии фронта. В этот раз перед ним стоит задача понять, а есть ли вообще снайпер. На работе ли снайпера что-то замыслили гитлеровцы в Новороссийске. Опросы местных жителей, связистов, почтальонов, милиционеров ничего не дали. Про чужаков, про незнакомых людей, подозрительных людей никто ничего не рассказывал. С одной стороны, возможно, здесь обратный эффект наступления мира для местных жителей. Они свято уверовали в окончание для них войны, войны в их доме, и теперь уже не видят никакой опасности. Хотя чаще реакция бывает обратная. Всюду еще мерещится враг, всюду мерещится опасность. Увы, так устроена человеческая психика.
Сегодня Гараев обследовал еще один большой участок предгорий. Поговорил с людьми, осмотрел многое в бинокль сверху и снизу. Однажды, правда, ему показалось, что он уловил отблеск солнца на стекле. Это могло оказаться и стеклом бинокля, и стеклом оптического прицела. Два часа он обходил подозрительное место, чтобы подобраться к нему сверху и сзади. Оказалось, что это разбитая бутылка из-под вина, которой уже, наверное, много лет. «Абрау-Дюрсо». Вообще-то вино «Абрау-Дюрсо» начали выпускать еще во второй половине 19 века, насколько помнил Гараев рассказ одного из старожилов.
Отдышавшись, снайпер достал блокнот, сделал в верхней части страницы пометку-ссылку на лист и квадрат топокарты и стал набрасывать чертеж особенных участков и участков подозрительных. Ориентиры, азимуты, расстояния. Пастухи в основном вот здесь. Здесь женщины из селения ходят за водой к реке, здесь стирают. Здесь дети рвут дикую алычу. Казалось бы, горы, а как мало необитаемых мест, совсем безлюдных. Если честно, то если захочешь в этих местах пройти незамеченным и если ты чужак, то шансов остаться незамеченным у тебя очень мало. Между прочим, хороший признак, решил для себя Гараев и поднялся.
Нина встретила его у калитки, когда уже смеркалось. Женщина удивлялась, что лейтенант уходит на службу не в своей обычной форме, а надевает тонкий свитер и кожаную коричневую летную куртку. А еще он берет не только пистолет, но и короткий автомат со складным прикладом. Она не расспрашивала, понимая, что это военная тайна. Она и мужа никогда не расспрашивала о его заданиях и его службе. Они офицеры, так положено!
Сегодня Гараев был грязным и мокрым. Прошел дождь, и он, промокший до нитки, соскочил с полуторки, остановившейся у ее дома. Нина встретила его у порога, заставила прямо там снять сапоги, куртку, поставила на печь ведро с водой. Денис вяло отнекивался, но послушно разделся до исподнего. Нина поставила ему посреди комнаты большую детскую ванночку, которую использовала для стирки, и ушла к себе. И только когда услышала довольное кряхтение мужчины и когда прекратился плеск воды, он вышла, усадила Дениса за стол, накрыв его плечи старым полушубком. Под ноги поставила таз с горячей водой и велела держать там ноги, чтобы прогреться и не заболеть. Она принесла из шкафчика остатки водки, подаренной Гараевым и недопитой в первый вечер. Налила ему полный стакан и заставила выпить.
Денис сидел разомлевший, разрумянившийся и аппетитно хрустел соленым огурцом, с благодарностью посматривая на женщину. Нина встала и молча ушла в комнату. Через несколько минут она вышла и положила рядом с лейтенантом стопку чистого нательного белья, видимо, оставшегося еще от ее мужа. Гараев посмотрел женщине в глаза, увидел, как там стали наворачиваться слезы, а потом встал, продолжая держать ноги в тазу с водой, притянул к себе Нину, сжав ее плечи, и зашептал ей в ухо:
— Милая, ты не думай ничего плохого про меня, я ведь чего хочу… Я хочу, чтобы вот так, всю жизнь вот так ждала бы меня, воду согревала, водки наливала…
— Так я еще налью, — с горечью в голосе ответила Нина. — Если надо тебе.
— Да не в ней дело, не в водке же, а в тебе, в том, что мужчине важно, чтобы его ждали, чтобы о нем переживали, заботились. Тогда ведь ничто не страшно, никакая война. Тогда ведь горы свернуть можно, любой вражине хребет переломить, чтобы только в доме были мир и порядок, чтобы жена с улыбкой ждала и дети мирно посапывали в кроватке да на печи.
— Своих небось деток-то хочешь, о своих речь ведешь?
— Да я твою удочерю, приму как свою, я же знаю, что она у тебя у матери в Саратове живет.
— Все ты обо мне знаешь, Денис, — тихо ответила женщина. — Когда успел только?
— Если хочешь, то все о человеке узнаешь, все о нем поймешь. Главное, желание чтобы было.
— А есть оно у тебя, желание это?
— Есть, Ниночек, есть, любимая. Ты только согласись моей женой стать, и тогда все будет: и счастье, и дом, и детки!
Они прошли через соседский сад, зная, что там точно нет собаки. Собак в поселке не осталось после прихода немцев. Каких-то фашисты перестреляли, какие-то сбежали подальше от войны, одичали. Немногие вернулись в свои дворы, да еще меньше нашли живыми своих хозяев.
Зыков присел на корточки у низкого забора, в котором не хватало нескольких досок, и поманил к себе учителя.
— Смотри, свет в окне горит. Лампа керосиновая. И из трубы дымок вьется. Завтрак готовит. Если ты говоришь, она пришла домой около двух часов ночи, значит, спалось ей всего часов пять. Интересно, там еще кто-то живет? Есть ли дети? Белье на веревке не сушится. Может, она не живет здесь? Может, в доме вообще никто не живет?
— Ну да! — Игорь указал рукой во двор. — Ты